Хозяин Леса - Александр Лепехин
В аудиторию вошёл Мирон. Ровным, расслабленным шагом протиснулся между парт, крепко пожал руку Янеку, уселся рядом. Из знакомого кофра явились ручка и толстый, крупноформатный блокнот.
— Ты как? — прошептала Зося, сползая со столешницы. Мирон пожал плечами.
— В норме.
— В норме или «в норме»?
— В норме, — повторил отстранённый голос. У Зоси царапнуло под грудиной.
Поправив канцелярию, Мирон обернулся к соседке по парте. Взгляд у него был отрешённый, отсутствующий.
— Зося, — произнёс он всё тем же ровным тоном. — Тему про лес закрываем. Я говорил с отцом. Говорил с психиатром. Мне назначили усиленный курс противотревожных. Следователю дали на лапу, он признал, что прямых улик нет. И вообще вся эта ваша эзотерика — чушь псячья. Так что…
Царапание остановилось — и выпустило когти на всю длину. Зрение словно нырнуло в тоннель, на одном конце которого тускло светились знакомые, нужные, любимые глаза, а с другого к ним бежала, неслась, летела сама Зося — и никак не могла дотянуться.
— Но ты же видел… — губы не слушались, язык тыкался в зубы, больше мешая. — Ты сам видел… Это реальность, не выдумки! — Зосю стало разбирать отчаяние, неожиданно придавшее сил. — О себе не думаешь, о людях подумай! Обо мне подумай!
Сказала — и тут же поняла, насколько жалко, штампованно прозвучало. Мирон покривился. Встал, забрал свои вещи, пересел на другой ряд. Когти сомкнулись. Сердце застыло.
Сзади зашуршало и в спину уткнулся тощий, колючий палец. Очень знакомый. Прямо сейчас — почти до отвращения. «Как тогда. Совсем как тогда».
— Систер, хорош, — Янек жарко дохнул в ухо. — Перестань, слышишь? Немедленно перестань. Правда, оно и к лучшему. Я же говорил, от этих мажоров одни проблемы. И прямо сейчас одна проблема самоустранилась. Отлично ведь, ну? Пусть сам разгребает, ежели «вумный, як вутка».
Последних слов Зося уже почти не слышала. Тоннель сомкнулся, сердце рванулось в агонии — и разлетелось на окровавленные ошмётки. Она хлопнула ладонями по парте, вскочила, устремилась к выходу из аудитории. Профессор, как раз открывший было дверь, едва увернулся от чёрно-алого снаряда.
Янек проводил сестру глазами и вытряхнул из рукава в ладонь компактный мобильник. Внимательно рассмотрел, нажал кнопку питания, дождался появления меню. Отклонил пришедший вызов — и медленно, отчётливо кивнул.
* * *Солнце падало за линию сосен, отчаянно хватаясь за низкие тучи. Мирон сидел на поваленном стволе, посматривая на дорожку за кустами. Редкие гуляющие послушно тянулись к выходу из парка: дурные новости последних недель сыграли роль.
Янек возник словно из ниоткуда. Покрутил головой, подвигал тонким аристократичным носом и направился прямо в сторону Мирона. Огромный туристический рюкзак за его спиной покачивался со степенностью восточного вельможи.
— Как она?
— Переживёт, — пропыхтел Янек, вручая ношу. Мирон понятливо подхватил и тут же проникся. — То, что не стал впутывать в наши дела — верное решение. Теперь врубай свой внутренний компас и веди.
Мирон прикрыл глаза и осторожно сделал пару шагов. Потёр переносицу и потопал увереннее. Разминая плечи, Янек устремился за ним, с интересом оглядываясь.
— Я этот парк с детства знаю, — негромко произнёс он, когда оба углубились в чащу. — Вот в этой самой части раньше тропинка на тропинке была, а сейчас сплошной бурелом. Кусты куртку дерут, словно «Егоза» на режимном заборе. Деревья все в лишайнике, и Ахурой Маздой клянусь, он шевелится. Давай-ка поднажмём.
Мирон с трудом достал сигарету, подумал, убрал в пачку.
— Про отца и следователя я тоже наврал. Так что поднажать только «за». Володя меня прикрывает, и я ему доверяю. Но слежка дело такое…
Он споткнулся, едва не полетел на землю, но успел выровняться и осмотрелся вокруг. Они с Янеком стояли на краю неестественно ровной, словно утоптанной полянки, полностью лишённой травы и даже мха. По краям стояло три вытянутых валуна, и Мирон был готов провалить зачёт по вышмату, если те не образовывали равносторонний треугольник.
— Снимай.
Янек принялся рыться в рюкзаке, выкладывая свёртки, коробочки и пакетики. Мирон всё-таки закурил, подвигал затёкшими плечами и уточнил:
— Я себе для понимания. Значит, план в том, чтобы прийти к Хозяину в полном сознании. И задать все насущные вопросы.
— Верно, — что-то считая на пальцах, Янек отвечал односложно. — Не кукла, а гость. В физическом теле. По собственной воле.
Он закончил подсчёты и выпрямился.
— А ещё я разработал чары-оберег. Они тебя прикроют, если что, и дёрнут обратно.
Последним из бокового кармана рюкзака явился сложенный бумажный лист. Янек сунул его Мирону и ткнул пальцем.
— Черти́, только аккуратно. Миллиметры не важны, но пропорции роляют, — потерев подбородок, он хихикнул: — Если выгорит, напишем с тобой по докторской и откроем кафедру практической магии.
— Если? — не отрываясь от схемы, фыркнул Мирон. — Ладно, если. Тогда с меня…
— Отставить. Черти́ давай, Мирон-кун. И да пребудет с тобой сила.
Линии и круги, узлы и перекрестья покрывали землю. Янек расставлял в ему одному понятных местах уже знакомые камешки, фигурки и прочие предметы со стеллажей, попутно давая пояснения:
— Вот такую пижню намалевать может каждый, только смысла из занятия особо не вырастет. Это как чертёж: мне поможет сфокусировать течение нужной энергии в нужных точках, а обычному человеку разве что модную татуировку набить.
Из чёрного лакированного ларца достали человеческий череп, украшенный тонкой резьбой. Мирон поднял бровь.
— Бабушкин, — нежно погладил кость Янек. На хриплый сдавленный стон отмахнулся: — Никакой некрофилии, остынь. Баба Рада перед смертью собрала весь свой дар, вчаровала в собственные кости и завещала нам с Зоськой. Души в черепе уже нет, если ты об этом. Душа ушла. А вот дух остался. Он убережёт и меня, и тебя.
За черепом вылезла и сабля. Мирон довёл последнюю дугу и скрестил руки на груди в немом вопросе.
— Эта дедова, — Янек шёл вдоль внешней окружности и снова что-то считал. — Был польским уланом во Вторую мировую. Бабушка заговорила ему оружие, причём так, что деда ни одна пуля не тронула. Думаю, и нам не повредит.
«Бабушку» и
