Татьяна Шубина - Поединок во мраке
— Ну и дела! Положишь голову неудобно и на тебе — кошмар. Откуда только такие сны берутся?
То, что схватка с Гением была сном, она не сомневалась, и что странно, этот сон ей понравился. Конечно, она бы ни за какие коврижки никому его не рассказала, но была бы совсем не прочь вернуться и разобраться с этим… в капюшоне.
Бабушка поднялась, хрустнула затекшими костями и решила выпить чайку. Только тут она заметила, что стоит в одних чулках.
На часах была половина третьего ночи, бабушка ползала под столом, искала туфли, не находила и очень удивлялась:
— Ну, кому понадобилось такое старье?
Похоже, туфли исчезли без следа.
— Наверное, их утащили крысы! — предположила Екатерина Ивановна и от одной этой мысли затряслась как осиновый лист.
После ужасно неэстетичной борьбы с кошмарной бабкой Гений явился к Самому. Ноги его мелко подрагивали, физиономию приходилось прятать под капюшоном — бабушка метко заехала туфлей ему прямо в скулу, а ведь каблук был материальным!
Гений косился на новых сотрудников, на занятые ими рабочие места. Кто-то заливал бочки крови в принтеры, кто-то подносил Самому очиненную грудную кость, чтобы тот поставил подпись на черном пергаменте, а кто-то нес на подносике свежие мозги, чтобы было что пожевать у экрана.
Для Гения все это было заказано: он упустил свой шанс.
Сам прожег гоблина взглядом и рявкнул:
— Твой дядя служил достойно, и я дал ему имя… Подумаю, для чего подойдет это его много раз запятнанное имя. Но его больше нет! Его место займешь ты, но у тебя времени на ошибки не будет. Ясно?!
Будь Гений материален, его обязательно хватил бы инсульт или инфаркт — такое впечатление произвело на него сообщение Самого. Сотрудники офиса тут же рассыпались на составные части, предлагая гоблину погонять по его приказанию любую башку и запустить когти в любые патлы.
— Но я еще себя не знаю, — сознался Гений.
— Ты настоящий сын бешеного пространства, — одобрил Сам. — Играй, импровизируй, для тебя не должно существовать «можно» и «нельзя». Но помни: командиров нам не надо! Командиром всегда буду я. А теперь — хоровод!
Служащие офиса быстренько закружились вокруг молодого Гения. Вампиры, ведьмы, гоблины, тролли, прочая мелкая нелюдь, вошедшая в новую чиновничью элиту бешеного пространства, фальшиво голосила:
Мы отличный каравай,Кого хочешь выбирай…
Наконец Сам не выдержал:
— Всё! Заткнитесь! Зайди ко мне!
Молодой Гоблин и Черный Хозяин уединились в склепе, который теперь заменял прежние железные гробы. Склеп был настоящей находкой тутошних дизайнеров, к тому же он воспроизводил не склеп вообще, а фамильный склеп Капулетти.
Кстати, идею эту подсказал Сам. Он стащил ее не у Шекспира, о Шекспире он не подозревал и знаком с ним не был. Идею склепа он взял у Фас Экс-пи-пи, подсмотрев ее встречу со Сверчком.
Так он надеялся тайно подольститься к ее покровителю, который рьяно бросился на защиту простой ведьмы-агента. Похоже, покровитель этот был не последней фигурой в тартарары.
— Что с бабкой, обвал? Ха-ха-ха! — поддел гоблина Черный Хозяин.
Гений испуганно замерцал:
— Отрабатывал тактику…
— Бабки не наш профиль. С возрастом ты это поймешь, — пояснил Сам. — Новоклон с ней. Скоро начнется Шабаш. Вот текст моей речи, которую я произношу из года в год, но теперь мне нужна новая речь. Но-ва-я!!! Понял? — глаза Самого горели.
Густая тьма сжалась в абсолютную черноту, и Гений тоже сжался.
— Понял?
Тьма стала угрожающе рассеиваться, когда молодой гоблин собрался с духом и выдохнул:
— Для этого мне нужен специальный аппарат!
В офисе толковали о новом назначении. Автокикимора трепетала перед молодым гоблином, а вампир явился, держа свою голову под мышкой и спеша заверить, что рядом с молодым начальником он не голова.
Через мгновение Гению сообщили:
— Ваш аппарат доставлен.
Новоявленный патрон удалился в склеп, унося с собой… бычка на деревянной дощечке. Того самого небезызвестного бычка, который идет, качается и вздыхает на ходу. Гений падать не собирался и всегда с уважением относился к теории. Совсем недавно не без помощи бабушки Горбушиной он усвоил: кто бесшабашно рискует, тот в лучшем случае не пьет шампанского. А в худшем — даже воды. Рисковать с особым заданием Хозяина Гений уж и подавно не собирался.
