Андрей Круз - Хмель и Клондайк
Я промолчал, выписывая трансфер на оружие. Затем спросил сам:
– Наличные или чек?
– Лучше чек. У меня именной, так что с гарантией. – Он извлек из кармана чековую книжку тоже «Центрального городского», как и у меня, но с отпечатанным на каждой странице именем. Затем выудил ручку, быстро заполнил графу с суммой, расписался и приложил палец, заставив металлизированный кружочек тускло засветиться и погаснуть. – Пожалуйста.
– Взаимно. – Я быстро уложил все покупки в небольшую брезентовую сумку. У нас тоже свои стандарты. – Пожалуйста. При стрельбе картечью цельтесь немного ниже, она вверх идет.
– Чай я заслужил? – спросил Линев.
Интересно. Будем считать, что заслужил. Хотя бы тем, что заинтересовал.
– Пойдем вниз, в мастерскую. Там у меня все для чая.
Доверие на доверие, так сказать, танец встречных шагов. Посмотрим, какое колено он выкинет следующим.
Внизу Линев повесил свое пальто на вешалку и развалился в кресле, в котором любила сидеть Мила. А я поставил чайник и выложил корзинку с печеньем.
– Угощайтесь. Так чем обязан?
Линев свел длинные худые пальцы перед грудью, в манжете рубашки мелькнул серебряный браслет. Как-то ярко он выглядит для своей должности. Хотя, с другой стороны, такого хлыща мысленно на такую должность и не поставишь. Даже может быть неплохим прикрытием.
– Вербовка сразу провалилась, – усмехнулся он. – Да вы нас еще и сдали объекту наблюдения… он мне даже звонил с утра, высказался…
– А вы меня сдали жилинским, и те попытались убить…
– Нет, – Линев выставил руки в защитном жесте, – не сдавали. Мы так не мелочимся, чтобы за отказ человека убивать. Мы так не сделаем. Никогда. Отказ – не повод.
– И кого мы привалили вместе с людьми из засады?
– Вы привалили Кучеренко Анатолия Борисовича, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, сотрудника отдела наружного наблюдения центрального участка Дружины, – вздохнул Линев. – Жадного до денег мерзавца, который создал нам огромные проблемы. Мы даже пока оценить их масштаб не можем. Нападение на вас – самая мелочь из списка, тем более что вы с ситуацией справились.
– То есть вы хотите сказать, что…
– Кучеренко продал информацию с прослушки Жилину. – Линев принял от меня кружку с горячим чаем и кивнул в благодарность. – О том, что вы собираетесь уехать. Но он продавал не только эту информацию и не только Жилину, а вы его грохнули и труп успели сжечь. То есть мы не можем теперь разобраться, кому и что именно он сливал в последнее время.
– Понятно. – Я сел в свое кресло и повернулся к Линеву. – Но совершенно непонятно, что вам могло понадобиться от меня. Ну, кроме револьвера.
– Если я правильно помню список ваших проблем, то это Семера, Лига и Жилин, правильно?
– Да, где-то так.
– Лига… это немного выше уровня ваших возможностей, но то, что у них скоро и так будет много хлопот, вы уже знаете, наверное, так?
– Догадываюсь.
– Остаются Жилин с Семерой. Семера разделена пополам, они на грани большой взаимной резни. Но никак эту грань окончательно не перешагнут. А если бы они ее все же перешагнули, они бы тем самым оказали большую услугу как обществу, так и лично вам, разве нет?
– Возможно.
– Я хочу, чтобы вы помогли сделать им этот последний решительный шаг.
Нельзя сказать, что он меня заинтересовал своим предложением. Насколько я понимаю, совершенно аналогичное предложение он уже делал Хмелю. Это не очень хороший признак, если глава местной сигуранцы начинает набирать случайных дилетантов. Обычно их набирают вовсе не с той целью, которую доводят до них.
– А мне это зачем?
– Если я вам скажу, что это избавит вас в будущем от всевозможных проверок и излишней пристрастности городской власти, – это поможет?
– Нет, – покачал я головой. – Я смирюсь с убытками и съеду в Лудино. Там буду жить на лоне природы, иметь свой большой дом с баней, а за товаром ко мне и туда приедут, он у меня уникальный.
– Я так и думал, – кивнул Линев, хотя я думаю, что тут он лукавил. Думал он как раз совсем по-другому.
– В ваших действиях постоянно проскакивает одна и та же ошибка: вы вербуете шантажом и сливаете агентов, – взялся я объяснять, как все это видится лично мне. – Слив агента приводит к тому, что с вашей сигуранцей никто не хочет работать. Тогда вы вынуждены вербовать через шантаж и угрозы. Но шантажируемый никогда не работает со всей отдачей, он больше думает о том, как от опеки избавиться. И как вас подставить.
