Кирстен Уайт - Хаос звезд

Входная дверь закрывается. Дина проходит и прислоняется к стене, осматривая сломанную дверь с измученным выражением лица, рассеянно почёсывая рукой живот.

— Они думают, что это может быть кто-то, кому нужен рецепт на сильные лекарства.

Вероятно, ты спугнула его прежде, чем он успел пройти по всем комнатам.

— Я могу сильно напугать, — говорю я, сбрасывая целый совок осколков в мусорное ведро с неприятным звоном.

— Я помогу тебе, — говорит она. — Когда закончим с осколками и заделаем чем-нибудь дверь, я помогу с твоей комнатой.

— Да всё нормально. Там мои вещи, я сама всё приберу.

— Мне очень жаль. Ничего подобного раньше не происходило.

— Это не твоя вина, — говорю я. — Просто случайность, верно? — Но мне кажется, что дело личное. Кажется, будто хаос добрался до меня и так он сообщил, что уже здесь и готов мстить.

Я поднимаюсь по лестнице и встаю на пороге своей комнаты. Гладя на разрушения, я не могу перестать дрожать. Поднимаю фотографию в рамке. Трещина на стекле проходит ровно между мной и матерью.

Глава 6

В истории мифологии древнего Египта Исида была не только матерью Гора, но иногда и его женой. Хотя моя глубокая тревога по этому поводу была связана не столько с соответствующими отношениями, сколько с балансом власти и поклонения. Так как Хаткор впала в немилость, моя мать с удовольствием вмешалась и узурпировала её последователей, тем самым переняв её функции, её домены и даже её мужа. В конце концов, боги пришли к наиболее распространённым формам поклонения: в данном случае, Исида стала матерью, а не женой, а Хаткор очень раздражающей женой, всё ещё сердитой из-за потери своих последователей и любимой короны с коровьими рогами. Исида никогда не извинялась. Большое число последователей означало больше поклонения, большее количество языков, которые шептали её имя, больше сердец, готовых повернуться к ней в тяжёлые времена. Как одному из членов постоянно изменяющегося пантеона богов, отчаянно отстаивающих свою актуальность, порой ей стоило вмешаться в дела людей в качестве церемониальной жены любимого сына. Поклонение было всем. А если серьёзно — глупостью.

Во вторник впервые после пятничного вторжения я остаюсь дома одна. Я жду на обочине перед домом Сириуса. Подъезжает незнакомый автомобиль, за рулём женщина, которую я не знаю.

Тайлер выглядывает из окна и машет мне с переднего пассажирского сиденья, поэтому я забираюсь на заднее.

— Огромное спасибо за то, что подвозите, — говорю я. — Сириус застрял в аэропорту из-за опоздавшего рейса. Вы спасаете меня. — Вообще-то, я сидела там и ждала их целый час. Заднюю дверь заменили и установили систему сигнализации, но мне всё равно… не по себе, когда остаюсь дома одна.

— Не вопрос! Скажи спасибо маме Джули. Или как я люблю её называть, пока мой драндулет в ремонте — мой личный шофёр.

Джули лишь немногим меньше, чем Тайлер и я понимаю, почему вся красивая одежда Тайлер выглядит так, будто сшита для другого человека. Так оно и есть. Её голос звучит почти так же, как и у дочери.

— Если ты и дальше будешь обращаться ко мне, как к своему шофёру, то я начну требовать с тебя плату.

— Волонтёрство приносит мне огромные деньги. Только лишь вопрос времени, когда я начну всех выручать. Что более предпочтительно: воображаемые чеки или воображаемые кредитные карты?

— Приму не воображаемое мытьё посуды.

— Ой, прости. Боюсь, мой счёт по мытью посуды закрыт за превышение лимита.

Они смеются, подкалывая друг друга всю дорогу, это так легко и приятно. Но, по какой-то причине, я чувствую себя некомфортно.

— Итак, Айседора, Тайлер сказала мне, что ты из Египта?

— Родилась там и выросла.

— Скучаешь?

— Только по пустыне. И по тишине. Здесь очень много людей.

— В этом недостаток Сан-Диего. После того, как поживёшь здесь, ты ни за что не захочешь жить где-либо ещё. К сожалению, кто-то ещё уже живет здесь. — Она улыбается мне в зеркало заднего вида. — Приходи к нам как-нибудь на ужин!

— С радостью. — Я хочу больше узнать о Тайлер, увидеть, что делает её такой классной. Она самое прекрасное, что у меня есть в музее, и я жажду вписать её в остальные сферы моей здешней жизни.

Тайлер протягивает зажатый кулак, и только спустя несколько секунд я вспоминаю, что мне нужно ударить его своим кулаком.

— Мило, — говорит она. — Это значит, что нам всё-таки придётся однажды готовить ужин.

