Сергей Головачёв - Дым небес
— Дура! Ты же себе только ноги переломаешь! С крыши надо!
Эмма в ответ пожимает плечами и прыгает с подоконника на пол.
— С крыши, так с крыши, — легко соглашается она.
Я тебя забанил
…В последнее время с Эммой творится что-то непонятное. Она стала очень нервной и подверженной частой смене настроения: то вдруг засмеётся, как ненормальная, то вдруг ни с того ни с сего заплачет.
В неё будто вселилась какая-то сущность, которая и заставляет её совершать безрассудные поступки. Иногда Эмма ощущает себя ангелом, иногда — демоном. Всё бы ничего, но порой эта сущность нашёптывает ей, что от демона неплохо бы избавиться. И ничего страшного не случится. Ведь твой ангел-хранитель всё равно останется с тобой.
Выйдя из пустого кабинета, Эмма выбирает в меню мобилки любимую песню, втыкает в уши наушники и включает воспроизведение. В такт первым аккордам она начинает подмахивать головой, бессмысленно глядя перед собой.
Ему важнее не я, а то, что от меня воняет табаком, думает она. Значит, он меня нисколечки не любит! Не захотел, чёрт лысый, чтобы я прыгала со второго этажа. Конечно! Зачем ему калека? Это ж придётся возить меня на кресле-каталке и подавать мне костыли, как в клипе Леди Гаги.
Эмма представляет себя в этом кресле-каталке, и ей вдруг становится жалко себя. Он хочет твоей смерти, — предупреждает её ангел-хранитель. Ну, раз хочет… — подсказывает ей демон. Эмма выходит на лестничную площадку и поднимается на третий этаж.
Злой знает, что в школе на крышу в принципе попасть невозможно. Все двери, ведущие туда, всегда закрыты на висячий замок. Но мало ли, что ещё может прийти сейчас в голову Эмме? Поэтому он, огибая флигель, спешит к главному входу, бегом несётся по коридору и буквально взлетает на третий этаж.
Можно представить его изумление, когда он видит, что решётчатая дверь на крышу широко раскрыта, а рядом на ступеньке лежит открытый висячий замок.
Взбежав по узкой лестнице, он открывает глухую металлическую дверь и оказывается на плоской, покрытой просмоленной толью, крыше. Эммы нигде не видно. Лишь в дальнем левом крыле он видит склонившегося над телевизионной антенной учителя физики.
Справа открывается вид на Сапёрную слободку, слева — на Девичью гору. Отсюда гора выглядит не самым лучшим образом. Пейзаж портят две дальние трубы ТЭЦ и пять радиовышек напротив, издалека предупреждающие о себе красными и белыми полосами.
Алексей заглядывает за правый угол лестничной надстройки и замечает там Готику — известную всей школе гимназистку, прозванную так за свою приверженность к готическому стилю. А известна она, прежде всего, тем, что ни с кем не дружит. Одетая явно не по погоде, та стоит в длиннополом пальто, прислонившись спиной к бетонной плите, и задумчиво смотрит перед собой.
Об этой гимназистке постоянно судачат на переменках и распускают самые невероятные слухи. Якобы каждый день Готика ходит на кладбище, что нет ни одного кладбища, на котором бы она не была, что у неё острые клыки, как у вампира, и этими клыками она прокусывает себе вены, а потом сама у себя пьёт кровь.
Вся в чёрном, начиная от ботинок с высокой шнуровкой и заканчивая длинными курчавыми волосами, Мария Чернавская словно излучает вокруг себя мрачную и таинственную ауру. Глаза у неё, под стать фамилии, также чёрного цвета, и в них лучше не заглядывать.
Брови, предварительно выщипанные, нарисованы чёрным карандашом. Губы накрашены блэк-помадой, а лицо явно натёрто мелом, отчего она выглядит бледной, как покойница.
Злой проходит мимо неё с таким видом, будто её здесь нет.
Она также делает вид, что его в упор не видит.
Обогнув надстройку, Алексей замечает за углом Эмму, стоящую спиной к нему у самого края крыши, возле невысокого, чисто символического бортика.
— Эм! — зовёт он.
Она не оборачивается.
Подбежав ближе, он слышит её голос, словно она что-то бормочет:
— Давай, до свиданья… да, я ненормальная…
— Эм! — осторожно говорит он.
Она не отзывается, продолжая что-то бормотать, будто не в себе:
— Ты ничего не поймёшь…
— Что я не пойму? — удивляется Алексей.
Но она будто не слышит его.
— На прощанье… я сделаю вот что! — исступлённо повторяет она, глядя перед собой. — И ты никогда не уйдёшь!
— Эм, — мягко произносит он, в любой момент готовый схватить её за руку.
Неожиданно она оглядывается.