Галя карабкалась по чему-то угловатому, скользкому, похожему на мокрые камни и покатые крыши одновременно. У нее не было времени на страх и суету.
«Отсюда можно выбраться, раз кое-кто из людей разгуливает здесь так запросто», — думала девочка.
Однако все это было не совсем так. Сведенборг и Кант — вовсе не кое-кто. Но Галю можно понять.
Внезапно прямо перед Горбушиной шлепнулось нечто, что показалось ей сначала мятым железным колпаком. Брякнувшись о большой булыжник, оно перевело дух и насторожилось:
— Кто здесь? Я знаю, тут кто-то есть, я тебя вижу. Ты в костюме человека… ну, обхохочешься! Да нет, погоди, ты действительно человек?
Галя чувствовала, что с ней говорит не сущность бешеного пространства. Но кто этот мятый колокольчик?
А непонятная штука продолжала:
— У тебя душа, ее нельзя не разглядеть. Но что ты тут делаешь? Впервые вижу здесь таких, как ты. Неужели агенты света так дерзко разгуливают по этим краям?
— Так тебе и сказала, — Галя уже точно знала, что за откровения со случайным знакомым здесь можно заплатить слишком высокую цену.
— Судя по яркости твоей души в ней переизбыток сил… Ты ребенок?
— Нет, мне скоро пятнадцать лет, — гордо ответила Горбушина.
— Так что же все-таки ты тут делаешь?
— Я заблудилась, — призналась Галя.
Колокольчик захохотал, он так трясся, что свалился на бок.
— Да ты хоть представляешь, где находишься?
— А сам представляешь? — в тон ему заметила девочка.
— Не просто представляю, а знаю это наверняка. Мы в бешеном пространстве, — спокойно пояснил колокольчик. — Я человек, но стал системником. Обменял душу на унификатор. Таких на Земле немало, и каждый год нас вызывают на Шабаш. Сегодня я был зол на всех и пошел по лестнице, не стал ждать лифта, но споткнулся на ступеньках, покатился вниз и вот вылетел сюда…
— А как ты уходишь отсюда, когда все кончается? — заинтересовалась Горбушина.
— Лифт поднимается в Черный туннель, а там каждый попадает в свой люк. Но сейчас все закрыто, надо ждать конца Шабаша.
— Так я тебе и поверила!
Колокольчик хмыкнул:
— Посмотри, что у тебя под ногами.
Галя стояла на кромке скалы, у подножия которой в синем струящемся свете плясали какие-то тени, которые ну никак нельзя было принять за людей. Ясно было одно: они веселись вовсю.
— Кульминация праздника наступит в момент полного затмения Солнца, тогда и разольют пунш. Тост скажет Сам здешний хозяин, — важно сообщил колокольчик.
— И ты тоже хочешь затащить меня туда, чтобы поджечь какой-то дурацкий пунш моим сердцем?
— Что за маразм? — колокольчик явно рассердился.
— И ведьмы, и Потрошило мечтали поднести мое сердце Шабашу. Но учти, все они тю-тю, и перышка от них не осталось, — предупредила девочка.
— Да, похоже, это ты меня втравливаешь в историю, а мне этого совсем не надо. Я герой другой игры, — забеспокоился колокольчик.
— Я тебя не звала, рыцарь, — фыркнула Горбушина.
— Рыцарь — это не я. Так что, адью!
— Ну и проваливай! А то твои без тебя отшабашат, — рассердилась Галя.
Стефания понимала, что девочка побежала не к метро за мороженым и, может быть, уже никогда не вернется. Она попробовала развернуться и сделать шаг назад, но Переход не пустил. Тут свои вечные законы, и движение разрешалось только в одну сторону.
Стефания смотрела на клубящийся над Пропастью туман, на тени людей, проплывающие мимо.
— Я не хочу есть. Не хочу спать. Не знаю, сколько прошло времени. Но, главное, я мыслю, значит, я существую, — она раскачивалась на камне, на котором сидела. — А дальше?
От покачиваний камень сдвинулся с места и перевернулся, под ним оказался ржавый канализационный люк. От удивления Степка не поверила своим глазам, а потом сказала себе: «Что ты смотришь, скорей открывай его!».
Девочка тянула, царапала, пыталась поддеть ржавую крышку, но та словно вросла в камень и не собиралась открываться. Стефания и на Земле бы ее не открыла, такой крышка была тяжелой. Может, тут нужно какое-нибудь заклинание? Может, на крышке есть магические символы?
Стефания рассматривала люк, но, кроме обычных клеточек, на нем не было ни слова, ни знака. Она даже пересчитала эти клеточки, но и это ничего не дало.
— Я должна, должна его открыть! — девочка постучала в тяжеленную крышку. — Откройся, слышишь, откройся. Куда бы ты ни вел, ты моя последняя надежда. Отворись! Отворись! Отворись!
