Шоссе Петля - Олег Новгородов
____
Коновал оставил нас в покое около семи вечера. Мы еще ненадолго воспользовались гостеприимством офиса, чтобы снять напряжение пивом – профессор не-пойми-каких-наук напрягал нас обоих одинаково, хоть и по разным причинам.
Я спросил у Ромки, кто же он такой, этот Коновал, но Ромка предсказуемо был не в курсе. С Коновалом его свел бывший клиент, рекомендовавший лишних вопросов не задавать. Это, бесспорно, добавило личности Коновала таинственности и разожгло мое любопытство – но не Ромкино. Ему хотелось побыстрее спихнуть «Причуды большого города» в типографию и наконец-то уйти в отпуск. Ромка приканчивал свое пиво, а я строил догадки о профессиональной принадлежности заказчика. В семидесятые годы ему позволяли знакомиться с материалами следствия, по его же словам, засекреченного; он имел доступ в камеры смертников и право интервьюировать приговоренных – то есть, был вхож и в пенитенциарные учреждения. И он не журналист – нет в нем паршивенькой репортерской повадки. Судебная психиатрия?
Я спохватился, что у меня есть и более насущные проблемы. От метро я отправил эсэмэску Людке: «Если можно, пусть узнает еще про Константина Крымцева, кличка – Крым, сидел по мокрой статье».
Не знаю почему, но Крым меня очень беспокоил, хотя больше я с ним и не пересекался.
____
Людка приехала к полуночи, в изрядном подпитии, но тихая и мирная. Так же тихо и мирно было у нас в подъезде; только на лестнице расположился бомж, сервировав на ступеньке скромный ужин: расстеленная скатертью газета, ломоть «Бородинского», банка кильки и споловиненная чекушка. Когда мы прошли мимо, он обернулся и некоторое время смотрел нам вслед.
Для бомжа малость нагловато. Да бог с ним. Может, он боялся, не отняли бы мы кильку.
____
-5-
Утром я подорвался ни свет ни заря: надо было печатать. Людка принесла мне к компьютеру чашку кофе и поцеловала на прощание.
Кофе не успел еще остыть, когда мне попался следующий эпизод:
«Маньяки-убийцы и людоеды, наводящие ужас в городских легендах, представляют собой несколько собирательных образов. Побочные персонажи легенд, как правило, легко распознают главного героя по налитым кровью глазам, звериному оскалу зубов (а то и клыков), или, если другого не дано – по густому волосяному покрову на руках. В криминальной практике дело обстоит сложнее: маньяков из плоти и крови описывают порой как людей без внешности. Такие описания применяются крайне редко, чтобы подчеркнуть абсолютную внешнюю заурядность. Вряд ли подразумеваются физические изменения черт лица и фигуры; существует гипотеза, что преступники-психопаты умеют производить разное впечатление в разных обстоятельствах. Одиозный Василь Чугуров – некрофил, без малого год осквернявший могилы на Хованском кладбище - кому-то запомнился простецким парнем из работяг, а кому-то – холеным бизнесменом. Проблема в том, что и фотороботы кардинально друг от друга отличались. Так гипертрофированная бесцветность оборачивается необъяснимой многоликостью».
Я хлопнул ладонью по столу – подпрыгнула клавиатура.
Хватит упорно игнорировать очевидное.
На Опольцево всё очень и очень неладно. Этот ополоумевший от горя мужик, зовущий своего сына… Да, ребенок мог попасть под машину. Мог сорваться с крыши. Его могли зарезать за mp3-плеер отмороженные хулиганы. И те гнило-вишневые брызги на пристенке трансформаторной будки могли расплескаться из пакета с соком.
Но только не всё вместе.
Да и участковый Савияк не выглядел любителем отрывать задницу от стула в кабинете по пустякам. Тем не менее, он не поленился зайти «засвидетельствовать почтение» и уведомить о необходимости соблюдать осторожность.
…и еще этот мой чертов сон.
Что-то синхронизировало меня с Исходной Точкой, местом, где затаился охотник. Меня отделяли от него те же два шага, что и от убийства жены. Не важно, почему это произошло со мной. Может быть, жестко задавленный усилием воли взрыв эмоций – беспричинной, если вдуматься, ненависти – высвободил скрытую способность мозга передвигать в пространстве внутренний взгляд…
Охотник не видел меня – я не присутствовал на кухне. Я был там лишь в з г л я д о м. Но и я видел его не целиком.
Я вздрогнул. Необъяснимая многоликость – это отсутствие лица.
Над плечами его зияла разверстая пустота.
Я не мог это увидеть и проснуться в здравом уме. И потому выше горла вязаного джемпера картинка сбоила.
____
Я бросил печатанье и пошел курить на балкон. С балкона можно было рассмотреть вдалеке крышу и два верхних этажа расселенного дома.
Предположим – просто
