Маска из другого мира (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Режиссер слушал чекиста и понимал, что тот прав. Он, Абрам, не смог вывести людей из портала, загубил семерых, устроил скандал… Но в то же самое время он спас троих и не допустил проникновения десятка «дикобразов» в Тверь. Он виноват и все же сумел предотвратить еще большую катастрофу. А последствия… Что ж, как говорится, лес рубят — щепки летят. На то и существуют обладатели африканских масок «забывчивых людей», что позволяют стирать память. Дело только в количестве тех, кому нужно промыть мозги, вот на что уйдет неделя, о которой говорит Бейтикс…

— Как я могу искупить вину? — Абрам поднял взгляд на чекиста, и молчавший все это время старик Северодвинский негромко вздохнул.

— Если бы ты был обычным человеком, тебя бы расстреляли за гибель семерых бойцов, — сказал Бейтикс, ожидая увидеть страх в глазах режиссера. Однако его не было, Гершензон сумел удержать себя в руках. Бейтикс нахмурился: он хоть и сам был обладателем маски, но любил ставить на место тех членов их общества, что мнили себя, будто дворяне, выше обычных людей. Увы, сегодня ему попалась достойная жертва, но это ее не спасет, решение уже принято. И он продолжал. — Однако ты обладатель маски, и тебя нельзя убивать. Наши и так все на счету, особенно после гражданской. Но для человеческого общества ты должен исчезнуть.

— Как? — это воскликнул директор театра, Абрам же лишь молча смотрел на чекиста, начиная понимать, что у кого–то наверху появился удобный повод его убрать. Именно повод. Да, на его совести семь смертей, но на войне без них не бывает — бывали у них провалы и покрупнее, и ничего. А тут приказ полностью исчезнуть, и ведь не возразишь. Тогда маски будут окончательно сброшены, и он исчезнет уже из обоих миров…

— Нужен козел отпущения. Чистильщики постараются, пройдутся по свидетелям… — Бейтикс, наслаждаясь ситуацией, закурил папиросу, выпустил в режиссера сизый дым и откинулся в кресле. — Да и наши товарищи в газетах постараются. Мол, в тверском театре накрыли ячейку контры, доблестные сотрудники ОГПУ и милиции обезвредили мерзавцев. К сожалению, погибли люди, но советское государство отомстит за невинных жертв, покарав преступников. И Гершензон Абрам Вениаминович, гнусный предатель дела революции и великого Ленина, будет расстрелян.

— Нет! — снова воскликнул директор. — Виктор Феликсович, так же нельзя!

— Хотите пополнить ряды контры, Северодвинский? — чекист выпустил колечко дыма и внимательно посмотрел на старика. — Полагаю, вам, может, и все равно, но вот вашей внучке Глафире это сломает жизнь. А ведь она тоже носительница маски… Лучше пожертвовать Гершензоном, у него нет семьи, и плакать о нем некому.

— Товарищ Северодвинский не виноват, оставьте его, — глухо сказал Абрам, вставая между стариком и Бейтиксом. — Я командир разведывательного отряда, на мне была операция, а директор театра лишь поддерживал портал постановкой. Следовательно, на мне и вся вина.

— Молодец, Гершензон, — одобрительно кивнул чекист. — Советское государство ценит раскаяние.

— Что со мной будет? — уточнил режиссер, решив разобраться в том, чего именно от него будут ждать те, кто убрал его со сцены.

— Правильный вопрос, Гершензон, — одобрительно покивал Бейтикс. — Сменим тебе паспорт на какого–нибудь Иванова и отправим подальше от Твери. И не дай тебе Мельпомена даже подумать о возвращении!

— Я готов служить Родине там, где мне прикажут, — облизнув сухие обветренные губы, прохрипел Абрам.

— Родине? — издевательски переспросил Бейтикс.

— Утерянной родине и советскому государству, — уже более уверенно заявил режиссер.

— Отлично, — скучающим тоном произнес чекист. — Жалко, театр придется закрыть. В горсовете настаивают уже давно, а тут такой повод появился. Все из–за тебя, Гершензон! Ладно, у нас в резервах еще есть этот ловкий грузин Гонгадзе. Отдадим ему ТЮЗ. А ты собирайся.

