Птицы (СИ) - Торин Владимир

«Как жаль, что она не была моей няней, — с тоской подумал Финч. — Может, тогда я и не вышел бы таким отсталым…»

— Вы сказали, что пропал еще кто-то, — напомнил Финч. — Кто? Он живет в нашем доме? Я его знаю?

Мадам Клара покачала головой.

— Я понимаю твое любопытство, Финч из двенадцатой квартиры, но те, кто пропал, никак не связаны с исчезновением мистера Фергина. К тому же я знаю, где они… где они будут.

Младенец в коляске зашевелился, и няня изящным жестом провела пальцем по свисающим из-под капора серебряным колокольчикам-звездочкам. Раздался мягкий перезвон, и ребенок вновь затих.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала мадам Клара. — Ты хочешь сейчас поделиться со мной тем, что задумал, но, прошу тебя, не стоит. Я догадываюсь, что твой план подразумевает нарушение правил, различные уловки и много-много обмана, а я против этого. Я не могу тебя осуждать, пока я ничего не знаю. И пусть так и остается. К тому же я ничем не смогла бы тебе помочь: я ведь не констебль, не частный сыщик и даже не газетчик, а просто няня. Ты понимаешь меня?

Финч хмуро молчал. Он не понимал. Она была кем угодно, но точно не «просто няней». А еще он всерьез огорчился — мадам Клара верно все сказала: он хотел попросить ее о помощи. Уж кто бы мог с легкостью потребовать у миссис Поуп книгу учета посетителей дома, так это она. Он так и представлял себе, как грозная мадам Клара указывает пальцем на эту книгу, и трясущаяся всем своим тощим телом миссис Поуп вынужденно вручает ее Финчу, а он быстренько находит там Человека в черном…

Финч так глубоко ушел в свои мысли, что совершенно не глядел по сторонам. А стоило бы, ведь он оказался в совершенно чудно́м месте.

Впрочем, его ненаблюдательность длилась недолго, ведь даже для самых рассеянных личностей вдруг наступает момент, когда они начинают понимать, что что-то идет не так. Вот и Финч вдруг поймал себя на подобном ощущении. И огляделся.

В первое мгновение он решил, что они оказались на странной-престранной улице, в кирпичном тротуаре которой были пробиты ряды окон: с рамами, стеклами, подоконниками и выступами карнизов. Мимо вдаль ползла труба водостока. И только когда мадам Клара остановилась у преградившей путь для ее коляски трубы пневмопочты, закрепленной на кованых опорах, он осознал, что они идут вверх по стене дома. Поднимаются, как ни в чем не бывало, по вертикальной стене фасада!

Что за гремлинское наваждение?!

Финч замер и пошатнулся. Ему показалось, что, сто́ит сделать хоть шаг, он тут же оторвется от стены и рухнет вниз с высоты… тротуар, гидранты на нем, заснеженные камни мостовой уже были на расстоянии двух этажей! А Финч стоял на стене и, несмотря на это, почему-то и не думал падать.

Мадам Клара тем временем наклонила коляску на себя, перевалила оторвавшиеся передние колеса через трубу пневмопочты, переправила ее полностью, а после и сама перешагнула.

— Ты идешь, Финч из двенадцатой квартиры? — спросила она, не оборачиваясь, и мальчик кивнул. Было в ее тоне что-то, что просто не позволяло оставаться на месте, но что важнее — убеждало, что все происходящее в порядке вещей. В ее порядке вещей.

И тут он все понял:

«Да я же сплю! Это просто сон! На самом деле я вернулся от мистера Хэмма, забрался в постель и сам не заметил, как уснул! А мне приснилось, что я побежал на седьмой этаж и встретил мадам Клару…»

Это все объясняло, и тем не менее сон был невероятно реальным.

Финч через силу оторвал одну ногу от стены, затем другую, сделал шаг… Должно быть, со стороны он сейчас выглядел весьма комично: с таким же успехом он мог пытаться не упасть и не улететь в небо, идя по обычному тротуару. Финч хихикнул. Страх окончательно ушел.

Финч побежал догонять мадам Клару, перебрался через трубу, но все же присел и схватился за нее руками. Так — на всякий случай.

