Александра Огеньская - Слепое солнце
***
Планы несколько спутала опять же Мэва — она тоже освободилась несколько раньше обычного и как раз сегодня затеяла в комнате Джозефа глобальную уборку. Пообещала, что отыщет все запрятанные по дальним щелям грязные носки, конфетные фантики и банки из-под пива. В ответ на робкие уверения в отсутствии у Джоша привычки прятать указанные предметы по дальним щелям безапелляционно заявила, что всех мужиков знает как облупленных и Джозеф не исключение. В результате Джош получил идеальную чистоту с доставкой на дом, полтора часа трескотни ни о чем и ужин из трех блюд. Наслаждаться вкусом отменно приготовленных домашних блюд несколько мешала назойливая мысль: а нету ли у Мэвы второго такого пузырёчка с valiumом в заначке? Но суп и жаркое пахли ровно так, как положено пахнуть супу и жаркому, без сладковатой гнилостности. У пирога с черникой посторонний привкус опять же отсутствовал. Ушла напарница только в половине девятого. Чего ей нужно было? А впрочем, после 'подаааайте, милостивый пан' значения это, наверно, не имело.
Тем более что теперь городской транспорт ходит и в ночное время. Хуже было другое: погода окончательно испортилась — ни следа от утреннего почти лета — и обрушила на голову оперативника и его пса все хляби небесные, засвистела пронзительным ветром. Уже после автобуса, когда шли вдоль проезжей части, какая-то машина обдала грязными холодными брызгами — видимо, чтобы окончательно довершить образ зайки из детского стишка, брошенного безответственной хозяйкой. Одежду — хоть выжимай, и зонт не помог.
В подвале тоже было сыро и холодно, зато сквозь толстые стены не проникал грохот совсем озверевшей грозы. Цезарь заметно успокоился, перестал вздрагивать, хотя в подвале ему явно было слегка не по себе — продолжал жаться к ногам Джоша и постоянно подозрительно принюхивался. Разумеется, животные очень чутки к местам магии. Кошка бы вообще в логово 'мертвячника' не сунулась, а вот у прекрасно выученного Цезаря чувство долга все же перевесило страх.
Джош снял с пса тяжелую упряжь, угостил еще парочкой косточек в порядке компенсации понесенных неудобств. В стене за дверью был такой крюк крепкий металлический, парень как раз сегодня обнаружил… Вот к нему-то Джош и примотал поводок — Цезарю не понравится, но во время эксперимента хозяина он должен сидеть спокойно, а не носится по помещению, не лезть к парню с вылизыванием и прочими проявлениями собачьей доброжелательности. Примотав ремень и проверив прочность узла несколько раз, Джош добрел-таки до алтаря, на котором однажды уже доводилось лежать, стянул мокрую куртку и долго, тщательно сворачивал ее подушкой — себе под голову. Переложил сотовый телефон из заднего кармана брюк в передний нагрудный рубашки. И все-таки лег, ежась от холода. Попытался припомнить, каково было — валяться здесь в прошлый раз. Тогда под голову ему наверняка ничего никто не подкладывал. А еще, наверно, раздели полностью, как это принято при обряде жертвоприношения. Пока Джош этого не помнил, но пришел сюда, чтобы вспомнить.
Поэтому, для храбрости отругав себя за нерешительность, вынул пузырек, отвинтил крышечку и сделал крошечный глоточек наркотической горечи. Сколько нужно, точно Джош не знал, поэтому решил не рисковать.
И он даже успел закрыть пузырек, засунуть его в карман, хотел было швырнуть Цезу еще косточку, чтоб не скучал. Но тут алтарь закачался, заходил ходуном, а холод между лопатками истаял и стек на пол. Джошу стало тепло, даже жарко…
— Подаааайте, милостивый пан! — ернически пропели в ухо, опять хватая Джоша за одежду и уволакивая в горячку под алтарем, но громыхнул Р66, почему-то без глушителя, и отпустили, испугавшись.
— И еще два круга по залу… — прошептала темнота с интонациями совсем молоденького и горячего по молодости инструктора Конрада. Потом у Джоша в руках оказался стаканчик для подаяния, в который он должен был насобирать костей Цезарю на обед. А его пихали, ругали то и дело обливали грязью и помоями. Джош не мог понять, каким образом попал в такое неприятное положение, когда знал, что на самом деле не сбором подаяния должен заниматься. А должен…
Но липкое затягивало. Силой воли на миг стряхнул дурман, вспомнил, что лежит на алтаре маньяка, и что лежит не просто так. Что, в конце концов, была цель… Вспомнить бы ее еще. Высокая волна поднялась и опала, укрывая с головой.