«Гонгадзе! — Абрам зацепился за знакомую фамилию. — Честолюбивый режиссер с замашками вождя! Неужели его кто–то продвигает сверху? Может, гибель моей труппы стала желанным поводом пошатнуть Северодвинского и убрать меня? Кто бы ни стоял за Бейтиксом, надо признать, что повод действительно удобный…»

Додумать эту мысль ему не дали. Чекист, озвучив ему дальнейшее развитие событий, громко крикнул в сторону коридора:

— Конвойный!

Дверь мгновенно открылась, и в кабинет вошел рослый красноармеец с винтовкой с примкнутым штыком.

— Увести его.

Глава 9. Прием

Сашка поначалу расстроился — не то чтобы он не мог обойтись без моей помощи, тут речь шла больше о моральной поддержке. Все–таки мы друзья, и именно мне первому он хотел рассказать концепцию нового ролика с набросками от Вики, его знакомой художницы. Мы уже с ним договорились, он наверняка купил пива, а тут вдруг этот внезапный прием… Но вместе с тем, я уверен, он понимал, что обстоятельства порой сильнее наших желаний. Значит, просто перенесем встречу, и никто друг на друга не в обиде.

«Нарядиться», как велел Артемий Викторович, оказалось непросто — у меня не было соответствующей одежды. В комплекте «когда–то было куплено на выпускной» я точно не прошел бы дресс–код столь серьезного мероприятия, да и в целом хотелось произвести хорошее впечатление. Поэтому по дороге к ТЮЗу мне пришлось заскочить в один из городских свадебных салонов, где можно было взять смокинг напрокат. Джинсы со свитером я затолкал в рюкзак, который закинул на спину — потом просто сдам его в гардероб вместе с верхней одеждой. Окинув напоследок взглядом свое изображение в зеркале и заслужив одобрительные взгляды продавщиц, я вышел и снова направился к автобусной остановке. Солнце уже садилось, мороз усиливался, но я был настолько взволнован предстоящим приемом, где меня наверняка познакомят с другими масками, что холода просто не чувствовал. По крайней мере, первое время…

Потом–то, конечно, я все–таки замерз. Погода была совсем не летняя, а автобус, как назло, задерживался. В итоге мне пришлось чуть ли не «Камаринскую» танцевать, чтобы согреться в продуваемом всеми ветрами павильоне. С другой стороны, где наша не пропадала? Пять минут холода, затем еще десять в дороге — и вот я уже на вечеринке тайной мировой элиты. Правда, всего лишь городского масштаба, однако даже так открывшаяся мне сегодня истина впечатляла. Поэтому в ТЮЗ я приехал, хоть и изрядно продрогший, но в то же время не растерявший энтузиазма.

На входе стоял один из смутно знакомых актеров, имени которого я не помнил, зато заметил на его лице маленький кусочек маски. Тут же не удержался, проговорил слова активации, и кусок папье–маше мигнул, расползаясь образом усатого Фрителлино. Ага, значит, его особенностями наверняка должны быть ловкость и гибкость — вплоть до экстремальной акробатики. По крайней мере, такой вывод я сделал исходя из прослушанных в театралке лекций по комедии дель Арте, к которой относилась эта маска. Коллега кивнул мне, повторил нужную фразу, проверяя, что я один из своих, и жестом пригласил пройти в холл, где уже толпилась разношерстная публика.

Я привычным маршрутом двинулся к гардеробу, чтобы сдать рюкзак и куртку, хотя организм промерз настолько, что сопротивлялся одной только мысли раздеться. По дороге мне встретились Глафира Степановна с Артемием Викторовичем и Элечка с Костиком. Иванов одобрительно кивнул, оценив смокинг, брюнет показал большой палец, а Элечка лучезарно улыбнулась. Впечатлил столь необычный для меня вечерний наряд и нашу почетную даму–режиссера, которая эмоционально всплеснула руками и попыталась меня сгрести в жаркие объятия. Она что–то при этом говорила, явно собираясь выдать длинную и наверняка пафосную речь, но Артемий Викторович элегантно подхватил ее под руку, попросил «всего лишь минутку напутствия неофиту» и подмигнул мне.

— Будь осторожен, — еле слышно шепнул он. — Все уже знают, что ты новенький, и наверняка попытаются спровоцировать. Может, и нет, но все равно лучше быть начеку. Особенно остерегайся Гонгадзе, он хитрый лис и бывает очень убедительным… Не поддавайся на его уговоры, что бы он тебе ни плел.