Непроявленные пленки (ЛП) - Харди Камрин
Бернард молча рукой обвил его за пояс и прижал к себе. Она простояли так пару минут, просто поглаживая друг друга.
— Пойду приму душ, — сказал Юэн.
— Давай. Я пойду позже. Виктор попросил кое-что сделать.
Юэн долго стоял под душем и смотрел вниз на свои ноги. В затылок и спину больно били горячие струи, а он всё стоял и стоял. В груди было так тяжело, что каждый вдох давался с трудом. Голосовые связки болели так, будто он выступил на пяти концертах подряд. Глаза слипались. Перетруженные от приступа панической атаки мышцы расслаблялись и ныли, как после интенсивной тренировки, и тело казалось ватным. Юэн коснулся покрасневшего шрама и провёл по нему подушечками пальцев.
«Если я остался жив, — подумал он, — значит, ничто
уже
не должно меня остановить».
Когда Юэн вернулся из душа, обтирая влажные волосы полотенцем, он обнаружил Бернарда сидящим на полу у основания кровати в окружении нескольких коробок. Он перебирал снимки. Юэн повесил полотенце на шею и присел на корточки, взяв несколько фотографий, которые Бернард отложил в отдельную стопку.
Сначала он не совсем понял, в чём суть отобранных фотографий: везде было много людей. Но потом он заметил, что на каждой фотографии присутствует Мария Грант. Вот она сидит в библиотеке в лектории в третьем ряду, на самом крайнем месте. Вот она в парке среди толпы на каком-то городском мероприятии. Вот открытие книжного магазина, где радостный владелец пожимает руку мэру Ньюмену, а Мария стоит в окружении остальных жителей. Иными словами, почти на всех снимках Мария была где-то в толпе. Где-то сбоку. Где-то практически совсем незаметная.
Последней в этой небольшой стопке оказалась фотография, которую они нашли в «Вайтбридже». Вернее это была подправленная её копия, распечатанная на свежей бумаге.
— Что ты хочешь сделать с этими снимками? — спросил Юэн.
— Отдам на похоронах кому-нибудь из её родственников.
— Думаешь, надо?
Бернард пожал плечами.
— Может, кому понадобится.
Юэн присел рядом, прислонившись к основанию кровати. Они вместе перебрали ещё одну коробку, но нашли только две фотографии с Марией. На одной из них она попалась совсем краешком, на другой — более удачно — в первых рядах она хлопала в ладоши и улыбалась с румяными щеками. Такая живая.
— Эту отдам Виктору. Он попросил найти несколько её фотографий.
Среди вещей отца Бернарда удалось найти даже некоторые фотографии из «Вайтбриджа». Одна из них особенно привлекла внимание. Она была сделана будто бы в тот же день, что и фотография, найденная Юэном с Берном во время первого визита в «Вайтбридж», но в другое время и при других обстоятельствах.
На лужайке за домом отдыха собралась компания людей. Не постановочное фото. Кто-то с кем-то разговаривал около мангалов, кто-то раскладывал посуду. Все занимались разными делами, и обстановка казалась непринужденной. За одним из столиков, с самого края, сидели Виктор и Мария. И то, как они влюблённо смотрели друг на друга, говорило яснее любых действий. Бернард положил эту фотографию в отобранную стопку.
Как ни странно, но Мария Грант на снимках вовсе не выглядела одинокой. У неё имелись друзья и знакомые, и люди, которые её уважали и любили. Она была сильным и активным человеком, и жизнь её не казалась прожитой бесцельно, хоть в ней и отсутствовали те фрагменты, которые по логике должны были сделать её полноценной. Да, она потеряла ребёнка и из-за обстоятельств больше родить не смогла. Их отношения с Виктором начали налаживаться слишком поздно и скорее всего остались бы на уровне платонических.
Это были её незаконченные дела, которые такими и должны были остаться. Как недостихи-недопесни, которые строчил Юэн в блокноте. Как недоделанные амулеты и зарисовки, которые оставила после себя Инесс. Как и непроявленные плёнки, которые Бернард нашёл в комнате отца.
— Пойду тоже в душ схожу, — сказал Бернард, когда они закончили перебирать снимки и убрали коробки с прохода.
— Ага.
