Денис Луженский - Тени Шаттенбурга
– Два дня, – протянул Николас задумчиво. – И это еще если с сегодняшним считать. Пока до города, пока обратно… Так еще и лес кишит ублюдками.
– И не только ими, – напомнил Девенпорт.
– Верно. Там еще Ворг… – Он не договорил.
– Перегрин поможет! – Звонкий мальчишечий голос даже пламя свечей вздрогнуть заставил.
Занавеска, до сих пор скрывавшая проход в соседнюю комнатушку, откинулась, и к столу подскочил Пауль – всклокоченный, с блестящими глазами. Чутье странника давно уже подсказало, что паренек не спит и невидимкой присутствует при разговоре взрослых. И вот, наконец, мальчишка не выдержал.
– Клянусь кровью Христовой, – зарычал капитан наемников. – Если еще кто-нибудь откуда-нибудь вылезет и что-нибудь гаркнет, он пожалеет, что родился на свет!
Впрочем, Пауль на грозный тон француза даже ухом не повел. Указывая пальцем на Перегрина, он быстро заговорил:
– Ты же можешь – так, как давеча со мною! Ты же быстрый, как ветер, быстрее лошади! Ф-фу-ух – и уже обернешься! Ну что тебе стоит, Перегрин?!
– Перегрин? – На него снова смотрели все – уже без удивления, с одним лишь ожиданием во взглядах. Люди быстро уверовали в чудо.
А он… колебался. Слишком много уйдет сил, бесценной энергии, что понадобится ему при встрече с Тенью – быть может, вся понадобится, до последней капли.
– Можешь? – спросил Микаэль.
– Могу, – ответил он.
– Как скоро?
– Примерно… к вечеру.
– Постой-постой, – подхватился Николас. – Если уж ты, словно волшебный дух, способен людей переносить из одного места в другое, так не лучше ли всем нам отправиться в Шаттенбург? Теперь, когда мы знаем правду об Источнике, пригодятся все воины барона. Да один Гейнц стоит пятерых!
– Я не дух, – с сожалением возразил Перегрин. – Человека мне придется нести на собственной спине. Посему выйдет намного быстрее, если туда я побегу налегке.
– По… бежишь?!
– Да. Всего лишь побегу. Правда, бегать я умею хорошо…
* * *Иисусе Христе, что это был за бег! С крыши на крышу, с дома на дом! Где ни один человек не смог бы допрыгнуть даже без груза на плечах, там демон в обличье Микаэля невероятными скачками перемахивал через пропасти улиц. У Иржи дыхание перехватывало, и он лишь ругался – сдавленно, сквозь зубы, боясь хотя бы словом помешать своему носильщику.
Кажется, и минуты не прошло, а городская стена уже приблизилась, выросла перед ними, а затем – рванулась навстречу. Поляк не утерпел – охнул: очередным прыжком оборотень запрыгнул с крыши крайнего в улице дома прямо на боевой ход и, единого мига не задержавшись, махнул дальше – за каменные зубцы… Вниз, вниз… О-ох!
Опустившись на самый край опоясывающего город рва, нелюдь со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы, и только теперь Иржи понял: легкость, с которой мчался вперед лже-Микаэль, была обманчивой. Но долго над этим раздумывать не довелось – оборотень снова сорвался в бег. Странное дело: казалось, сам он почти не двигается, а это мир летит ему навстречу – все быстрее и быстрее. Пока лес вокруг не начал будто бы расплываться, течь, разматываться на рваные пестрые ленты…
Человека замутило, и он, сдерживая тошноту, зажмурился что было сил.
4
– Меньше всего я ожидал увидеть возле своего ложа вас, Ругер, – фон Ройц попытался было подняться, однако бургомистр мягко, но уверенно уложил его обратно на подушки.
– Лежите, господин барон, – сказал он. – Лекарь и ваш слуга собачатся по любому поводу, и даже, по-моему, совсем без повода, сходятся лишь в одном: вам нужен покой.
Оглядевшись – каждое движение отдавалось болью, и головой он крутил очень осторожно, – Ойген подумал, что находится, похоже, дома у бургомистра. Темные стены, кованая люстра с оплывшими свечами, дюжина книг на полке; тяжелая, сделанная не без претензии на хороший вкус дубовая мебель – здесь было намного уютнее, чем в «Кабанчике».
Из приоткрытого окна тянуло прохладой, с улицы доносились приглушенные голоса. Слов было не разобрать, но звучали они спокойно: так добрые соседи или хорошие знакомые говорят о чем-то повседневном, обыденном. Это обнадеживало.
– Покой… – Барон скривился. – Ненавижу.
– И тем не менее…
– Давно я тут… покоюсь?
Шутка прозвучала мрачновато.
– Сутки, – сообщил фон Глассбах. – Приложили вас крепко, что и говорить.
