Алекс де Клемешье - Сын Дога
– Да вы поглядите! – простер к нему руку Ким Эрастович. – Как он может справляться с работой, если спит на ходу?! Может, у проблемы ноги растут именно отсюда? Как вы давеча сказали? Сомнамбула? Лунатик? Может, и перерасход энергии – разгильдяйство? И разбитые приборы – халатность? Может, и сотрудников он услал, чтобы они не видели его в таком состоянии? А что вы скажете на это? – Заместитель секретаря парткома снова покопался в ворохе бумажек и вытянул одну. – По словам вахтера Мурзина Эс Пэ, ветерана войны и героя труда, в ночь с понедельника на вторник он встретил товарища Гранина в коридоре института на первом этаже. Сейчас… вот: «Вид гражданин Аристарх Филиппович имел непотребный, за дверью лаборатории слышался шум и грохот…»
– Ему показалось! – почти беззвучно выдавил Аристарх, вспоминая, какое деление он только что имел в виду.
– Показалось? Значит, в ту ночь никаких эксцессов не произошло, эксперимент шел в штатном режиме… Так?
– Так.
– Тогда почему вы, – торжествуя, расплылся в улыбке Ким Эрастович, – почему вы во время эксперимента находились вне лаборатории?! Разве не предписано инструкцией не оставлять без присмотра столь сложное оборудование?! И не нужно рассказывать мне сказки: товарищ Мурзин прекрасно видел, как вы обесточили аппаратуру – вы сделали это уже после того, как он застукал вас праздношатающимся по коридору! После того, как, по его словам, в лаборатории раздался шум и грохот! Что вы на это скажете?!
Неизвестно, что сказал бы на это Аристарх, но в этот момент сбоку от сцены, в кулисах, зазвонил настенный телефонный аппарат, и Гранина будто подбросило: вот оно! Вот то самое недостающее звено! В ту ночь, непосредственно перед взрывом, в лаборатории зазвонил телефон! Возможно, звуковые колебания и спровоцировали… Это требовало немедленной проверки!
Ни слова не говоря, он сорвался с места и выбежал из актового зала.
– Аристарх Филиппович! Товарищ Гранин! – угрожающе крикнул вдогонку Ким Эрастович и, не дождавшись ответа, театральным жестом простер руку – дескать, вы это видели?
– Ким, он же ученый, – примиряющим тоном, мягко сказал член профсоюза. – У него такое в голове, что нам с тобою и не снилось!
Заместитель секретаря побагровел.
Глава 2
Сентябрь 1973 года
Ведунья Танечка, приходящий сотрудник районного Ночного Дозора, только-только закончила уборку в кабинете. Собственно, уборки той – переломить пару специальных амулетов, и вот уже бумажки с отчетами легли на угол стола ровной стопочкой, пыль исчезла словно по волшебству (хотя почему – словно? именно по волшебству и исчезла!), полы засверкали чистотой.
Довольная собой и чуть-чуть уставшая (ох уж эти заботы по хозяйству!) Танечка плюхнулась на широкий кожаный диван, закинула ногу на ногу и совершенно случайно замечталась.
Ночное дежурство прошло без приключений. Исполняя в отсутствие Евгения обязанности старшего в районном отделении, она всякий раз побаивалась: вдруг что-нибудь случится? Что она, канцелярская мышка, сможет сделать, если произойдет что-то по-настоящему серьезное? В лучшем случае – позвонить в область, позвать кого-нибудь на подмогу. Но райцентр был городком спокойным, да и в окрестных селах особо не шалили, так что в эти несколько дней и ночей собственные опасения были самым серьезным, с чем Танюше пришлось справляться. Один раз заглянул на регистрацию Светлый, не состоящий в Дозоре и приехавший в командировку по работе – обычной, человеческой. Пару-тройку раз звонил Сашка Богданов из родного областного отдела – неофициально, не за рапортами, а просто так, узнать, все ли у нее в порядке. Разумеется, делился новостями, да только было тех новостей… Все руководство, все самые умелые маги находились сейчас в Загарино и окрестностях, вели поиск Иных, пропавших без вести после первых атак Ворожея-Неваляшки, опрашивали бывших членов секретной общины, пытались разобраться с мотивами и нынешним местонахождением виновника всех бед – основателя магического совхоза, Хозяина, предположительно – сына Первого Шамана Дога. Богданов мог рассказать Танюше только то, что ему самому стало известно с чужих слов, а испорченный телефон у Иных подчас был куда более затейливым, нежели у сплетников из числа людей, и зачастую самые простенькие факты, передаваемые из уст в уста, обрастали чудовищно неправдоподобными подробностями.