Юэн походил по комнате из угла в угол. Выключил основной свет и оставил только светильник на тумбочке. Потом, даже не переодеваясь в спальное, лёг на кровать поверх покрывала и уткнулся лицом в подушку.
Казалось, этот день никогда не закончится.
Вскоре вернулся Бернард. Он лёг рядом, тоже поверх покрывала, и выключил лампу. Юэн молча подполз к нему и положил голову ему на плечо. Берн так же молча обнял его в ответ и погладил спину.
Вопреки ожиданиям, уснуть не удалось. Они долго лежали в полном молчании, просто греясь тёплом друг друга. В какой-то момент Бернард заворочался и, приподнявшись, сел на край кровати.
— Берн? — настороженно шепнул Юэн, смотря на его тёмный неподвижный силуэт. Внутри начала зарождаться тревога.
Он уже открыл было рот, но Бернард поднялся с кровати.
— Хочу сделать кое-что.
***
— Уверен? — переспросил Юэн, когда Бернард занёс пакет над бочкой.
— Да.
Бернард высыпал в огонь несколько плёнок. Послышался характерный треск, с которым пламя принялось их пожирать.
— Это непростое решение, но, полагаю, взвешенное...
— Более чем, — ответил Берн, смотря в бочку. В его глазах отражались проблески пламени. — Поначалу я думал, что это дело, которое я должен закончить за отца. Проявить все его плёнки, посетить все места, где он был. На какой-то период это помогло мне его понять, — он поднял на Юэна короткий взгляд и снова посмотрел на огонь, — но... чем дальше, тем сильнее я осознавал, что будет лучше им так и остаться
его
непроявленными плёнками.
Его
незаконченным делом. К тому же многие снимки — однотипные кадры и кое-что остальное — просто отражение сложного периода в жизни. Рассудок его явно был... не в полном порядке тогда, после смерти моей матери. Не хочу перенимать это от него. Поэтому, — он занёс над бочкой пакет и высыпал ещё несколько плёнок, — пусть это уйдёт с ним. Что бы там на них ни было.
Приподняв подбородок, Юэн тяжело вздохнул.
— Понимаю. То есть, не в том смысле понимаю, что сталкивался с чем-то подобным, а в том, что понимаю тебя и твоё решение, — сдавленно и с хрипом сказал он.
— Да.
Ещё несколько минут они стояли в полном молчании и смотрели на языки пламени. От бочки веяло жаром. Снова тяжело вздохнув, Юэн медленно попятился и опустился на крыльцо. Бернард, закинув оставшиеся плёнки, вскоре сел на ступеньку рядом и обнял его.
— Не знаю, смогу ли заснуть сегодня, — прошептал Юэн.
— Тоже не знаю. Совсем нет сна.
— Ну, можем проболтать всю ночь, а на утро встанем как зомби, — усмехнулся Юэн.
— С твоим голосом сейчас только болтать.
— Да и ладно, — захрипел Юэн и прокашлялся. — Быстро восстановится.
Он поднял взгляд. Над их головами покачивался ловец снов, который они как-то сделали с Берном вместе. Три толстых веточки, сложенные треугольником. А в хаотическом паутинном узоре со смещённым центром в свете уличной лампы поблёскивали синие и зелёные бусины. Он опустил голову и встретился с Берном взглядом. Зелёные глаза смотрели с долей грусти.
Бернард прислонил ладонь к его щеке, провёл большим пальцем над бровью, где мог остаться шрам, но его там не было. Юэн уже привычным жестом обвил пальцами его запястье. Они соприкоснулись лбами, и Юэн ощутил, что сердце у него стучит так сильно, будто подобная близость происходила между ними впервые. Бернард мягко и уверенно коснулся его губ, и Юэн так же мягко и уверенно ему ответил, сильнее стиснув пальцами его запястье.
Сколько ещё будет таких моментов, пока тёплые губы одного не накроют в прощальном поцелуе мёртвые губы другого? Один или миллион — неважно. Потому что чем сильнее цепляешься, тем стремительнее оно ускользает. Как медленно испаряющийся образ из сна по пробуждении. Всё когда-нибудь заканчивается. Будущего не существует. Прошлое — зыбко. Есть только настоящее. Здесь и сейчас.
