Охра - Рина Рисункова
К нашему счастью вылет задерживался на полчаса, шанс ещё есть. Но как же без проблем: в аэропорту Охры четыре гейта. Мы побежали в D – закрыт. G – закрыт. Следующий – аллилуйя. Проводим электронные билеты по скану – не проходят. Сотрудник аэропорта попросил распечатанные билеты. Профессор не в интеллигентной форме попытался объяснить, что кто он, что мы вот-вот опоздаем на рейс и прочее прочее, но белый парень только пожимал плечами. Wi-Fi аэропорту не работал. Сеть аэропорта раздать отказали, распечатать билеты стало быть невозможно. Началась посадка. Мы опоздали. Жеро поднял шум. Вроде как договорились пустить нас на борт лайнера для «закрывающих аэропорт» сотрудников.
Перед нами попросили прощение за задержку в час.
Жеро нервничал. Себастьян все это время не вставал с кресла ожидания. Я подсела к нему:
– Как тебе удаётся держать себя?
– Завидую Жеро, носится по аэропорту, так время идет быстрее. А я лишь убиваю рассудок. Мне не удается себя ослабить в покое.
– А можно попроще?
– Ты не тому удивляешься. Подумай о первом человеке в космосе, о его ощущениях и постарайся не задавай больше таких вопросов.
– Полегче. Не заводись.
– Тебя кто-нибудь ждет дома?
– Нет.
– Тогда ты счастливый человек, Франка.
– Нда? Я думала наоборот.
– Смотря по ситуации.
– А тебя ждут?
– Да.
– Кто?
– Сын.
– А сколько ему?
– Семь. Он первый год в интернате.
– Ой, прошу…
– Нет, с его матерью все в порядке.
– А почему…
– Дальше без вопросов, договорились?
Подошел Жеро.
– Ну что профессор, вы с хорошими новостями?
– Да, в каком-то смысле. Наш самолёт точно не разобьётся.
– Закрыли небо?
– Именно.
Часть III
Я эту песню уже слышала. Как же его… такой желтенький… не помню. Минорная.
Нам нужен был транспорт, добраться до Торсу. Именно в это поселение мы должны были отправиться до объявления чрезвычайного положения. Это мощная, нашпигованная чем только можно исследовательская станция. Жеро не унимался и искал другие возможности убраться из Охры. Труп анеха оставили местным – сожгут.
Жеро попросил нас подождать у выхода. Сам он пошёл искать пикап. Ему хватило пяти минут. Он подкатил к нам на красном додже.
Я раскинулась на заднем. На потолке фломастером нарисован зелёный монстр.
– Кто вам дал машину?
Мужчины переглянулись.
– Франка, не считаю нужным договариваться с кем-либо.
– В смысле?
Себастьян обернулся ко мне.
– Считай нам выплатили компенсацию.
– Не понимаю. Что вы смеётесь? Эй!
– Франка, отдыхай.
– Вы угнали..?
– Стоп! Баста! Ты еще повозмущайся! Меня отымели пополной и не только меня, на минуточку. Я понятия не имею почему не разгромил этот ублюдочный аэропорт! Поэтому, будь добра, помолчи.
«Я не ворую – я компенсирую.
Я не лгу – я благодетель.
Я не предаю – я поменял ориентиры.
Я не бросаю тебя – я развиваюсь.»
Никто из нас не проронил ни слова за два часа. Каждый думал о своем. Но и правда, видимо в данной ситуации, я самая не поврежденная душа. Кроме самой себя, терять мне некого. Одиночество неуязвимо перед смертью.
До Торсу мы добрались уже в сумерках. Нас никто не встретил. Чернота. Ни огня. Включили фонарики. Мы обошли поселение – никого. Жеро буйствовал.
– Что за черт?!
Над нами пролетели несколько истребителей.
– Себастьян, это… F- 35? Твою ж мать…
– Похожи. Очень.
– Откуда у них…
– Хочу ошибаться, но кажется, это не местные.
– Погодите, разве небо не закрыто?
Профессор выругался:
– Закрыто, Франка.
– Я осмотрюсь здесь, все же надеюсь кого-нибудь найти, а вы идите в диспетчерскую, располагайтесь, но пока не включайте свет. Мало ли чего.
Себастьян скрылся за углом дома. Жеро потащил меня за рукав.
Оказывается, я никогда раньше, не слышала тишины. Звук, который окружает меня сейчас – страшный суд. Сейчас я, как никогда наедине. Тет-а-тет с той, из которой я не прочь вырваться. Из ее глупых мозгов.
И все же, я живу каждый день.
Ночью Торсу обстреляли с воздуха.
– Я не собираюсь это так оставлять. Себастьян, включи машину, попробую настроить связь.
– Нет, Жеро.
– Включи.
– Нет.
– Не понял.
– То есть ночью нас случайно обстреляли?
– Это какой-то абсурд.
– Когда Охра – единственная неприкосновенная земля на карте, на которую ни одному государству нельзя и покуситься; которая защищена международным правом и входит в наследие ЮНЕСКО; атакована американскими и японскими истребителями. Это считается абсурдом? Когда впервые в истории полностью закрыто небо и самая передовая связная станция пуста – это, Жеро, по твоему, чушь, бред, бессмыслица?
– Что предлагаешь ты?
– Не спешить и прикинуть наихудшие последствия. И не забывай, что с нами все-таки девчонка. Которая хочет жить, и у меня, профессор, дома семья, я хочу вернуться.
– Я правильно тебя понял, что если у меня нет банальных причин жить – я считаюсь самоубийцей?
– Жизнь сама по себе банальна.
– Она банальна в заурядной голове.
Я стояла под дверью, и не решалась выйти. Они замолкли, я тихо отбежала, боялась, что кто-нибудь из них войдет. Никого. Я вышла на улицу.
– Кстати, Жеро, может с девушкой тоже будем считаться? Не лично решать, а предлагать варианты?
Я опешила. Профессор поднялся:
– Я предлагаю поехать на другую станцию. С собой возьмем прицеп, бензин и еду. Посмотрим, что творится там. Хотя по сути, легче набрать.
Себастьян ссутулился.
– Я и не спорю, что легче. Но что если военные вычислят нас? Не местные же пилотирует истребители.
– И что? Мы же не знаем кто они. По-хорошему, нас здесь не должно быть. Они стреляют по местным, нас то зачем трогать?
– Может быть. Однако сомневаюсь, что им есть дело до кого-либо, раз они не разбираясь, есть ли здесь люди, открыли огонь по крупнейшему поселению.
– Я извиняюсь, но где же все? Их вывезли? – я вытаращила глаза – Это война?
Себастьян хлопнул меня по плечу:
– Не бойся. С чего вдруг? Да и между кем?
– Не между, а с Охрой.
– Исключено. С кем здесь воевать? Это пустыня. В Охре нет ничего ценного.
– А культура?
– Ты думаешь что это ценность, ради которой можно начать борьбу?
– Война – это уже слабоумие, а в нем разбираться смысла особого нет.
Профессор хмыкнул:
– Тогда уж называй это нападением. Что, кстати, скорее всего и есть.
Мы пробыли в Торсу еще сутки. На складах полно еды. Жеро и Себастьян все гадали куда делись местные, искали следы и рассуждали: застрял ли здесь кто-нибудь как мы?
По истребителям было понятно, что это международная кампания. Больше по нам не стреляли, но профессор высказал опасения, что скоро
