Избранник смерти - Евгений Валерьевич Решетов
— Я когда деду телефонировал из Петрограда, так он мне говорил, что Андрей ох как шустро постигает магическую науку. В транс уже с открытыми глазами научился впадать, да и парой заклинаний овладел. А я, значится, не до конца ему верил. Думал, привирает он. Обычно ведь на постижение транса маг тратит почти полгода. И ежели бы не лекарь Кузьма Иванович, то я бы подумал, что ты старше, но он с апломбом заявил, что тебе семнадцать лет стукнуло по августу сего года.
Не мне, а моему нынешнему телу, чей бывший хозяин откликался на имя Гаврила. Он был единственным сыном мелкого купчика, и родители в нём души не чаяли, любили даже больше его младшей сестры. Батя с матей во всём ему потакали, и когда парень проявил тягу к знаниям, то они не пожалели денег на книги и учителей. И всё в жизни Гаврилы было хорошо, пока не случилась беда. Сперва его папенька разорился в пух и прах, а потом пришла страшная болезнь, которая быстро унесла и отца, и мать, и сестру. А кроме них у парня не было никаких родственников, да и внутреннего стержня у него, как оказалось, тоже не было. Удары судьбы привели его на тот утёс, а до этого он целый день в смертельной апатии скитался по лесу, но прежде его как безбилетника ссадили с поезда Петрозаводск-Петроград, а на станции кто-то украл последние вещи парня.
Вот такая трагическая судьба постигла Гаврилу. Вероятно, он даже не боролся за своё тело, в которое я случайно подселился. По крайней мере, мне ни разу не доводилось ощущать чьё-то присутствие в этой оболочке.
Вдруг Лаврентий таинственно спросил, прогнав витающие в моей голове мысли:
— В чём твой секрет, Андрей? Почему магия ластится к себе, точно верная собачонка?
— Всё дело в моём ангельском характере. Ты присмотрись, присмотрись. Видишь нимб над моей головой?
— Нет у тебя никакого нимба. И дело точно не в характере. Он у тебя колючий и ершистый. И ещё у тебя остроты порой злые и непонятные, — покачал головой младший Астафьев и следом за мной выбрался из леса на разбитую дорогу.
В сотне метров слева мигали огоньки городка, а справа из-за высокого деревянного забора выглядывал трёхэтажный дом из потемневших от времени брёвен. Это и было родовое гнездо Астафьевых. Оно оседлало небольшой лесистый холм, окружённый с трёх сторон корабельными соснами. Идеальное место для интроверта. Из соседей только белки и ежи.
Илья Макарович весьма неохотно покидал этот дом, даже несмотря на то, что к нему в гости редко кто наведывался. Друзей у него практически не было, а весь род Астафьевых состоял всего из трёх человек: Всеволода, Лаврентия и, собственно, самого Ильи Макаровича.
Между тем паренёк открыл скрипнувшую калитку, и тотчас забрехали бдительные собаки, а из конюшни донеслось недовольное ржание. Я мельком глянул на конюшню и двинулся к дому по выложенной брусчаткой широкой тропинке. По бокам темнели хозяйственные постройки, а около каретного сарая, под навесом, уютно устроился чёрный автомобиль, похожий на выкидыш кареты и глазастого фольксвагена-жука на мотоциклетных колёсах. Одна из собак лаяла как раз из-под автомобиля, и лаяла она исключительно на меня, но напасть боялась, поскольку чувствовала мастера смерти.
Собачий лай заставил выйти на крыльцо старика в ватнике. Он всегда мёрз, даже в августе. Однако, несмотря на возраст, дедок обладал исключительно острым зрением бывалого охотника, бьющего белку со ста метров даже без ружья.
— Батюшки мои, сударь Астафьев, где это вы так измазались?! — ахнул старик, всплеснув сухонькими ручонками, напоминающими птичьи лапки.
— Неважно, Потап, — отмахнулся Лаврентий, скрипнув первой ступенькой крыльца. — Пригласи моего брата и деда в гостиную комнату, а я пока переоденусь.
Дедок потопал исполнять поручение дворянина.
И всего через четверть часа я уже восседал на софе рядом с Лаврушкой и лениво рассматривал сурового вида гостиную, освещённую керосинкой. С бревенчатых стен незряче глядели головы животных, а на дощатом полу раскинулись мохнатые шкуры, которые попирал ножками массивный дубовый стол.
Лаврентий уже рассказал Илье Макаровичу и Всеволоду то, что с нами произошло, и теперь в гостиной повисло тягостное молчание. Старик поглаживал роскошные бакенбарды, пыхтел курительной трубкой и поглядывал на старшего из внуков. А тот хмурил рыжие брови, сложив руки на мускулистой груди, скрытой тельняшкой.
Хорошая тельняшка. В моём мире с подобной одёжкой в комплекте сразу же шла бутылка водки. Надеваешь такую тельняшку и спиваешься. Но Всеволод был не таков. Он на дух не переносил алкоголь и во всём пытался быть образцовым дворянином. Он даже спину держал идеально прямо, словно лом проглотил. И в этом ему, несомненно, помогла учёба в Морском кадетском корпусе.
Первым молчание нарушил именно Всеволод:
— Что же это выходит, Лаврентий? Видевший тебя на улице батрак доложил об этом Лихову, а тот, словно разбойник, устроил засаду на тропинке, коей ты часто пользуешься?
— Угу, — кивнул паренёк и посмотрел на брата. Тот был на четыре года старше него и физиономией ужасно походил на Лаврушку.
— Этот злодей Лихов не поведал, когда вертаются Петровы? — хриплым голосом спросил Илья Макарыч, уместившийся в таком же глубоком кресле, что и Всеволод.
— Скоро. Так он сказал Андрею, прежде чем убежал.
— Так чего же вы его не догнали?! — рыкнул старший из братьев и недобро глянул на меня. Он почему-то с первых же дней сильно невзлюбил мою скромную персону.
— Лихов очень лихо бегает, — с усмешкой скаламбурил я и прямо взглянул на Всеволода. Но он выдержал мой взгляд, лишь поиграл желваками — и всё. Досадно.
— Что ж, господа, будем исходить из того, что Петровы появятся в начале следующей седмицы, ведь нынче уже суббота, — прохрипел старик и поправил на внушительном животике завязки домашнего бархатного халата. — И мне мыслится, что они не станут рубить сплеча. Для начала захотят потолковать, а уж потом и будут решать, что им делать дальше. Мстить али нет.
— Я победил Петрова честно, — процедил Всеволод и снова метнул на меня нехороший взгляд.
— Честно, честно, — покивал дед и вытащил изо рта курительную трубку, но уже через миг она предательски выскользнула из его узловатых пальцев и упала на шкуру медведя. — Экий я стал неуклюжий!
— Илья Макарович, бросали бы вы баловаться табаком. В могилу он вас сведёт, — привычно пробурчал старший