Алисон Ноэль - Вечность
— Пусть будет два, — говорю я, вдруг растеряв всю свою уверенность.
Не хотелось бы понапрасну опустошить кошелек.
— Точно не больше? — разочарованно спрашивает Деймен.
Я киваю.
— По-моему, ты сделала разумный выбор, так что поставлю пять. Нет, лучше десять.
— Не надо десять! Я ведь просто так, наугад сказала, сама не знаю, почему.
— А вот сейчас и узнаем.
Он встает. Я лезу за кошельком, но Деймен отмахивается.
— Вернешь, когда будешь забирать свой выигрыш. Если подойдет официант, закажи, что тебе захочется.
— А тебе что взять? — кричу я ему вслед, но Деймен идет так быстро, что даже не слышит меня.
Возвращается он, когда лошади уже стоят за стартовыми воротцами. Раздается выстрел, и лошади срываются с места. Сперва они кажутся просто размытыми черными пятнами, появляясь из-за поворота и выходя на финишную прямую. Я вскакиваю с места. Три выбранные мной лошади борются за первенство и пересекают линию финиша точно в том порядке, как я и называла. Я прыгаю и визжу от восторга.
— Ой, мамочки, мы выиграли, мы выиграли! — кричу я, сияя.
Деймен наклоняется и целует меня.
— Здесь всегда бывает так захватывающе? — спрашиваю я, глядя, как украшают цветами Шпанскую мушку, которая вышагивает по дорожке победителей.
— Примерно, — кивает Деймен. — Хотя первый большой выигрыш — лучше всего. С этим ничто не сравнится.
— Ну, не знаю уж, насколько большой.
Я начинаю жалеть, что мало верила в себя. Могла бы увеличить ставку…
Деймен хмурится.
— Ну, поскольку ты поставила всего два, то и выиграла около восьми.
— Восемь долларов? — разочарованно прищуриваюсь я..
— Восемь сотен, — смеется он. — Точнее, восемьсот восемьдесят долларов и шестьдесят центов. Ты ведь угадала тройку победителей и точный порядок мест.
— И все это — всего на два доллара?
Мне вдруг становится понятно, почему для него здесь держат персональный столик.
Деймен кивает.
— А ты? Сколько ты выиграл? Ты ставил столько же, сколько и я?
Деймен улыбается.
— Сказать по правде, я проиграл. Проиграл по-крупному. Я пожадничал и поставил на четверку, то есть прибавил еще одну лошадь, а она немного отстала. Но ты не огорчайся, в следующем заезде наверстаю.
И ведь наверстал, ничего не скажешь! После восьмого, последнего заезда мы подходим к окошечку, где я получаю тысячу шестьсот сорок пять долларов восемьдесят центов, а Деймен — значительно больше. Он угадал большую пятерку, то есть правильно назвал пятерых победителей точно в том порядке, как они пришли к финишу. И поскольку это уже несколько дней никому кроме него не удавалось, выигрыш составил пятьсот тридцать шесть тысяч долларов и сорок один цент, а исходная ставка была — десять долларов.
— Ну, что, нравятся тебе скачки? — спрашивает Деймен, взяв меня под руку и направляясь к выходу.
— Да-а, теперь я понимаю, почему тебя не тянет в школу. Никакого сравнения, правда? — смеюсь я.
Я все еще как пьяная от выигрыша. Наконец-то я нашла выгодное применение своему «дару»!
— Пойдем, я хочу купить тебе что-нибудь в честь выигрыша, — говорит Деймен, направляя меня к магазинчику сувениров.
— Да нет, не нужно… — начинаю я.
Но он сжимает мою руку и шепчет прямо в ухо:
— Я настаиваю! Мне это, вроде бы, по средствам. Но есть одно условие.
Я вопросительно смотрю на Деймена.
Он смеется.
— Никаких свитеров с капюшонами! Что угодно другое — пожалуйста, только скажи.
В магазинчике я дурачусь, требую то жокейскую шапочку, то статуэтку лошади, то громадную бронзовую подкову — повесить на стенку. В конце концов мы купили серебряный браслет-подковку — но только после того как я убедилась, что блестящие камушки в нем действительно хрустальные, а не настоящие бриллианты. Это было бы уже слишком, сколько бы там денег Деймен ни выиграл.
— Теперь ты точно не забудешь сегодняшний день, — говорит Деймен, застегивая браслет на моей руке, пока мы ждем, когда подгонят машину.
— Как я могу забыть? — спрашиваю я, любуясь украшением
Деймен только пожимает плечами, усаживаясь на водительское место, и взгляд у него вдруг становится такой тоскливый, такой потерянный… Это — единственная подробность сегодняшнего дня, которую мне действительно не хочется потом вспоминать.
