Алекс де Клемешье - Сын Дога
– Слу-ууушай, – протянул Евгений; он и сам не помнил, у кого подцепил манеру растягивать это слово, но уже не раз замечал, как употребляет его. – Ну, если тебе мой совет нужен…
– Нет-нет-нет! – горячо заговорила Таня, мотая головой. – Я же понимаю – одинокий мужчина в таких делах плохой советчик. Ты уж прости, но если ты целый год с Верой не можешь разобраться – где уж тебе меня поучать? Ой… Это ничего ведь, что я опять про тебя с Верой, да еще и в таком ракурсе?
Евгений сник. Лихо она его на место поставила! Якобы оговорилась. Якобы случайно у нее, болтушки эдакой, вырвалось. А на самом деле?
А на самом деле Танечке было больно и стыдно – она ведь только что перед ним наизнанку выворачивалась, о самом сокровенном рассказывала в запале. Во влюбчивости своей призналась, в несуразном для девушки ее возраста и внешности одиночестве, в недавно возникшем чувстве к молодому мужчине. Теперь раскаивается, глупая. Хотя понятно: такое с мамой принято обсуждать или лучшей подружке на ухо шептать, но, видно, не было у ведуньи возможности выговориться кому-то по-настоящему близкому, не нашлось более подходящей кандидатуры, вот и доверилась Евгению. А сейчас вдруг опомнилась и, без сомнения, корит себя, и злится, и неловкость испытывает, оттого и укорот ему устроила, оттого и дерзила – сбежать надумала, вот и подыскала повод повздорить. А сбежать ей очень хочется, потому что невмоготу перед ним стоять еще более обнаженной, чем днем, и щеки распунцовелись дальше некуда, и слезы стыда вот-вот из глаз брызнут.
Покивав собственным мыслям, Угорь едва не потянулся в Сумрак, намереваясь «погладить» ауру девушки, успокоить ее, заставить сердечко стучать чуть медленнее и тише, выкинуть из мыслей никчемное смущение. Едва не потянулся – но вовремя опомнился: нельзя пока в Сумрак, не был еще снят запрет. Как можно станет – Сибиряк оповестит.
– Ты чего? – Таня, терпеливо дожидавшаяся его реакции на свою бестактность, в итоге не выдержала. – Обидела я тебя, да? Вот я дрянь такая! Ну, прости, Угоречек, прости дуру! Все, я убежала с глаз долой…
– Сто-ять! – по-военному скомандовал Евгений, и Танюша послушалась, вновь остановилась на пороге.
Все необходимое Угорь выяснил буквально за три минуты – где и при каких обстоятельствах познакомились, сколько раз встречались, куда ходили. Со стороны выглядело если и не идеально, то вполне добропорядочно. Очаровательный и обходительный молодой человек не позволял себе ничего лишнего, однако… Однако было в нем что-то, что беспокоило Танюшу, какое-то несоответствие внешнего внутреннему. Посмотреть сквозь Сумрак она сперва постеснялась: неловко это как-то – прощупывать ауру обычного человека, который к тебе так замечательно относится. Тут Евгений ведунью прекрасно понимал, поскольку сам крайне трепетно относился к этому вопросу в отношениях с Верой.
В общем, все бы ничего, но в последнем телефонном разговоре, когда Танечка сообщила примерную дату своего возвращения в Томск, молодой человек пригласил ее в гости – знакомить с мамой. А знакомство с родителями – это шаг куда более ответственный, нежели спектакль в областном театре; здесь уже хочется понимать, действительно ли это тот самый мужчина, с мамой которого тебе придется в будущем общаться. Отказаться от похода в гости, повременить, отложить на неопределенный срок? Но не обидит ли это парня, который так мило ухаживал и искренне радовался ее скорому возвращению? Мало того что просто расстроится, так еще и (вот ужас!) может подумать, что Таня – легкомысленная особа, которой развлечений вполне достаточно и которой чужды серьезные отношения. Но и принять приглашение – значит дать повод думать, что ты готова перевести отношения на какой-то новый уровень.
Ситуация усугублялась тем, что именно сейчас воспользоваться возможностями Иной Танюша не могла. Впрочем, как и Евгений. Оставалось надеяться, что через пару дней бурление Сумрака утихнет, и тогда оперативник, обладающий в подобных делах куда большим опытом, сможет разобраться, что же так царапает ведунью, что же ее настораживает в своем новом знакомом.
На том и порешили. Клятвенно пообещав Тане никому не рассказывать о ее просьбе, Угорь наконец позволил сотруднице Ночного Дозора отправиться на службу.
