Ангелотворец - Харкуэй Ник
Джо продолжает осматривать сиденье и все-таки засовывает пальцы в прореху. Он теребит свободный край до тех пор, пока Полли не обхватывает его большую руку своими маленькими ладонями и не целует ему пальцы, как будто он их обжег или ушиб. Она не спрашивает, все ли с ним в порядке.
– Со мной все в порядке, – слегка заплетающимся языком говорит он; только теперь до него доходит, что это может быть правдой (особенно, если краски вернутся, расползутся от Полли на весь мир).
Она чудом сдерживает слезы; вместо того, чтобы расплакаться, строго смотрит на Эди и велит поторопиться с объяснениями. Эди кивает, открывает рот – и не может произнести ни слова.
– Не знаю, с чего начать, – говорит она. – Я все забыла. Маразм…
Джо кивает. Ему хорошо знакомо это чувство: когда не в состоянии доверять собственному разуму.
– Кто вы?
Эди благодарно кивает.
– Мое имя ты знаешь. Раньше я… хм, я работала с твоей бабушкой. Мы были подругами. Кем я только ни была… Шпионкой, по большей части. Сотрудницей спецслужб. А теперь я революционерка. Террористка. – Она вздыхает. – Менять мир сложнее, чем я думала.
– Не знал, что у Фрэнки были друзья, – говорит Джо.
Эди заводит рассказ – хоть и предельно сокращенный, – о своей жизни, начиная с приезда Абеля Джасмина в школу леди Грейвли и заканчивая ее недавним скоропалительным решением изменить мир.
Джо слушает тайную историю Дома Спорка – или, быть может, Дома Фоссойер – и сквозь монохром ощущает, что нашел исток. Причину Дэниеловых страданий. Отцовской мании. Вот как все было, и как стало.
А то, что здесь же кроется корень его собственных злоключений, не так важно. Эди – сокровищница сведений о нем самом, о его семье. Хочется поместить ее под стекло, чтобы потом заводить и слушать вечерами. Ее жизнь такая яркая. И он, Джо, – тоже часть этой истории, а ее история – часть него. В кои-то веки он не опоздал.
– Миром правят идиоты! – сетует Эди в попытке оправдаться, ошибочно приняв молчание Джо за знак несогласия или неодобрения. – Холодная война позади, а они что? Пытаются развязать новую! Мы богаче, чем когда-либо, а они сжигают леса и влезают в долги, загоняя народ в нищету! Мир перевернулся с ног на голову, а все потому, что людям ни до чего нет дела! Мы должны были жить в совершенном мире! Мы к этому стремились! Ради этого я работала. Десятки лет коту под хвост! Я годами прятала машину Фрэнки. Все впустую, все зря. Все ради того, чтобы горстка шарлатанов пела мне песни о том, как у нас все распрекрасно, и крала под шумок наши пенсии!
Она стихает и что-то бормочет себе под нос. Мерсер поджимает губы.
– Пчелы разлетелись почти по всему миру, – сообщает он. – Время от времени правда прорывается на поверхность, однако наступления новой эпохи любви и понимания пока не предвидится. Западный берег реки Иордан объят огнем, но там давно неспокойно. Плохи дела в Африке. На особых отношениях между Великобританией и США поставлен крест. Ядерные державы наперебой грозятся использовать ядерное оружие, если кто-то посмеет умышленно применить Постигатель – его теперь называют оружием массового поражения. И все это, заметьте, происходит уже сейчас, когда машина еще не заработала в полную силу. Это только цветочки. Если, на ваш взгляд, это похоже на глобальное изменение мира к лучшему, страшно представить, как, по-вашему, выглядит кризис.
Эди опускает голову.
– Все образуется. Фрэнки все рассчитала. Она никогда не ошибалась. Стоит пчелам вернуться, расстановка будет завершена, и все… наладится. – Ее уверенность тает на глазах. То, что в двадцатом столетии имело смысл, сейчас кажется странным, даже нелепым. И наивным.
Мерсер вздыхает.
– Возможно. Хотя я всегда подозрительно относился к огульным решениям, сметающим все на своем пути. Мне жаль тех, кого сметает. Так или иначе, машина теперь не сможет заработать так, как было задумано, правильно я понимаю?