Обнаружив рядом Алёшу, она выдёргивает из ушей наушники, и он понимает, что она всего-навсего напевала слова песни. В её глазах он видит радость и облегчение, что он, наконец, появился и в очередной раз успел прибежать, чтобы спасти её. Но именно эта радость и вызывает в нём почему-то обратную реакцию.
— Ну и что дальше? — зло спрашивает он. — Давай, давай, вперёд. Чего стоишь?
— Ты этого хочешь? — изумлённо спрашивает она.
— А мне пофигу! Хоть кури, хоть умри! Я тебя забанил!
— Забанил? Ну тогда…
Она пытается снять с безымянного пальца колечко, которое он ей недавно подарил. Но у неё не получается.
— Ничего. Потом сам снимешь. Когда меня уже не будет.
— Напугала. Отсюда всё равно не убьёшься. Уж лучше вон с Девичьей, — кивает он на Гору. — Ведь это так романтично: с обрыва прямо в речку Лыбедь вниз головой.
— Хорошо. Я так и сделаю, — обещает Эмма.
— Дура ты!
Вовсе не это он хотел от неё услышать. Злой лезет руками в задние карманы джинсов, что-то нащупывает там, и, наконец, протягивает перед ней зажатые кулаки.
— В таком случае, выбирай!
— Что тебе ещё нужно?
— Ты должна выбрать, — настаивает Злой.
— Не хочу, — мотает она головой, — не буду.
— В каком из них? — требует Злой.
— В этом! — ударяет Эмма по левому кулаку.
Злой раскрывает кулак и на ладони оказывается скомканный чёрный кулёк — тот, который обычно используют для мусора.
— А причём тут кулёк?
— А ни при чём! Ты выбрала. Теперь он твой, — протягивает он ей кулёк.
Эмма берёт его в руки.
— И чё мне с ним делать?
— Как чё? Наденешь себе на голову — чтобы страшно не было.
— Дурак, что ли?
— А потом в этом мусорном мешке можешь смело прыгать в мусоропровод со своего этажа!
— Ты полный урод. Я тебя ненавижу! — вся на нервном срыве орёт Эмма и бросает в него мобилку.
Мобилка ударяется в бетонную стену лестничной надстройки и разлетается на части. Из-за стены неожиданно появляется Готика и вступается за Эмму.
— Чего ты к ней пристал?
— Я тебе мешаю? — огрызается Злой.
— Да, мешаешь! — отзывается она.
— Пошла, ты знаешь куда! — угрожает ей Злой.
— Куда? — интересуется она.
— К себе на кладбище, чёрное чмо!
Слышно, как звенит звонок на четвёртый урок.
Учитель физики уже направляется в их сторону.
Слово «кладбище» Готика пропускает мимо ушей, а вот последнее выражение её задевает.
— Что ты сказал?
Она снимает с плеча чёрную сумку и, размахнувшись, пытается ударить его по голове.
— Сам туда же послан!
— Сдурела? — защищается он рукой, а потом сам замахивается на неё.
— Попович! Алексей! — кричит ему издали учитель физики. — Я не понял! Ты как себя ведёшь? И вообще, что вы тут делаете? Ну-ка, живо все отсюда! Вы что, звонка не слышали?
Злой спохватывается и смотрит на часы.
— Ничего, я с тобой ещё разберусь, — мстительно обещает он Готике, и первым покидает крышу.
Мара-Мария
— Спасибо, — благодарит Эмма свою защитницу, засовывая чёрный пластиковый мешок для мусора в задний карман джинсов.
— Не за что! Их надо ставить на место, иначе они сядут на голову, — советует ей Готика.
— Я не могу, — мотает Эмма головой, — и ненавижу себя за это.
Отвернув лицо и глядя с края крыши на землю, она добавляет:
— И вообще, я хочу сейчас умереть.
Готика с удивлением смотрит на Эмму. Ей хочется пожалеть её, но вместо этого она с едва заметной улыбкой иронически спрашивает:
— По-настоящему?
— Нет, — с вызовом отвечает Эмма, почувствовав в её вопросе издёвку, — понарошку!
— Всё-всё, — гонит их учитель физики, — выходите. Я закрываю дверь.
Они спускаются по лестнице.
— А тебя как зовут? — спрашивает её Готика.
— Эмма.
— Как? — удивляется Готика.
— Эм-ма, — раздельно произносит она. — Моя мать, как будто догадывалась, кем я впоследствии стану.
— Понятно.
— А тебя? — в свою очередь спрашивает Эмма.
— Вообще-то Мария, но на самом деле я — Мара.
— Мара? — удивляется Эмма.
— Да, это у меня такой ник на готическом форуме.
На лестничной клетке их пути расходятся.
— У тебя здесь сейчас урок? — спрашивает Мара-Мария.