К слову, одним из первых слухов такого рода стал душераздирающий рассказ о том, как Евгений Угорь пал смертью храбрых в бою с Ворожеем, и якобы куча народу видела, как глава Томского областного Ночного Дозора Сибиряк, не скрывая слез, не стесняясь рыданий, лично нес его тело на руках через весь лагерь объединенных отрядов Темных и Светлых. Но в тот момент Танюша уже знала, что Женя жив. Как, откуда знала – непонятно, потому что вроде бы даже не пыталась выяснить это через Сумрак. Просто внутри поселилась уверенность, что с руководителем районного отделения все в относительном порядке, и скоро жизнь станет прежней: она будет приезжать сюда из Томска два-три раза в неделю, ругаться на него за то, что безвылазно торчит в кабинете (когда не патрулирует, разумеется), составлять за него отчеты о проделанной работе, привозить ему книжки с легендами и мифами… Ох, поскорее бы.
Однако сейчас у Тани был другой повод помечтать. А тут еще и Муслим Магомаев из приемника принялся торжественно и проникновенно рассказывать под музыку:
Это было во все времена,
Очень близкие или далекие,
Когда ты оставалась одна,
Одинокая, одинокая…
На первом же припеве Танечка пригорюнилась – вот она, бабья доля! Даже если ты умеешь плести чары и заглядывать в Сумрак – от одиночества не застрахована ни одна волшебница, ни одна ведунья.
А на втором припеве дверь в кабинет стремительно распахнулась, и на пороге появился Угорь.
– Физкульт-привет работникам сумеречного труда! – улыбнулся он.
Танечке показалось, что улыбка вышла вымученной, но в первый момент она не стала ничего анализировать – подхватилась с места, с воплем восторга кинулась Евгению на шею.
– Угореооочек! Как я рада тебя видеть! Ты почему так похудел? Ты отчего такой смурной? Ой, что было-то, что там было, а? Вы же победили? А его поймали, да? А наши – все целы?
Дав вволю пощебетать и повисеть на нем девушке, от избытка чувств даже не слушавшей его ответы, Угорь мягко отстранил Татьяну и огляделся.
– Я смотрю, у тебя тут образцовый порядок, – с улыбкой констатировал он очевидное. – Чаем-то напоишь своим фирменным?
– И напою, и накормлю! – засуетилась Танечка, захлопотала и вдруг остановилась. – Жень, – внимательно наконец посмотрев на него, встревоженно произнесла она, – тебе бы лечь. Ну-ка, давай-ка на диван! Тебе помочь?
– Что за глупости?! – возмутился сконфуженный Евгений. – Присесть – присяду, а лежать сейчас некогда. Чаю попью – и займусь текущими делами…
– Ну, какие дела, Жень? Все тихо и спокойно, райцентр в твое отсутствие враги не захватили. А даже если б и так – ты же едва на ногах держишься! Ты вот для чего сюда приперся, а? – Танечка уперла руки в бока; сейчас, когда волна неконтролируемой радости схлынула, она вновь превратилась в прежнюю Танечку – деловую, строгую и воинственную, какой ей всегда хотелось выглядеть на работе. – Так, быстро: ноги в руки – и на выход! Сегодня у тебя отсыпной, завтра – выходной, я так решила. Угорь, да ты слышишь ли меня?!
– Слышу, слышу… – уныло откликнулся Евгений. – Поспать – это да, это неплохо было бы.
– И не только поспать! Полечить бы тебя… – Танюша оглядела кабинет, словно искала, что могло бы ей пригодиться в процессе лечения дозорного. – Так, все, пошли.
– Куда? – удивился Угорь.
– Домой тебя провожу. Ляжешь, а я поколдую немножко.
– Колдовать сейчас нельзя! – запротестовал Евгений. – Сейчас в Сумраке черт-те что творится!
– Знаю, сообщили, уведомили в первый же день, как только Ворожей «воды в движение привел». Ну, это не помеха. Это ведь вы, маги, напрямую с Сумраком работаете. А у нас на любой случай – амулетик, заранее заряженный, травка сушеная, настоечки разные…
– У меня дома травок и настоечек нет, – на всякий случай предупредил Евгений.
– Вот дурной! Пошли уже, у меня все с собой.
Дозорный с подозрением осмотрел ведунью, которая даже дамскую сумочку не стала забирать из кабинета, и мысленно пожал плечами: с собой – так с собой, а где именно – не его дело. Впрочем, едва выведя под ручку на крылечко, она прислонила Евгения к стеночке и со словами «Стой смирно, я сейчас!» ненадолго вернулась в кабинет. Стоять в сонной неподвижности и ничего не делать неожиданно оказалось занятием приятным. Городок (а точнее, его центральная часть) располагался на возвышенности, и отсюда дозорному были видны не только дома на окраине, но и поросшие кедрачом холмы вдалеке. Неяркое сентябрьское солнце пробивалось различимыми отвесными столбами света сквозь облачную хмарь, подкрашивало контуры крыш, обрисовывало тут и там силуэты случайно избранных деревьев, оглаживало лица прохожих, растворялось в глянцевом блеске луж и капотов работяг-грузовиков, ползущих по объездной трассе. Неуловимые пылинки-паутинки танцевали в этих световых полосах, подталкиваемые прохладным ветерком. Скребли тротуар подсушенными коготками съежившиеся разноцветные листья кленов…