– Не пойму, зачем ему это, – вмешивается Полли Крейдл. – Как это светопреставление сделает его Богом?!
Она вопросительно смотрит на Эди. Та хмурится.
– Хаос. Смятение. Зло. Вот к чему он стремится. Стать Богом – лишь отговорка. Он считает, что Бог далек и ужасен, следовательно, любое ужасное деяние только возвысит его. Это жульничество. Хотя хитрить он не привык.
– Вот только из ваших слов следует, – продолжает Полли – что его действия вовсе не хаотичны. Ровно наоборот. Вы называли его пауком. Говорили, что он любит изящные решения. Шахматы, блеф, вилки – как ни крути, в выигрыше должен остаться он.
– Что ж!
Эди рассеяно всплескивает руками, как бы говоря: зло оно и есть зло, его не надо понимать, его надо уничтожать при любой возможности. Мерсер для приличия выжидает несколько секунд и, поскольку добавить Эди больше нечего, продолжает:
– Тем временем смертоносная машина из Уиститиэля попала в лапы чудовищу, которое вознамерилось неким образом им злоупотребить, дабы спровоцировать конец света или стать Богом, или, что не исключено, все вместе. А мой лучший друг провел последние дни в спонсируемой государством пыточной, где над ним по полной программе измывались. Так что не обессудьте, мисс Банистер, – я, всецело разделяя вашу картину мира, очень сомневаюсь, что своими действиями вы хоть немного улучшили положение человечества.
Эди выглядит раздавленной. Джо рассказывает всем о своем заточении и странной не-дружбе с Воганом Перри.
– Надо было его убить, – подытоживает он. – Профессионал на моем месте так и поступил бы. К тому же я выболтал ему все, что они пытались вытащить из меня пытками. Нет бы подумать! Мне так хотелось скорее сбежать от него… Зря я не довел дело до конца.
Эди Банистер вздыхает.
– Профессионал? Ну, да. Это был бы тактически верный ход. Ты выиграл бы время, пусть и дорогой ценой. Но я пришла к убеждению, юный Джо, что нет ничего плохого в том, чтобы оставаться любителем, хотя бы в душе. Миром давно правят профессионалы, а толку-то?
Она пожимает плечами, давая понять, что она тоже хороша. Джо вдруг сознает, что до сих пор ее не потрогал, и тянет ей руку.
Раздается звук, будто кто-то располовинил куриную тушку, и салон наполняется резким ароматом собачьей блевотины. До рукопожатия так и не доходит.
Проехав несколько минут с открытыми окнами, все присутствующие соглашаются, что не мешало бы заехать в придорожную закусочную на чашку чая.
Усаживаются за пластиковый стол с поцарапанной красной столешницей в металлической раме. Стулья неудобные, чай пахнет главным образом выгребной ямой. Джо выпивает свой, а потом крадет чашку Мерсера. Эди, выстирав сумку, неотрывно смотрит в чайный водоворот у себя в чашке, словно там показывают тайны Вселенной. Мерсер, прислонившись к стене возле кассы, наблюдает за парковкой. Джо беспокоится, что они беспокоятся за него, и надо немедленно сказать им что-нибудь обнадеживающее. Вот только что…
Одна лишь Полли ведет себя как обычно. Она обворожительно улыбается подростку-официанту, дает ему слишком щедрые чаевые и врет, что она – рок-звезда, но никто не должен об этом знать. Потом косится на Эди.
– Вы не ожидали такого развития событий, – замечает она.
– Нет, – признает Эди.
Полли ждет, но та молчит, поэтому она заходит с другой стороны:
– Что, по-вашему, должно было случиться?
Эди шевелит пальцами в воздухе.
– Только хорошее. Фрэнки все рассчитала, понимаете? Она произвела необходимые вычисления и предсказала последствия. Если бы никто не вмешался, Постигатель сделал бы наш мир лучше. На девять процентов лучше, говорила она. Достаточно, чтобы со временем подтолкнуть человечество в верном направлении. Создать идеальный мир… Или просто хороший. Но я не представляла, что нагрянут эти.
– Под «этими» вы имеете в виду брата Шеймуса? Рескианцев?
– Шеймус мертв. Тот, которого я знала. Опиумный Хан. Иначе не может быть. Он намного старше меня.
– Вы еще не умерли.
Эди фыркает.