Вечерело. Послонявшись по комнате, но так и не найдя себе занятия, Евгений окончательно затосковал. Дурацкий день. Долгая дорога, возвращение, постыдная, унизительная немощь, непонятные восстановительные процедуры в исполнении ведуньи, появление Веры в самый неподходящий момент, все эти разговоры с Танечкой об ожидании счастья и проблемах одиночества…
Дозорный уже и не помнил, когда в последний раз оказывался настолько не у дел, всегда находились хоть какие-то занятия. Сейчас они стали бы действенным средством, чтобы отключиться от переживаний и перевести мысли в рабочий режим, однако заняться было попросту нечем. Даже книжку не почитаешь, поскольку настенная полочка абсолютно пуста, если не считать букетика пластмассовых ландышей и фарфоровой собачки, оставшихся от предыдущих постояльцев. А ведь впереди ночь! Мало того что ночами Евгений привык бодрствовать, так еще и выспался сегодня днем с запасом! В патруль ему нельзя, даже просто гулять Танюша покамест запретила. Эдак и свихнуться недолго, особенно если постоянно думать о ситуации с Верой.
Казалось бы – чего тут думать?! Подойти, поговорить, объясниться. Жаль, Евгений не может пригласить Веру домой, чтобы познакомить с родителями, как тот неведомый молодой человек в Томске. Наверное, для девушки такое приглашение значило бы гораздо больше многих слов, которые могут быть сказаны.
Завтра, все завтра…
Но как быть с днем сегодняшним?
Совсем скоро начнут возвращаться из окрестностей Загарино остальные участники противостояния – Химригон, Остыган Сулемхай, Качашкин со своей гвардией и все прочие местные Иные. Быть может, уже завтра руководство Дозоров оповестит о том, что Сумрак успокоился, и это будет означать, что от Темных снова можно ждать неприятностей. Пожалуй, на радостях те могут разойтись не на шутку. И как же ему в такой ситуации выкроить время для поездки в Томск, как помочь Тане? Нет уж, если ехать – то только сейчас! Все, что необходимо для проверки, она ему уже сообщила. Он может вылететь ночным рейсом в область, утром быстренько выяснить интересующее и к вечеру вернуться. У него – законный выходной, так что это исключительно его дело, как сей выходной провести. Ну и что, что Танечка велела ему сидеть дома и набираться сил? Он прекрасно себя чувствует, он отдохнул, он отоспался – так почему бы ему не провести коротенькое расследование? Тем более что объект – даже не Иной.
* * *
Дворник был огромен и обладал довольно примечательными, почти негритянскими губами, сейчас сурово поджатыми. Угорь, широко раскрыв глаза, изумленно и беззастенчиво пялился на него, пока рассвет, сторожко оглядываясь и замирая на каждом шагу, входил во двор. Мужчина вроде едва-едва пошевеливал плечами, но амплитуду и ускорение своей метле придавал такие, что невольно вспоминались русские богатыри, мечами, палицами, а то и простыми оглоблями обращавшие толпы врагов в бегство. Густой россыпью взметающаяся в воздух после каждого замаха листва лишь усугубляла ассоциацию. Евгений даже переменил положение, сел на лавочке полубоком, чтобы удобнее было любоваться.
Дворник наконец тоже приметил его, буквально на долю секунды замедлил движение, а затем продолжил уборку подъездной дорожки как ни в чем не бывало. Медленно, но верно он приближался к детской площадке, на которой расположился Угорь.
Небо светлело, поднималось выше крыш новых многоэтажек. Тонкой работы серебристый иней, покрывающий остатки травы, бледнел и «потел», обращаясь невесомыми облачками пара и подвижными капельками, шустро скользящими вниз по стеблям, будто спешащими спрятаться в невидимые норки. Тишина могла бы звенеть в прозрачном сентябрьском воздухе, если бы не шипела и не шуршала, подчиняясь ритму, заданному метлой.
Наконец дорожка вдоль дома была выметена, дворник поравнялся с лавочкой, остановился напротив, положил обе ладони на верхушку толстого черенка и принялся недовольно разглядывать Евгения. Вывернутые негритянские губы были по-прежнему строго поджаты, кустистые брови сдвинулись к переносице. Теперь возникла совсем другая ассоциация – он словно явился из тех времен, когда дворник по праву считался старшим в доме и во дворе, следил не только за чистотой, но и за порядком и безопасностью, разбирался с непрошеными гостями и бродягами, а при случае, не дожидаясь городового, сам мог запросто скрутить воришку или хулигана. Дворников слушались, дворников уважали и побаивались. Вот и сейчас Угорь на мгновение ощутил себя нарушителем, вторгшимся на подведомственную такому хранителю порядка территорию. Оробеть, может, и не оробел, но дальнейшее развитие ситуации предсказать бы уже не рискнул.
