Салли Грин - Тот, кто убьет
Как-то незаметно снова занимается рассвет. Раньше мне нравились утренние зори, но теперь каждая предвещает всего лишь еще один тягучий, зябкий день. Я только что вспомнил, что Иван начинал каждый свой день, дрожа от холода. Жаль, что у меня нет той книжки с собой. Знаю, что я все равно не смог бы сам ее прочитать, зато ее можно было бы держать в руках или засовывать под рубашку, поближе к груди.
Но одна книга у меня все-таки есть. Это алфавитный справочник, который я стащил, когда удирал из Лондона.
Отличная книга! Книга, которую даже я могу прочесть. Я смотрю на карты и все в них понимаю.
Я украл справочник, потому что знал — мне надо будет найти Боба, о котором рассказывала мне Мэри. Человека, который поможет мне найти Меркури.
И снова дождливо и пасмурно. Я смотрю телек и пью чай. То есть не то чтобы смотрю, просто он включен, а я пытаюсь анализировать звуки у себя в голове. Под черепом что-то шипит, точнее сказать я не могу. Звук не в ушах, он именно в голове, чуть впереди и справа.
Такое же шипение, только более громкое, вызывают в этом месте мобильные телефоны. Когда я жил у Селии, подобного шипения я не слышал. У нее не было мобильника. Но, когда появились Охотники, я услышал, как они шипят.
Здесь, в лесу, никто не шипит.
Только что принял душ. В ванной полно шампуня, мыла и всякой всячины. А еще там есть электробритва: настоящий кошмар, она просто отгрызает куски от моего подбородка, но я быстро заживляюсь, так что все равно ею пользуюсь.
Проверяю татуировку на шее. Никуда не делась.
Каждый день я осматриваю все свои татуировки, но они не меняются. Я содрал кожу на лодыжке и убедился, что мистер Уолленд был прав: татуировка появилась снова. Она даже просвечивала фосфоресцирующим синим сквозь корочку на ранке.
Я смотрю в зеркало и в свои глаза, и в глаза отца. Интересно, когда он смотрится в зеркало, догадывается ли он, что это и мои глаза? Я очень хочу увидеть отца — ненадолго, хоть когда-нибудь, всего-то один раз, поговорить с ним по-настоящему. Но, может быть, нам обоим будет лучше, если мы никогда не встретимся. Если он верит в то видение, значит, он не захочет встречаться со мной. Жаль, что я его не видел. Что в нем: я закалываю его Фэйрборном? Пронзаю ему сердце? Я хочу сказать моему отцу, что никогда бы этого не сделал. Не смог бы.
Мои глаза становятся совсем черными, треугольники пустоты в них почти неподвижны.
Я снова на кухне, сижу наедине с последним пакетиком чая.
Надо уходить. Надо найти Меркури и получить у нее три подарка. Времени осталось совсем мало. До моего дня рождения чуть больше двух месяцев.
А это значит, что мне придется пойти к Бобу, в то место, которое есть на карте. То есть вернуться к своей проблеме. К проблеме переулка.
Шагнув из двери здания Совета во двор, а потом очутившись в переулке, я побежал и мчался, не сбавляя темна, с приличной скоростью. Три-четыре минуты спустя я еще бежал, но все еще не в конце переулка. Ощущение было такое, как будто я бегу по конвейерной ленте, которая движется в обратную сторону и все время затягивает меня в здание Совета. Я был в панике, едва не визжал от страха, но бежать продолжал и все же добрался до того места, где переулок поворачивает. Я вцепился в угол дома так, что какая-то женщина, шедшая мимо, посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Тогда я вышел из-за угла, но продолжал держаться за стену — угол дома я выпустил из рук с невероятным трудом. Потому что знал, что мне предстояло сделать.
Так вот теперь я должен снова вернуться туда, повернуть за угол и войти в переулок. Боб, человек, которого мне надо увидеть, живет в Кобальтовом переулке. В том самом переулке.
Никита
Здание Совета находится слева от меня, через дорогу. Сначала я не был уверен в том, что это оно. Я ожидал увидеть готические шпили и частые переплеты на окнах, как внутри, но оно оказалось совсем другим. Снаружи это обычное офисное здание семидесятых годов: большое, прямоугольное, сложенное из темно-серых бетонных блоков, местами покрытых пятнами. Но переулок рядом с ним показывает, что это все же тот дом. А еще я обошел здание кругом и обнаружил тот самый вход, которым пользовались мы с бабушкой. Он с другой стороны, и к нему надо идти через небольшую сторожку, она все еще там. Это единственная старая часть здания, видимая снаружи.
Я долго стою в дверях и смотрю на здание. Сегодня солнечно, но эта сторона улицы в тени, тени добираются до середины фасадов зданий напротив. Все здание Совета — сплошные окна: большие и квадратные. Они расположены друг над другом рядами и отражают солнечный свет, отчего кажутся лоснящимися и черно-синими; а в нижних этажах, там, где тень, потрепанные вертикальные жалюзи раздвинуты, и на подоконниках видны чахлые растения в горшках. И ни малейшего движения внутри. Вид у здания нежилой и нелюдимый, типично офисный. При мне в него зашли лишь две женщины. Возможно, ведьмы, хотя их глаз я отсюда не разглядел.