– Сигуранцей?
– Ну да, именно так называлась великая румынская разведслужба, – усмехнулся я. – А мы так называли все службы безопасности разом.
– И что вы хотели сказать конкретно? – Моя речь Линеву не понравилась, она явно царапнула по самолюбию, которого у него на десятерых, но он постарался не подать виду.
– Я хотел сказать, что вы всегда должны предлагать что-то взамен. – Я отпил чаю из кружки и отставил ее на верстак. – Не в стиле «а я тебя тогда в порошок не сотру», отрицательная мотивация в таких случаях работает плохо и недолго, а нечто положительное. Ты – мне, я – тебе. Даже фильм такой был, насколько я помню. Только не помню о чем.
– «Вы хочете песен? Их есть у меня». – Линев улыбнулся. – Я поговорю с Жилиным. Сам. Сегодня, если мы договоримся. После разговора он вообще про вас забудет, я обещаю. Навсегда забудет. То есть вы убиваете двух зайцев одним выстрелом. Мы отстаем от вашего друга Хмелева. У вас будет мой телефон на будущее, по которому вы можете позвонить в любое время. И вообще давайте дружить, что в этом плохого? – Он развел руками в жесте трагического недоумения.
– Почему мы?
– Отчасти из-за Хмелева. – Линев посерьезнел. – Он вляпался, у него есть прошлое, и он все время пытается всех перехитрить. На тот момент, когда я хотел его использовать, одного Хмелева было достаточно, задача была нехитрой.
– И без вероятности выживания.
– В том числе, не буду отрицать, – кивнул Линев. – Он убил людей, которые выполняли задание. Развалил операцию. Испортил все что мог. Сразу же был вычислен нами. И что, оставлять все как есть?
– А дальше?
– Он не сделал того, чего мы от него требовали. Но выжил. – Линев усмехнулся. – Вступил в резерв… с вашей подачи, насколько я понимаю?
– Покупательскую базу расширяю, – усмехнулся я.
– Хотя бы так, – кивнул он. – Потом мне вдруг звонит Лихачев и говорит, чтобы мы отвалили от его заместителя, и вообще обвиняет меня в устройстве засады. У меня вывих челюсти, но как-то разбираемся. Я посылаю водителя за фото убитых – и среди них обнаруживаю сотрудника Дружины. Того самого, который исчез и с кем исчезла ценная информация. В результате я оказываюсь в положении, что группа привлеченных людей погибла из-за вашего друга Хмелева, других людей под рукой нет, я понятия не имею, какая информация куда ушла, и работать через Дружину просто опасно… и тут вижу вас. Тех самых, у кого хватило умения хотя бы справиться с засадой. Я снова говорю с Лихачевым, и тот сообщает, что вы… вполне профессиональны и с вами есть еще толковые люди. Вот, в сущности, и все.
– И что надо сделать?
Линев чуть подумал, закусил губу, потом полез в тонкий портфель и достал из него пластиковую папку.
– Теперь вам придется подписать обязательство о неразглашении. И если вы его нарушите… будете нести ответственность по закону. Согласны?
Нашел чем удивить.
– Давайте.
Линев протянул открытую папку мне. Ну да… «в случае разглашения сведений, ставших мне известными из…» и так далее. Ладно, подпишем.
– Семера планирует большую разборку. Они все же стремятся избежать резни, но нервы уже на пределе. Мы знаем, где они встречаются. Мы знаем, как организуется встреча. Мы знаем, кто придет раньше и с какой стороны. И нам все равно надо их стравить. Вот как-то так.
Я не полез через чердак, потому что смысла прятаться уже не было. Линев уехал, наблюдатели вполне могли оставаться, но теперь они уже ничему не мешали. И все же прошел через двор, чтобы не светиться на улице.
Хмель все-таки открылся, но самого его в зале не было, а перехвативший мой вопросительный взгляд Иван так же взглядом показал вниз. Так что я сразу свернул в подвал и нашел там за столом теплую компанию – Хмеля, Саню, Милу и даже Платона, которого я никак увидеть не ожидал. Что самое интересное – сидели они всерьез, с закусками и даже едой, и были уже «теплыми». Даже Мила успела дойти до кондиции. Не пьяными, но навеселе.
– Хорошо сидим, – сказал я даже с неким оттенком уважения.
– И ты с нами садись, – доброжелательно пригласил Хмель. – В ногах правды нет, и нет ее и выше, как сказал классик.
– Что празднуем? – Я снял с полки кружку, и Хмель тут же наполнил ее пивом.
