Ловцы книг - Макс Фрай

У фермеров – не только в окрестностях Шаль-Унавана, во всём Содружестве Девяноста Иллюзий – хорошая, безмятежная жизнь. Ну и, чего уж, почётное положение, всем понятно, что они – важнее всех в мире, его основа, кормильцы, податели благ. Работать им конечно приходится, но уж точно не до седьмого пота, как мы привыкли думать о крестьянском труде. Главное – язык должен быть подвешен как надо. Не умеешь убеждать корнеплоды и злаки расти даже там, где их не сажали, так они и не вырастут. Не очаруешь свои деревья лаской и уговорами, не получишь плодов. Не похвастаешься заранее невиданным урожаем, так и не будет его.

Что касается Луши Та Йости, ему, как можно понять по тройному имени, уже очень много лет. Он не потомственный фермер, а бывший учёный-физик, преподаватель Шаль-Унаванского технического университета и бывший же Шаль-Унаванский учёный мэр (в Шаль-Унаване всегда одновременно три мэра – учёный из профессуры, лесной из фермеров и рабочий из мастеров – потому что один человек, даже очень умный и опытный, не может разбираться сразу во всём).

На самом деле он ещё в юности мечтал стать фермером, но думал, у горожанина никаких шансов, для этого надо с детства дружить с деревьями и землёй. Уже в старости, выйдя в отставку, Луши Та Йости купил себе домик с маленьким садом на опушке Шумного леса, просто для удовольствия, совершенно не рассчитывая на успех. И вдруг оказалось, он – прирождённый фермер. И лесным деревьям сразу понравился, и виноградникам, и овощам. И соседи каждый день зазывают его на ужин, чтобы он их сады лишний раз похвалил.

• Что мы знаем о жителях Сообщества Девяноста Иллюзий?

Что они очень разные, друг на друга совсем не похожи. Надеюсь, это заметно, если вот так описать несколько коротких моментов из жизни случайно, методом тыка выбранных жителей разных континентов и городов. Тем не менее, у них есть одно общее качество. Все они любят жизнь, себя и друг друга. Этой любовью и держится их придуманный, зыбкий, как море, пёстрый, как лоскутное одеяло, бесконечно добрый к своим обитателям мир.

МЕСТО:

ящик, в котором вместо кошки

сижу я и пою понятно какую песню,

барабаня по колбе с какой

положено кислотой.

ВРЕМЯ:

пока Юджин Вигнер

обзванивает своих друзей.

Так понятно? Так совсем непонятно. И это, наверное, хорошо.

Вильнюс,

Декабрь 2020

Я говорю:

– Богооставленность – главная проблема современного человека. Корень всех бед. Человек знает о своей смертности и не имеет достоверной, ощутимой опоры по ту сторону бытия. Традиционные религии уже давно не справляются. Любая религия берёт начало в подлинном мифе, но в руках хищных тварей, которые неизменно прорываются к власти в любом человеческом сообществе, во все времена, путь к спасению превращается в инструмент принуждения. С этой функцией религии до сих пор во многих культурах справляются. А как опора и утешение они работают так себе. Наука – в том виде, в каком она доходит до массовой аудитории, – не только не дарит надежду, а напротив, отнимает последние крохи, подменяя рациональностью и прагматизмом сокровенный высокий смысл. Психзащиты помогают спрятать проблему, не думать о ней с утра до ночи. Но не решить.

Мы сидим на причале, где летом собирает и высаживает пассажиров смешная пародия на гондолу, которая катает туристов по речке Нерис. Ну то есть раньше собирала, катала, высаживала – когда в город ещё приезжали туристы, и жизнь здесь была вполне похожа на настоящую жизнь. Сейчас-то, понятно, нет ни гондолы, ни белых столов и кресел, ни киосков с лимонадом и пивом. Только висит побитая дождями и снегопадами, но пока не побеждённая ими табличка «Luxury». Короче, причал «Лухари», лучшее место для пикников в этом городе. Особенно зимой, в декабре.

Может показаться, я слишком ношусь со своей новой группой. Ну так я со всеми ношусь как с писаной торбой, пока они новички. Потому что им очень надо. Им сейчас трудно, страшно и радостно, иногда они просыпаются, плача от счастья, иногда им кажется, что они сходят с ума.

Но, положа руку на сердце, мне тоже надо. Просто потому что начало пути – это очень красиво. Моя доля в деле, зарплата и премия – красота. Нет (сейчас, для меня) ничего круче, чем видеть, как пространство обыденности становится непрактичным бликующим мифом, а из слабого, по идее, технически не пригодного к подобным кунштюкам человека вылупляется офонаревшее от столь оригинального места рождения божество.

Поэтому (а ещё потому, что это абсурдно) мы сейчас сидим на причале, прямо на мокрых досках, с термосами и бутербродами. То есть, у нас не условный, не символический, а самый настоящий пикник.

Я говорю:

– Кризис богооставленности преодолевается только многократным персональным духовным опытом, точка. Других способов преодолеть этот кризис не существует. Описания чужого опыта не катят. Полёты фантазии на крыльях воображения не катят. Утешительные теории не катят. Вообще ничего не катит, кроме персонального духовного опыта, дающего подлинную, ощутимую опору в вечности, личный контакт с божественным, взаимную с ним любовь. И кстати о личном контакте с божественным. Тепло ли тебе, девица? В смысле, никто не замёрз?

Они улыбаются, отрицательно мотают головами.

– Тепло почему-то, – недовольным тоном (ну как же! беда! непорядок! зимой не должно быть тепло!) говорит длинный Жёгас, Кузнечик (я его так про себя называю, потому что настоящее имя Кястас совершенно ему не идёт).

– А я вообще расстегнулась, – хвастается Анеличка. – Такая жара!

Я флегматично киваю, как будто бы так и надо (потому что так и надо, действительно, да):

– Это нормально. Рядом со мной внутренний огонь хорошо разгорается. А надо, чтобы он разгорался и без меня. Но это дело такое. Если будете продолжать в том же духе, огонь как миленький разгорится. Никуда не денется он от нас.

– Я вообще с ноября ни разу толком и не замёрзла, даже зимнюю кофту перестала под пальто надевать, – подтверждает Милда.

Люблю её очень, она в группе самая старшая, а по ощущению, совершенно девчонка, вдвое младше любого из нас.

Я говорю:

– С богооставленностью такая беда. Она не то чтобы просто иллюзия. С точки зрения бога – духа, силы, источника жизни, нашей единственной вечной опоры по обе стороны бытия – большинства людей просто нет. Их не видно, не слышно. Живыми они не считаются. Видят нас, или нет, зависит от