— Мы приготовим что-нибудь восточное, чтобы ты смогла почувствовать себя как дома, — говорит мама Тайлер. Я улыбаюсь, но то, что есть у них, не имеет ничего общего с моим домом и от этого мне становится грустно.

Когда она высаживает нас, нам с Тайлер приходится практически расчищать себе дорогу до вестибюля. Сегодня третий вторник месяца, а значит — бесплатное посещение музея для жителей Сан-Диего. Мишель упоминала об этом раньше, но я и понятия не имела, насколько серьёзно местные жители принимают такой бесплатный день в музее. Он просто забит. Мы с Тайлер работаем вместе за передней стойкой, проверяя документы. Я благодарна за то, что нахожусь не наверху, по крайней мере, мне не приходится нервничать, присматривая за огромной кучей людей на выставке, или, не дай бог, за залом детских открытий.

С того дня, когда взломали дом, я плохо сплю. У меня постоянно болит голова от того запаха, который я никак не могу выветрить из моей комнаты. И уж тем более этот наплыв людей, не способствует хорошему самочувствию.

Головная боль напоминает мне о новом письме от мамы прошлой ночью, ведь именно с мамой я постоянно ассоциирую боль в висках. Она сообщает мне о наличии лимита на снятие средств с дебетовой карты в пятьдесят пять долларов. Я даже не снимала ещё с неё денег. Я только начала планировать, как сделать это, когда шла куда-нибудь, где она не сможет меня найти.

Как она узнала? Как она всегда узнаёт?

— Ты в порядке? — Кричит Тайлер с другого конца вестибюля.

Я пропускаю семейную пару, после того, как они предъявляют свои водительские удостоверения.

— Превосходно, — говорю я сквозь толпу. — А что?

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Ты кажешься… уставшей.

Высокий парень, лет девятнадцати, в солнечных очках-авиаторах и джинсах, которые висят так низко на бёдрах, что только чудом гравитации остаются на нём, встаёт прямо передо мной.

— Привет, — говорит он, ухмыляясь, что как я полагаю, должно быть сексуальным, но на самом деле выглядит так, будто ему сложно контролировать мышцы лица. — Как тебя зовут?

— Водительское удостоверение Сан-Диего или оплачивайте за той стойкой, — бросаю я.

Парень растерянно вытаскивает свой кошелёк и роняет на пол. Он ругается, поднимает его и идёт к группе друзей, которые давятся от смеха в дверях.

Тайлер смеётся.

— Ладно, ты не выглядишь усталой. Ты выглядишь злой.

— Я выгляжу злой?

— Только когда парни пытаются приударить за тобой. Но ты отлично отшиваешь. Ты вся такая непробиваемо злая. Если бы я пыталась быть злой, то выглядела бы так, будто у меня запор или типа того.

Я качаю головой, но не могу сдержать улыбку.

— Что ж, приятно знать, что если мне что-то не нравится, то, по крайней мере, я при этом хорошо выгляжу.

— Точно! Остальным, как и мне, приходится быть милыми, выглядя второсортно.

— А, заткнись. — Я уже вовсю улыбаюсь. Тайлер так действует на людей.

Я чувствую на себе чей-то взгляд и поворачиваюсь, успевая мельком увидеть очень высокую и тёмную фигуру человека, когда он заворачивает за угол и поднимается по лестнице. Это не тот идиот, в солнечных очках, но у меня чувство, будто я вижу что-то знакомое, хоть толком и не разглядела его.

Напротив меня уже ожидает женщина с документом в руках. У меня нет времени гнаться за кем-то, кто может или не может прокрадываться незамеченным. Возможно, мы просто забыли проверить его документы, что вполне объяснимо в таком-то столпотворении.

Когда я уже перестану так нервничать и дёргаться? Прошлой ночью, когда я выходила из ванной, неожиданное появление Сириуса напугало меня, и я практически схватила его, прежде чем поняла, что он не был каким-то призрачным злоумышленником.

Я выбрасываю всё из головы, как только появляется парень с крупным торсом низкого роста, одетый в разрисованную футболку и шорты цвета хаки. Подойдя к нам, он скрещивает руки и смотрит, как группы людей входят в музей и выходят. Его чёрные волосы уложены а-ля «творческий беспорядок», на глазах очки в толстой оправе.

— Что нужно сделать парню, чтобы его обслужили?

Тайлер хмурится при виде его.

— Слушай, малыш, зал детских открытий закрылся пять минут назад. Теперь тебе лучше отправляться в парк.

— Я хожу в парк только со своей девушкой. — Его лицо расплывается в глупой улыбке, а Тайлер ржёт как лошадь, хлопая его по плечу, пока он заключает её в объятия. Его нос упирается в её подбородок. Вместе они представляют собой такую невыносимо неуклюжую пару, что должно быть, они самое наимилейшее явление, которое мне приходилось когда-либо видеть.