Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
Кроме сомнительных патронов доктор Крамп передал мне пенал с различными алхимическими препаратами. Часть из них предназначались Селене, чтобы активизировать ее нервную и мышечную активность после коматоза, а другая часть могла использоваться мной в критических ситуациях: для устранения болевого шока, заживления и обеззараживания ран, обострения органов чувств, интоксикации и в других экстраординарных случаях.
Вопреки моим ожиданиям, армии под моей рукой не оказалось. Большая часть братства находилась за пределами Убежища – кто-то охранял его снаружи, кто-то ушел в свободную охоту, а кто-то вел разведку на Дальних рубежах. Из тех, кто оставался рядом, Рене позволил забрать с собой только четверых человек, не считая самого Рене. Он мотивировал «наше» решение тем, что сразиться с Древним богом все равно смогу только я – у остальных членов клана ангельского оружия не было. Что касается сектантов, то и они не обладали армией, а значит, «количество бойцов в нашей группе значения не имело».
Если верить часам доктора Крампа, мы вышли из Убежища ровно в 18:00. С его слов, время в Лабиринте текло иначе, чем на земле, однако часы доктора всегда показывали время в Лаборатории.
Эдвин Крамп покинул Убежище вместе с нами. Но он не собирался спасать Селену и город вместе с нами. Его ждал другой путь. Какой? Рене попытался объяснить его загадочной фразой:
– Доктор постоянно слушает зов Бездны и идет на него. Когда-нибудь он ее найдет, и тогда Бездна точно задушит его в своих объятиях.
Эдвин Крамп ничего не ответил Рене. Вместо этого доктор подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал:
– Помни: ты новый вид. И твое предназначение – дать начало новому роду. Если все сложится хорошо, то через пару месяцев мы встретимся в Лаборатории. Если тебе понадобятся научные сведения, добытые мной, – они лежат в моем ящике. С помощью ключа откроешь, я разрешаю в нем порыться. Меня же ждет кое-что очень интересное, но эта история на несколько часов, поэтому не буду отвлекать. Давай, покажи им там всем.
После этих слов доктор вытащил из сумок, которые нес четырехногий робот, две палки с гравировкой. Они напоминали палки для скандинавской ходьбы, только сделанные из стали. Как пояснил Рене, из кончиков палок выпадали лезвия, которыми можно отбиться от голодных мертвецов. Так мы и проводили взглядом доктора, ушедшего скандинавской ходьбой в сторону, откуда пришли мы с Рене. За ним последовал его механический робот.
– Ты отправишь за ним братьев, чтобы они ему помогали? – спросил я.
– Нет, туда, куда ходит он, мы не рискуем захаживать. Хотя это ты сейчас решаешь, что делать братьям. Мое мнение: не надо никого отправлять за ним, – ответил Рене.
Я не стал возражать.
Мы отправились в противоположную сторону. Наша группа сразу растянулась. Двое братьев ускорились, чтобы проверить безопасность дороги. Еще двое отстали, чтобы охранять тыл. В итоге мы шли вдвоем с Рене.
Дорогу, которой мы шли, мой спутник назвал Солнечной тропой. Причин тому было две. Первая заключалась в том, что эта дорога вела к выходу на Поверхность – к солнцу. Вторая звучала более прозаично: по полу пролегала желтая линия, указывающая путь из Убежища. Таких линий от Убежища протянулось несколько – синяя, зеленая, красная, но конкретно эта была желтой и ассоциировалась со светом.
Большую часть пути Солнечная тропа ничем не выделялась на фоне остального Бункера – те же бетонные коридоры, протянувшиеся провода и трубы. Только в самом конце я увидел новое место внутри Бункера – Известковый коридор. Мы шли по этому длинному, прямому и ярко освещенному тоннелю, окрашенному белой известью от пола до потолка, пока где-то в середине него я не увидел труп молодого человека с торчавшей из горла стрелой. Побелка полностью впитала янтарную эссенцию, растворяя апельсиновые подтеки в своей белизне, но я все равно смог рассмотреть свежую жидкость на одежде. Значит, этого незнакомца пристрелил наш авангард.
– Зачем его убили? – спросил я.
– Парень! Мертвых убить нельзя, – ответил Рене.
– Давай спрошу по-другому: ты ведь говорил, что, если кого-то убить в Лабиринте, то он направится ниже, например, в Бездну…
– Или даже в Ад.
– Так вот, это нормально просто так отправить человека на вечные муки? У него даже янтарную кровь не выпили!
– Я вот что тебе скажу, парень. На Поверхности мне вогнали в живот нож ради денег. Тогда я выжил, но урок запомнил. В Лабиринте денег нет, поэтому все проще – ты сразу расплачиваешься кровью. А я платить не люблю. Поэтому лишний раз и не рискую.
Я пожал плечами. На земле мы привыкли бояться незнакомцев, потому что они могут навредить. Но здесь, в Лабиринте, этот страх возвели в абсолют. В коридорах все казалось ярче, чем на Поверхности, как будто эти стены не переносили полутонов: накормить другого можно только собственной кровью; безопасный дом лишь тот, который нельзя открыть снаружи; чтобы спастись от незнакомца, нужно убить его первым. Жестокая честность такого мира угнетала.
– Как же вы доктора Крампа пустили в Убежище? – удивился я.
– Ты же видел его? Это его надо обходить стороной, а не нас. А еще он хороший алхимик. И показал это при первой же нашей встрече, – ответил Рене.
Я не стал спрашивать, что конкретно сделал доктор Крамп. Я не сомневался, что он мог проявить себя. При этом Эдвин, хотя и жил в клане Теней потерянного воинства, он так и не вступил в него и не принес клятву крови. Я знал это, потому что не чувствовал с ним той мистической связи, что соединяла меня с остальными братьями. Доктор Крамп наверняка не захотел жертвовать своей независимостью. Характер у него оказался тверже моего. Оставался вопрос, как Эдвин нашел братство, но и этот вопрос отпал, когда мы дошли до конца Известкового коридора. В этом месте железная дверь отсекала от нас Бесконечную Лестницу – она оказалась совсем рядом с Убежищем. Когда доктор Крамп спустился в Лабиринт, он сразу наткнулся на клан Теней потерянного воинства.
Рядом с дверью стояло двое братьев,