По переулку не ходят люди, не ездят машины, не бегают собаки или кошки. Я говорил себе, что понаблюдаю за ним час-другой и все, но теперь ощущение у меня такое, будто дом следит за мной своими оконными глазами.
Меня всего трясет. С этим пора кончать, иначе можно сойти с ума.
Нет, не могу. Подошел совсем близко, но повернуть за угол не смог.
Но я это сделаю. Я должен это сделать.
Только не сейчас.
Ничего пока не происходит. Я надеялся, что тот парень, Боб, сам выйдет когда-нибудь в переулок, но он не появлялся.
Но ведь он должен же когда-нибудь выйти. Спрятаться и следить — это лучшее, что я могу сделать.
Может, у него выходной или он вообще в отпуске? Да кто его знает?
Ничего, прошел только один день. Всего одним днем меньше.
День второй.
Ладно. Вчера не вышло. Из переулка никто не выходил и никто туда не входил (включая меня). В здание Совета вошли и вышли из него несколько человек.
Но сегодня я с раннего утра на месте. Ночевал в другой подворотне в полумиле отсюда.
И вот уже успех. Несколько человек вошли в здание Совета, но, что важнее всего, по переулку проехал фургон. Фургон подъехал к воротам, они открылись, фургон въехал внутрь, ворота закрылись. С виду все совершенно нормально.
Но пешком по переулку никто не проходил. Я жду, когда покажется тот, кто мне нужен.
Все жду.
И жду.
Но люди все идут и идут мимо переулка, никто даже головы в его сторону не повернет, как будто его не существует вовсе. У поворота висит знак, означающий «тупик», в другом конце видна глухая кирпичная стена, так что вряд ли туда кто пойдет. И все равно, кажется, что для пешеходов он просто невидим.
А что если он никогда не появится? Мэри говорила мне о нем несколько лет назад. Может, он здесь больше не живет. Может, Совет уже поймал его.
И, конечно, стоит мне отвлечься, как кто-то подходит к переулку с улицы и сворачивает прямо в него. Мужчина. Боб?
Я вижу только его спину.
Он седой, тонкий, в бежевых брюках и темно-синем пиджаке, в руке у него вещевой мешок. Он идет быстро, не глядя ни на дверь слева, откуда сбежал я, ни на ворота, в которые въехал фургон, а все прямо и прямо, до конца переулка, где открывает своим ключом дверь справа. Поворачивая ручку двери и входя внутрь, он смотрит на меня. Потом исчезает.
Итак, если это Боб, то мне теперь ждать, когда он снова выйдет? А он, может быть, просидит там еще несколько дней. Мне надо его увидеть. Пора перестать быть жалким трусом. Я перехожу улицу.
Это еще что?
Какая-то девчонка идет впереди меня по переулку; она шагает быстро, вот она уже в конце проулка, стучит в дверь, входит внутрь.
Итак?
Мне сделать то же, что девчонка? Или продолжать тупо ждать?
Автомобильный сигнал. Я стою посреди дороги. Запрыгнув на тротуар, я прячусь в своей подворотне.
Неужели та девчонка тоже следила? Ей что, тоже нужна помощь или, наоборот, она его помощница, дочка… подруга?
Вот она, уже выходит. Совсем девчонка, моложе меня.
Она идет быстро, шныряет в проем между машинами на дороге, поворачивает голову вправо и смотрит на меня.
Делает мне знак подойти.
Я смотрю на переулок.
Ладно, никуда он не денется.
Обернувшись к ней, я вижу, как девчонка сворачивает за угол, и рысцой припускаю за ней.
Она ныряет в один проулок, в другой, и вот мы уже на большой улице, где полно людей и магазинов. Люди мчатся по своим делам, переговариваются, кричат, и я теряю девчонку из виду. Наверное, зашла в какой-нибудь магазин. Одежда. Телефоны. Музыка. Книги.
Я оборачиваюсь и вижу ее прямо у себя за спиной.
— Привет, — говорит она и хватает меня за руку. — Кажется, тебе давно пора что-нибудь выпить.
Она выбирает столик в глубине кофейни. Мы садимся друг против друга. Она купила два горячих шоколада и заказала добавочную порцию миниатюрных зефирок, потом отдала мне поднос и вот теперь сидит, пьет свой шоколад и смотрит на меня поверх чашки с розово-белой горкой. У нее глаза фейна: зеленые, красивые, но без искорок. Абсолютно обычные глаза. И все же в них есть что-то странное: текучесть какая-то. В них есть второй оттенок, бирюзовый; он то прячется, то появляется снова. Глаза меняют цвет, как море в тропиках.
