Квадробер в законе - Алим Онербекович Тыналин
– Когда дед с Сарыг-оолом начнут свое шоу, – я показал на карте, – «Волки» будут смотреть туда. А мы... – я провел пальцем по линии нашей атаки, – мы им устроим культурную программу с другой стороны. Без антракта и поклонов.
Хмырь, притаившийся у входа, подал сигнал – на кладбище подтягивались основные силы противника. В прицел было видно, как они занимают позиции, готовясь к бою.
– И помните, – я оглядел свою команду, – сегодня мы закрываем старые счета. За Топтыгина, за наш район, за все то дерьмо, что они устроили. Никакой пощады – они ее не заслужили.
Удары бубна становились громче, к ним добавился низкий гортанный напев. По спине пробежал холодок – якут явно готовил что-то серьезное.
– Три минуты до начала, – прошептала Алина, проверяя магазин. – Как думаешь, старики справятся?
– Справятся, – усмехнулся я. – Дед еще под Парижем научился устраивать представления. А с якутом... с якутом мы разберемся по-своему. Без фокусов и спецэффектов.
Гром наверху звучал все чаще, словно небо аплодировало предстоящему спектаклю. Дождь усилился, барабаня по крышам склепов и превращая землю в скользкое месиво.
– Господа артисты трагического жанра, – я передернул затвор, – приготовиться к выходу. Занавес поднимается через две минуты. И да, – я позволил себе мрачную улыбку, – сегодня у нас постановка в стиле мрачного триллера. Только без длинных монологов перед смертью.
В наушнике щелкнуло – дед Пихто дал сигнал готовности. Где-то в тумане мелькнули тени – «Волки» заканчивали развертывание. Якут вывел особенно заунывную ноту, от которой зашлись истеричным лаем окрестные собаки.
Финальные приготовления были закончены. Оставалось только дождаться первого акта этой кровавой оперы. И устроить для наших «друзей» незабываемый финал.
В конце концов, как говорил один знакомый режиссер, главное в любом спектакле – это неожиданная развязка.
Глава 23. «Стрелка» на кладбище
Смоленское кладбище в этот поздний час напоминало декорацию к фильму ужасов – покосившиеся кресты терялись в мутной дымке, старые склепы горбились над землей как каменные стражи, а мокрые от начинающегося дождя надгробия тускло поблескивали в свете луны, изредка проглядывающей сквозь тяжелые тучи.
Через прицел ночного видения я наблюдал за тем, как якутский шаман Хуолинен готовится к своему выступлению. Высокий, жилистый, с длинными седыми волосами, собранными в косу, он возвышался над своим бубном как дирижер над оркестром. Его национальное одеяние, расшитое древними символами, намокло от мороси, но, казалось, шаман этого даже не замечал. Первые удары бубна прозвучали как погребальный колокол – глухие, тяжелые, отдающиеся где-то в костях.
– Похоже на репетицию самодеятельности в доме культуры, – прошептал я в рацию, чувствуя, как внутренний зверь беспокойно ворочается от этих звуков. – Только публика какая-то нервная.
– И прибывает, – голос деда Пихто в наушнике звучал напряженно. – С севера, востока... Лес словно оживает.
Старик не преувеличивал. Из темноты между деревьями появлялись тени – волки с горящими глазами, массивные медведи, какие-то более мелкие хищники. Все они двигались к кладбищу, подчиняясь ритму бубна. Капли дождя падали на их шкуры, но звери, казалось, находились в трансе, не замечая ничего вокруг.
Игнат Костолом наблюдал за происходящим с видом довольного режиссера на генеральной репетиции. Главарь «Волков» полностью оправдывал свою кличку – под два метра ростом, широкий как шкаф, с лицом, будто высеченным из гранита тупым зубилом. Его кожаная куртка поблескивала от дождя, а в глазах плясали опасные огоньки. Я знал этот взгляд – так смотрит хищник, уверенный в своей победе.
– Дед, – я переключился на закрытый канал, стряхивая капли воды с прицела, – как у вас обстановка?
– Разминаемся потихоньку, – старик хмыкнул, но в его голосе проскользнула какая-то тревожная нотка. – Сарыг-оол сегодня сам не свой. Все трубку курит, на луну смотрит. И молчит, как партизан на допросе.
Хуолинен поднял бубен над головой, и по кладбищу прокатился многоголосый рык – десятки глоток ответили на его призыв. Звук был такой, что даже вороны, обычно безразличные ко всему, с карканьем снялись с мокрых веток.
– Неплохой состав, – пробормотала Алина, вытирая запотевший прицел. В тусклом свете ее рыжие волосы казались темным золотом, а на лице застыло то особое выражение сосредоточенности, которое появлялось у нее перед серьезным делом. – Как думаешь, он весь город обошел или только центральные районы?
– Судя по массовке, – я проверил магазин, чувствуя, как по спине стекает холодная капля дождя, – он всех обитателей Петербургского зоопарка сагитировал на внеплановые гастроли.
По рации прошелестел встревоженный голос Хмыря:
– Босс, тут такое дело... У меня очень нехорошее предчувствие.
– У тебя всегда нехорошие предчувствия в дождь, – отрезал я, хотя внутри шевельнулось что-то похожее на смутную тревогу. Может быть, это внутренний зверь чувствовал что-то, чего я пока не понимал.
Костолом поднял руку, и его люди начали занимать позиции с той четкостью, которая дается только постоянными тренировками. Их новенькое снаряжение поблескивало от дождя, а оружие выглядело достаточно серьезно, чтобы понять – они готовились к этой ночи основательно.
– Господа участники несанкционированного мероприятия, – я обратился к своей группе, проверяя готовность, – сейчас начнется основная программа. И помните – мы здесь не за аплодисментами.
Хуолинен с силой ударил в бубен, и эхо прокатилось по кладбищу, отражаясь от старых склепов. В ответ раздался такой вой, что даже бывалые бойцы в моей группе невольно поежились.
Дождь усиливался, превращая землю между могилами в скользкое месиво. Где-то вдалеке прогремел гром, словно небо решило добавить свои спецэффекты к предстоящему представлению.
Ночь обещала быть долгой. И, судя по количеству собравшихся зрителей, очень шумной.
Первые капли дождя превратились в настоящий ливень, когда Костолом поднял руку, давая сигнал к атаке. «Волки» двинулись вперед широкой цепью – профессионально, грамотно используя надгробия как укрытия. Их было много, очень много. Не меньше полусотни бойцов, не считая призванных Хуолиненом зверей.
Дед Пихто стоял на открытом месте, опираясь на свою неизменную трость, словно заезжий турист, случайно забредший на кладбище. Рядом с ним возвышалась худощавая фигура Сарыг-оола, окутанная дымом его трубки. Они выглядели до смешного неуместно – два старика против целой армии. Другие бойцы банды Кота Василия скрывался дальше, в темноте.
– Знаешь, Игнат, – голос деда разнесся над кладбищем неожиданно четко, – я под Сталинградом таких как ты пачками укладывал.
– Заткни своего старика, – прорычал Костолом, обращаясь
