Избранник смерти - Евгений Валерьевич Решетов
— А почему ночью-то они сражались? Днём стыдно было?
— Да это Устинья Аристарховна настояла. Мол, вы дерётесь из-за меня, так и деритесь в полночь, так поэтичнее будет. Она вообще не большого ума и красоты сударыня, но хотя бы говорить умеет, правда, в её случае это скорее минус.
— Так что же Всеволод в ней нашёл? Или ты привираешь? Может, не так уж она и плоха, а? — оскалился я, подначивая парня.
— Я? Привираю?! — оскорбился Лаврушка, вздёрнув нос. — Да она хоть сейчас может двери Преисподней охранять! А Всеволоду ясно, что от неё нужно. Мы, Астафьевы, магически вырождаемся, а у неё начальная ступень дара — третья.
— Выходит, Всеволод только ради потомства решил жениться на ней? — резюмировал я и глянул на мутное окно, в которое начал робко стучаться дождь.
— Ага. У нее-то начальный дар на одну ступень выше, чем у брата моего. Вот поэтому Всеволод так и ухватился за эту сударыню. Она важна для всего нашего рода. Без магически сильных женщин мы можем скатиться до простолюдинов с их первой ступенью.
— Ну, у простолюдинов нечасто просыпается магический дар, а ещё реже они его развивают, — педантично напомнил я и снял запотевшие очки, чтобы протереть их.
— Надень, надень скорее, — горячо зашептал Лаврушка, стараясь не смотреть в мои почти прозрачные глаза.
Я вернул очки на нос и иронично проговорил, кивнув на рыбу, одиноко лежащую на деревянном блюде:
— А ты чего не ешь? Ждёшь, когда она предложит тебе три желания исполнить?
— Чего? — не понял парень, выгнув широкие мазки рыжих бровей. — О каких ты желаниях говоришь?
Блин, совсем забыл, что в этом мире нет тех сказок, событий и исторических личностей, к которым я привык со школы. Здесь в Америке высадился не Колумб, Петроград назвали в честь другого Петра, а о Первой русской революции тут ещё не слышали. В целом же эта Земля здорово напоминала мою родную: здесь имелись те же страны и народы. И даже, наверное, где-то была сказка, похожая на ту, что написал Пушкин, но Лаврентий, увы, её не знал, из-за чего мне пришлось махнуть ему рукой — дескать, не бери в голову. А затем нам вообще стало не до разговоров…
Мужики в дальнем углу потребовали вырубить граммофон и хрипло затянули какую-то застольную песню. Прочие посетители охотно поддержали её, да так усердно, что аж испуганно затрепетали огоньки керосинок.
— Пойдём, пока не оглохли. Орут, как коты на заборе, — сказал я Астафьеву, встал со стула и бросил на блюдце двугривенник.
— Пошли, — кивнул парень и удивлённо глянул на монету с двуглавым орлом.
— В карты обыграл лекаря Кузьму Ивановича, но он сам отказался играть на интерес, — с ухмылкой объяснил я происхождение денег.
— Ловок ты, Андрей, — цокнул языком паренёк и вышел из трактира.
На улице нас встретили глубокие сумерки и жёлтый рогатый месяц. Последний в ужасе прятался за чёрными тучами, дабы не смотреть на Гать, которая стала ещё более грязной после прошедшего лёгкого дождичка.
Астафьев глянул поверх домов на мрачную громаду леса и решительно сказал:
— Сократим. Имеется тут хоженая тропка. Я ей частенько пользуюсь, когда хочу побыстрее дома очутиться.
Паренёк не соврал. Действительно, стоило нам пересечь улицу и пройти между хатами, как перед нашим дуэтом предстала извивающаяся тропка. Она убегала в темноту леса и трусливо петляла среди деревьев.
— Жаль, фонарь не взяли, — посетовал Лаврушка. — Ну, ничего, и так дойдём. Тут недалече.
Я снял очки и двинулся за ним, прислушиваясь к каплям, срывающимся с веток. Они выстукивали о лесную подстилку затейливую мелодию. Однако вскоре её ритм нарушило какое-то шебаршение, словно где-то впереди, за кустами можжевельника, завозился зверь. Звук быстро пропал, но паренёк тоже услышал его и остановился. А я затормозил позади Лаврушки, возвышаясь над ним минимум на полголовы.
— Белка, что ли? — предположил Астафьев.
— Только если очень жирная. Как-то слишком много шума от такой небольшой животинки, — пробормотал я, почувствовав некое напряжение, повисшее во влажном воздухе. — Давай-ка лучше другой дорогой пойдём…
Парень повернулся ко мне с громадным удивлением в глазах и раскрыл рот, решив возразить — мол, ты чего? Испугался какого-то шороха? Но я пронзил его фирменным взглядом, и он со стуком захлопнул варежку. А затем кусты снова зашуршали и из них, метрах в десяти от нас, выбрались две крупногабаритные фигуры, а ещё одна фигура появилась на пару метров ближе.
Засада? Да, она самая, и мы едва не угодили в неё. Прошли бы чуть дальше и оказались между теми двумя быками и этим субтильным пареньком лет двадцати, чьё лицо практически скрывал лесной мрак.
— Сударь Лихов?! — всё же узнал субтильного Астафьев и тут же издевательски добавил: — Чего же вы по кустам рыщете, Алексей Иванович? Шишки ищете? Вам уже не хватает на пропитание тех крошек, кои падают со стола Петровых?
— У них богатый стол, в отличие от вашего. Всем хватит. А я к тому же сижу за ним, как равный, — глумливо выдал паренёк, значительно проигрывающий в росте подошедшим к нему амбалам. — А кто это с вами? Тот самый пришибленный на голову, чьих родственников разыскивает ваш дед? Видать, ничтожный он человек, раз никто до сих пор не откликнулся. Или же бродяга какой.
— Бродягу вы в зеркале увидите, сударь — мрачно выдал я, столкнув брови над переносицей.
— Чего ты тявкаешь, щенок беспризорный? Лучше прикуси язык, пока я его тебе не отрезал! — злобно выпалил Лихов, перейдя на оскорбительное «ты». Дворянина называть на «ты» могли только близкие друзья или родственники.
— А ты, видимо, сраный кот с девятью жизнями, да? В кустах заблаговременно искал место, где тебя в коробке похоронят? Вовремя ты озаботился этим делом. Слышал примету, что если чёрный кот перейдёт человеку дорогу, то его ждут неприятности? Так вот у котов есть своя примета, связанная с блондином, перешедшем дорогу коту. Смекаешь?
Нет, Субтильный не смекнул. Он просто ожёг меня злым взглядом и с мерзкой улыбочкой бросил Лаврушке:
— Знай, что твой старший братик скоро поплатится за смерть Игоря Петрова.
— Он победил его в честной дуэли! — выкрикнул Астафьев, негодующе сжав руки в кулаки.
— Не бреши! Всеволод — щегол по сравнению с Игорем