Удивительно было смотреть, как снег идет не сверху, падая, как всегда, а медленно и плавно проносится мимо, летит навстречу, попадает на лицо и грудь. Финчу приходилось постоянно стирать его с щек, в то время как мадам Клара для снега будто и не существовала — она поднималась по стене, а ее пальто и шляпа были столь же черны, как и в тот миг, когда няня и мальчик вышли из подъезда дома № 17.

— Мадам… — Финч был одновременно и в восторге, и в смятении. — Мадам, это просто великолепно!

— Ты о чем? — удивилась мадам Клара.

— Как мы идем и не падаем!

Мадам поглядела на него со снисхождением и некоторой жалостью:

— Удивительно, что тебя в твои одиннадцать лет приводят в восхищение такие вещи, — саркастично заметила она. — Идти и не падать. Чудеса просто…

Он хотел было ей все объяснить, но затем передумал. Да и какая разница, ведь кругом действительно творились сплошные чудеса!

Они шли по простенку между рядами окон. Некоторые были закрыты ставнями, но в других горел свет. Финч заглянул в ближайшее светящееся окно. Это было очень странно: он словно склонился над открытым люком.

В перевернутой набок комнате сидели на диване старик и старуха. У женщины на коленях стояла большая банка с вареньем, которое старуха ела ложкой. Старик читал газету. Рядом на стуле устроился заводной автоматон — невероятно быстро и уверенно он вязал что-то на спицах. Никто из них не замечал мальчишку, наблюдавшего за ними через окно двумя расширенными от удивления глазами.

— Не отставай, Финч из двенадцатой квартиры! — Голос мадам Клары вывел Финча из созерцательного оцепенения. Он бросил последний взгляд в окно и поспешил за женщиной и ее коляской.

Таким образом они прошли пять этажей, миновали мансарду; за ее большим шестиугольным окном молодая девушка с белыми, почти прозрачными волосами, играла на виолонтубе. Она размеренно водила смычком по струнам, и из четырех раструбов, вмонтированных в корпус инструмента, в снежную ночь текла едва слышная мягкая, убаюкивающая мелодия.

Финч и мадам Клара не задержались и здесь. Впереди был обрыв, за которым разливалось чернотой исходящее снегом ночное небо. Край обрыва оказался всего-навсего ступенчатым карнизом, опоясывающим кровлю, наподобие картинной рамы. Они перебрались через него, перешагнули через желоб водостока, как через простой порог, и оказались на крыше.

Мадам Клара покатила коляску по заснеженной черепице, оставляя на ней в снегу три тонкие полосы от колес и дорожку следов туфелек на каблуках. Финч же, как мог, пытался не поскользнуться. Он обернулся и увидел, что крыша обрывается всего в нескольких футах позади. Там, далеко внизу, простиралась улица, где все было обычно и нормально. Где люди ходили, как всегда, и чаще всего не падали.

«Ну почему это всего лишь сон?» — с тоской подумал Финч — он и мечтать не смел о подобном приключении наяву.

Вскоре мальчик и женщина с коляской, наконец, снова оказались в привычном для Финча положении — вышли на площадку крыши, из которой, словно деревья, росли кирпичные дымоходы и разномастные трубы. Небо снова было там, где ему и положено, — над головой, а снег шел сверху.

Они двинулись по площадке в сторону противоположного края дома.

— Стоять! — раздался пронзительный и резкий, как дверной скрип, голос.

Мадам Клара остановилась. Финч последовал ее примеру, испуганно выглядывая в темноте окликнувшего их человека.

— Ни шагу дальше! — добавил все тот же голос.

Из темноты у большой кирпичной трубы выступил мужчина в костюме.

Сперва Финчу показалось, что он одет в черное, но когда незнакомец подошел ближе, стало видно, что костюм имеет слегка фиолетовый оттенок, похож на саму ночь и весь испещрен снежинками. Самым странным было то, что снежинки эти, сползая по полам пальто, высоко поднятому воротнику и цилиндру, не падали на незнакомца — снег невероятным живым узором шел прямо в ткани костюма.

Однако вовсе не причудливая одежда больше всего поразила и даже испугала мальчика, а лицо незнакомца — его молочно-белая кожа, огромный свисающий нос, кривая прорезь рта и два непроглядно-черных глаза.