Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
«Кето» ходко отошла от пирса, заложила вираж и вышла на нужный курс. Дамы и дети загорали на верхней палубе, мы с мужиками сидели в одной из кают и снова проговаривали детали. Меня во всей этой истории касалось только данное старому Ланевскому обещание добыть крестик. И это мы отдельно обсудили с кардиналом. Он посоветовался с кем-то по рации и получил подтверждение: если в указанном квадрате будет хотя бы грамм золота — его непременно поднимут. И если от тайного царского лазутчика осталось ещё хоть что-то — тоже не забудут. Уголок трюма, где довелось встретить свою смерть, Змицер нарисовал мне пальцем прямо на той скале, где мы сидели. Всё, что было сказано, показано и случилось в том сне, я запомнил накрепко. А в особенности то, что духов старых покойников не рекомендовалось трогать руками.
Ближе к точке выбрались на свет и свежий океанский ветерок и мы. Впереди на рейде качалось судно, на фоне которого «Кето» выглядела дюймовочкой, а «Нерей», надо полагать, вовсе потерялся бы. Настоящая баржа, какие я помнил с детства, только выше и ещё длиннее. На ней кипела суета и шло постоянное движение — тали и лебедки переставляли что-то с места на место, от борта опускались на воду одновременно два шлюпа или бота. Короче, два катера человек на десять каждый, которые, едва опустившись, взревели спаренными движками и отвалили в сторону. Там, в той самой стороне, ярко-оранжевыми буями было огорожено место, где, пожалуй, можно было сыграть в футбол, надумай вода Атлантики вдруг застыть. Вокруг этого футбольного поля, чуть заметно покачиваясь, стояло с десяток, наверное, судов поменьше баржи, но побольше тех катеров, что она спустила на воду. И на каждом народ был явно занят. Да, умел Михаил Иванович масштабно мыслить и организовывать процесс. Мы с полчаса где-то наблюдали одно из тех четырёх зрелищ, на которые можно смотреть вечно. Ну, в том смысле, что вечно можно смотреть на горящий огонь, бегущую воду, то, как другие работают, и как тебе из окошка кассы зарплату выдают. А потом вернулись в каюту.
На огромном экране там шла картинка с морского дна. Вокруг основательно почищенного от песка галеона были установлены какие-то леса, типа строительных, тянулись трубки, провода и даже двигались транспортерные ленты — никогда бы не подумал, что такую комсомольскую стройку можно меньше чем за сутки развернуть на дне океана. Но изображение говорило само за себя. По дну топали, поднимая дымные облачка, какие-то инопланетяне в неуклюжих скафандрах — тяжелые водолазы. Со всех сторон вокруг них порхали обычные, легкие. Это немое кино, иногда прерываемое шипящими докладами и кратким обменом данными по рации, завораживало. И ещё чем-то напомнило игру из детства — Электроника «Тайны океана». Там тоже суетились мелкие водолазики, пытаясь не попасться в щупальца огромному спруту. Оставалось надеяться, что за три столетия именно этот галеон не облюбовало какое-нибудь подводное страшилище. Ну, или облюбовало, но уснуло от заунывного пения Хуана Мануэля.
Вдруг картинка поменялась. Среди зеленых стен, покрытых водорослями и ракушками, плыли вперёд две руки, подсвеченные лучом фонаря, видимо, закреплённого на голове, рядом с камерой. Осматривая заросшие какой-то колышащейся тиной поверхности, я замер.
— Вот тут, справа, нужно счистить зелень, — подался я вперёд, к экрану. Фёдор повторил то же самое в рацию.
Одна рука плавно ушла за кадр и вернулась уже с приличных размеров ножом. Осторожно проводя лезвием возле досок борта, тот, у кого на голове была камера, «брил» зеленые нити. Интерактивность процесса была непередаваемая — из шести человек в каюте четверо пытались своими руками «помогать» процессу. Оставшиеся двое — испанский пират и какой-то сугубо научного вида русский мужичок — не принимали участия по разным причинам. Научник что-то бубнил в гарнитуру на шее и шерудил каким-то джойстиком, глядя на экран ноутбука строго прямо перед собой. А флибустьер дымил сигариллой и хлестал херес. В общем, по вполне объективным причинам господа не принимали участия в пантомиме «помоги водолазу».
Когда руки на экране, помахав перед собой, разогнали муть и водоросли, в каюте все ахнули. Ну, кроме занятых пирата и ботаника. Потому что на картинке увидели неровный, кривоватый, кое-где осыпавшийся, но вполне узнаваемый крест. Православный, восьмиконечный. Второв показал мне большой палец, улыбаясь так, будто Святой Грааль нашёл. А в телевизоре тем временем ушла за кадр левая чёрная перчатка, чтобы вернуться с яркой лопаткой металлоискателя. И буквально на третьей проводке правая перчатка ковырнула ножом под замершим на одном месте детектором. Во взлетевших частичках ила, грязи и ещё неизвестно чего, накопившегося там за три с лишним столетия, мы увидели крест. На сей раз нательный, тонкий, словно из трёхмилиметровой проволоки выкованный. Католический. Женский. Перчатки показали его ближе к камере, свободной рукой показав колечко из большого и указательного пальцев, дескать, всё Окей. И вот тут я с подводным пловцом согласился. Аж от сердца отлегло. Очень не хотелось подвести, обмануть ожидания дальнего родственника, рискового парня, авантюриста, но при этом настоящего дворянина и романтика.
Дальше смотреть за тем, как из кучи достают слитки разнообразной формы, обтирают чем-то вроде метёлки, поднимая облака мути, которые потом разгоняют большими подводными вентиляторами, стало скучно. Достали, протёрли, сдули, положили на транспортерную ленту, потянулись за следующим. Кто на картошке был — понимает, это работёнка та ещё, не на фантазию ни разу. Вот и мне надоело смотреть. Михаил Иванович тоже, кажется, заскучал. Мы поднялись на палубу и я прислонился к борту, где до этого тянул свою заунывную мелодию пират. Курить в каюте не счёл нужным, а тут, на ветерке, прямо захотелось. Второв встал справа, Фёдор слева. И снова дым шёл на него.
— Как думаешь, насколько богаче станешь сегодня? — с какой-то странной интонацией спросил серый кардинал.
— Не думаю, Михаил Иванович, — ответил я таким скучным голосом, что сам