К сожалению, обратный путь промелькнул еще быстрее, чем дорога на ипподром. Деймен останавливает машину около моего дома, и я вдруг понимаю, что мне ужасно не хочется, чтобы день закончился.
Деймен показывает мне циферблат на приборной доске.
— Видишь — полуночи еще нет, как и было обещано.
Он наклоняется и целует меня, а я отвечаю на поцелуй с таким жаром, что чуть ли не втаскиваю Деймена на свое сиденье..
— Можно мне зайти? — шепотом спрашивает он. Его губы искушающе касаются моего уха, переходят на шею и дальше, вдоль ключицы,
А я, сама себя удивив, отталкиваю его и качаю головой. Не только потому, что Сабина уже дома и мне еще нужно делать уроки, а потому что пора, наконец, проявить гордость. Сколько можно во всем ему поддаваться?
— Встретимся в школе! — Я выскакиваю из машины, пока он не уговорил меня передумать. — Если ты еще помнишь — Бей-Вью, школа такая, ты когда-то там учился.
Деймен отводит глаза и вздыхает.
— Неужели ты собрался и завтра прогуливать? Опять?!
— В школе такая скука! Не понимаю, как ты выдерживаешь.
— Не понимаешь? — Оглянувшись на дом, я вижу, как Сабина выглядывает в щелочку между занавесками и тут же снова прячется. — Да, наверное, так же, как ты и раньше это делал. Встаешь, понимаешь ли, утром, одеваешься и идешь в школу, только и всего. Иногда удается даже что-нибудь новое узнать — если, конечно, слушать на уроках.
Едва эти слова вылетели из моего рта, я понимаю, что все — сплошное вранье. Если честно, я за весь год ничего нового в школе не выучила. Трудно чему-нибудь научиться, если все и так уже знаешь. Хотя об этом я Деймену не скажу.
— Должен же быть какой-нибудь другой способ, получше, — стонет он, с мольбой глядя на меня.
— Знаешь, на минуточку, прогуливать уроки — не лучший способ. По крайней мере, если ты хочешь поступить в колледж и обеспечить себе нормальное будущее.
И снова ложь. Всего несколько таких вот дней на ипподроме — и будущее обеспечено, да еще как! Более чем нормально.
Деймен опять смеется.
— Ладно, будь по-твоему! На какое-то время. До завтра, Эвер!
Не успела я еще войти в дом, а он уже уехал.
Глава 20
На следующее утро я собираюсь в школу, а Райли сидит на туалетном столике в костюме Чудо-женщины и выбалтывает секреты разных знаменитостей. Ей надоело наблюдать за причудами бывших друзей и соседей, и вот она обратила взор на Голливуд. А уж грязные подробности личной жизни звезд она раскапывает куда ловчее, чем любая бульварная газетенка. Я только и делаю, что ахаю.
— Да ты что! Не может быть! Майлз в обморок упадет, когда услышит!
— Ты себе не представляешь! — Райли встряхивает головой, так что черные кудряшки разлетаются в разные стороны. Моя сестренка принимает вид искушенной светской дамы, много повидавшей в жизни — слишком даже много. — Там все напоказ, все для виду. Нет, серьезно! Одна большая иллюзия. Такая же неправда, как и в кино, которое они снимают. И как же они стараются, чтобы сохранить в тайне свои маленькие… тайны.
— А за кем еще ты подглядывала? — жадно спрашиваю я.
Как же мне самой-то в голову не пришло? Надо попробовать подключиться к их энергетике, когда смотрю телевизор или перелистываю журнал.
— Скажи, а вот…
Я только собралась расспросить, соответствуют ли действительности последние сплетни о моей любимой актрисе, как в комнату заглядывает Сабина.
— О чем ты хотела спросить?
Я оглядываюсь на сестру — та согнулась пополам от хохота.
Кашлянув, я произношу:
— Да так, ничего. Я ничего не говорила.
Сабина странно смотрит на меня.
— Молодец, Эвер! Оч-чень убедительно! — Райли мотает головой.
— Тебе что-то нужно? — Я решительно отворачиваюсь от Райли, сосредоточившись на том, для чего Сабина ко мне пришла.
Ее зовут погостить на уик-энд, и она не знает, как мне об этом сказать.
Сабина входит в комнату. Держит спину слишком прямо, походка деревянная. Сделав глубокий вдох, Сабина присаживается на краешек кровати, нервно выдергивает ниточку из синего хлопчатобумажного покрывала. Мучительно подбирает слова.
— Джефф пригласил меня на выходные. — Она сдвигает брови. — Но я хотела сначала узнать — ты не возражаешь?
— Кто это — Джефф? — спрашиваю я, вдевая в уши сережки.
Я-то уже знаю, но все-таки лучше спросить.
— Вы виделись тогда, на празднике. Он был в костюме Франкенштейна.