/… Пошевелиться Джозеф не мог, хотя и не был привязан. Ремней он не чувствовал. Душно горел огонь жаровен где-то в изголовье и в ногах, а по потолку ползли уродливые тени. Четыре угольные тени на старой, желтой от сырости побелке. Они наплывали с четырех сторон, но их обладателей Джош не видел пока.
Джозефу было отчаянно страшно — смерти он боялся совершенно так же, как и все остальные жители планеты кроме разве что шизофреников и самоубийц. Но он все еще надеялся на подмогу… Кристалл разрядился, но в Отделе дежурный знает, куда отправился Рагеньский, и если он не будет отвечать по м-связи или по сотовому, то парня в конце концов хватятся и догадаются, где искать. Тем более что обряд долгий — вот уже полчаса примерно низким гортанным голосом одна из теней, та, что слева, читает нечто темномагическое на каком-то древнем наречии. И еще сколько-то Джош валялся без сознания после того падения с лестницы, или что там было… Час точно, а если сложить со временем, проведенным в засаде — вполне могли уже хватиться. Только бы успели. Джозеф думал, что уже привык рисковать жизнью и готов распрощаться с ней в любой момент. Однако на лбу выступил холодный пот, капельки стекали к вискам, и щекотали, и очень досаждали эти капельки, а пальцы сводило судорогами страха.
Странно, но лежать абсолютно нагим было совсем не стыдно, совсем не неудобно, лишь бы еще подольше бормотали непонятные слова, а кто-нибудь в отделе уже почесался обнаружить пропажу сотрудника. Хотя бы Мартен поимел совесть и, несмотря на свою жесточайшую простуду, озаботится поинтересовалась делами напарника. Или пусть Луиза начнет волноваться, почему Джоша так долго нет дома, и позвонит на работу…
Тень дернулась, изогнулась, затрепетав… Бледный как сама смерть мужчина с неестественно черными глазами — или зрачки во всю радужку расширены, как у наркомана? — склонился над Джошем.
— Чашу! — хрипло потребовал он.
Остальные тени тоже пришли в движение. Кто-то, чьего лица из-за капюшона парень не разглядел, подсунул бледному требуемую чашу. Джош вздрогнул — чаша представляла собой искусно обработанный человеческий череп. Впрочем, позже Джош про чашу уже не вспоминал — вскрикнул, когда резанули по левому запястью, подставляя посудину.
Значит, началось? Началось и продолжилось: болью в правом запястье и щиколотках. Пот стал совсем ледяным, когда Джош понял, что ему, очевидно, предстоит умереть от кровопотери. Бледный опять захрипел свои заклинания. Джозеф начал припоминать полузабытые слова 'Pater noster' — вдруг там, наверху, все же кто-то есть? Бледный прервался, кивнул кому-то:
— Подготовь его для обряда. Только сначала посмотрю, до чего мальчишка успел докопаться.
Тогда снова сунулся тот в капюшоне, стало видно, что глаза у него или совсем прозрачные, или просто нежно-голубые, и прямой острый нос. Этот прижал к губам парня какую-то склянку, понуждая выпить ее содержимое, но челюстью Джош двигать пока мог и отчаянно сжимал губы, не позволял опоить себя какой-то дрянью.
— Дурак! Пей! Тебе же лучше — сдохнешь и не заметишь! Больно не будет! — зло пробормотал второй.
Но безболезненно сдыхать Джош не хотел. В конце концов челюсти без затей разжали ножом и все-таки влили ту дрянь. Тут же перестали болеть порезы и прошел страх…./
Очнулся Джош резко, словно от пинка. Рядом поскуливал Цезарь, теребя штанину брюк хозяина, а в нагрудном кармане надрывался телефон. Джош закоченевшими пальцами — лежать на каменной плите в неотапливаемом помещении было весьма зябко — достал трубку. Немножко не успел, но оказалось — голосовая почта.
'Вами получено новое голосовое сообщение' — безразлично-механический голос диспетчера связи. И взволнованный — пана Эрнеста: 'Джозеф, ты не отвечал, поэтому рискнул оставить тебе сообщение. Это важно. Я не знаю, что ты задумал, но недавно позвонил Джером, предупредил насчет побочных эффектов того снадобья. Ну, ты понимаешь, о чем я. Пожалуйста, не вздумай его пробовать! Завтра на работе я тебе все объясню!' Осторожный, сердобольный пан Эрнест. Но поздно. Раньше нужно было предупреждать. Интересно, что за побочные эффекты? Хотя Джош и сам начинал догадываться — голова раскалывалась. И Цезарь… Цезарь же должен быть привязан? Неужели так напугался за бессознательного хозяина, что умудрился сорвать поводок с крюка?
— Спокойно, парень, все нормально, живой я, — Джош потрепал пса за длинные уши, позволил понюхать ладонь. — Все в порядке, Цезарь.