На тумбе рядом с кроватью лежала стопка чистых тряпиц, стояли оловянный таз с водой и заправленный маслом светильник под расписанным диковинными птицами и цветами стеклянным колпаком. Тут же расположилась целая батарея деревянных укупоренных сосудов, толстостенных стеклянных баночек, темных глиняных горшочков.
Фыркнув, барон осторожно коснулся лба, ощупал толстую полотняную повязку.
– Все провоняло травами… Небось Хорст мой только и делает, что свои мази на мне испытывает, а?
– Ммм… Скажу так: прежде не видал человека, отдающегося врачебному ремеслу со столь впечатляющим энтузиазмом.
– О-о-о, полегче, Ругер. От ваших витиеватых речей я, того и гляди, снова сознание потеряю, – фон Ройц поморщился. – Значит, сутки уже? Долгонько. И много ли случилось за это время?
В голос его поневоле проскочила нотка неуверенности.
«Ну, по крайней мере, я жив – значит, меня не спалили вместе с постоялым двором».
– Да, пожалуй, немало, – вздохнул бургомистр. – С чего бы начать…
– Для начала скажите, что с моими людьми.
– После того как вас ранили, они взялись за дело со всей основательностью. Конечно, вместе с городской стражей. Удалось схватить шестерых из зачинщиков, что распаляли толпу. Один-то как раз и подбил вас из пращи. Пока все шестеро сидят в подвале ратуши. В городе поутихло, и я рад этому, ведь через три дня открывается ярмарка. Никаких новых происшествий нам не нужно.
– Значит, ярмарка все-таки состоится? Что ж, замечательно, – совершенно искренне сказал фон Ройц.
– Состоится. Хоть и говорил кто-то из древних, будто деньги не пахнут, он, похоже, ошибался. Во всяком случае, купцы этот запах чуют отменно.
– Ну, раз уж речь зашла о купцах… – Ойген зевнул. – Неужели совсем никто не покинул город?
Показное равнодушие не обмануло фон Глассбаха.
– Представьте себе, никто. Кроме, разве что, моего тестя. Он единственный уехал, и я надеюсь, навсегда.
– Вряд ли вы станете по нему скучать.
– Это уж точно, – кивнул бургомистр. – Да и не только я, он тут многим был поперек горла. Но, конечно, не всем, кое-кто наверняка недоволен, что Вернер сбежал. Не говоря уж про обстоятельства, при которых это случилось.
– Можете валить все на меня – в конце концов, именно я виноват, что ваш родственничек подался прочь, кто с этим будет спорить? А недовольные… Что ж, свое недовольство они смогут использовать друг против друга – как я понимаю, теперь на место первого купца Шаттенбурга появится немало претендентов. Перед предприимчивыми людьми открываются недурные перспективы, вам лишь нужно проследить, чтобы никто из толстосумов не забрал слишком много власти.
– Постараюсь не повторять своих ошибок, – криво улыбнулся фон Глассбах.
Ойген не очень-то верил, что у городского головы это получится: мягковат он, да и не слишком искушен в интригах. Но, как знать, может, после исчезновения тестя, тень которого вечно маячила за его плечами, бургомистр найдет в себе силы управлять городом по-настоящему. Задатки-то есть, а доброта и мягкость – это даже для человека власти не всегда недостаток. И как знать, не станут ли шаттенбуржцы через полсотни лет сравнивать с ним других бургомистров да говорить: «Нет, слабоваты эти новые супротив старика Ругера – вот тот был голова!»
Впрочем, судьба фон Глассбаха волновала Ойгена отнюдь не в первую очередь.
– Это все славно, Ругер, но скажите, когда вернулся мой министериал? Мне есть что с ними обсудить.
– Господин Николас? – Бургомистр покачал головой. – Увы, он не вернулся. И почти никто из тех, кто уехал с ним.
– Что значит «почти никто»? – Рука барона скомкала край простыни.
– Боюсь, с ними приключилось что-то нехороше. Отто Штерн прискакал под вечер – едва не загнал насмерть своего мула. Рассказал, что, как выехали они из города, так двинули прямо в горы. Шли к руднику, который когда-то наши рудокопы заложили, да потом бросили. В окрестностях таких с полдюжины наберется: было время, искали новые жилы серебряные, да не нашли нич…
– Плевать мне на жилы. Что с людьми?
– Так вот… Штерн сказал, что до рудника они не доехали, попали в засаду. Как стрелы полетели, Отто мула повернул и гнал его, пока не увидел городские стены. Вы уж не спрашивайте с него слишком строго – он не воин, простой…
– Проклятие! Дальше, Ругер, дальше.
– Ммм… хорошо. Мы сразу собрали отряд – дюжину всадников с сержантом ван Звааном. Послали с ними и лесника – знаю его, следопыт из лучших. Они проехали до той поляны, нашли лежки в кустах, объедки – видно, те, кто устроил засаду, просидели там часа два или три. Следов множество – и людских, и лошадиных. И крови много. Словом, бились там зло.
