Потусторонним вход воспрещён - Екатерина Ландер
— Меняемся? — подмигнул мальчик.
— Что это? — Я потянулся потрогать вещицу, но мальчишка отдернул руку.
— Сначала меняемся, — несговорчиво повторил он.
— Окей, — быстро, пока не встрял Ярослав, сказал я. — Так что это?
— Амулет. Приводит к нужному. К тому, что провалилось.
— На Изнанку, что ли?
Мальчик промолчал, упрямо сжав губы. Я вспомнил про три вопроса, на которые отвечают Потусторонние. А я как раз задал ему третий.
— Так на что меняемся? — обратился я к старшему.
— На желание, — так же быстро ответил он. По схожести голосов и интонаций я наконец догадался: вероятно, мальчишки были братьями.
— Валяйте.
Пацан поразмышлял — снова нарочито театрально, отклонившись корпусом назад, придерживая локоть одной руки другой и постукивая пальцем по подбородку:
— Можешь на голову встать?
— Что?
— Ну, хотя бы на руки. И походить.
Наверное, он шутил. Но заглянув в блестящие, как живые, пытливые темные глаза, полные непонятной жажды и любопытства, я сообразил: не шутит.
— Окей, — согласился я.
Обтер ладони друг об друга, прикинул расстояние до земли.
Последний раз подобный трюк я проделывал в универе, на парах по физкультуре. Не сказать, что отлично. Пожилой, но спортивный и подтянутый физрук вздыхал, закатывая глаза, будто от нежелания видеть мои потуги в подтягиваниях на турнике, отжиманиях или любых других видах физических нагрузок.
«Мозги в подворотне не защитят. Или кисточками и палитрами отбиваться будете? — авторитетно заявлял он, продолжая мучить студентов все отведенные ему полтора часа. — Серышев, болтать пришел? Пять кругов по залу!»
Вот и сейчас…
Я кувыркнулся вперед, подставляя руки. Шершавый асфальт больно впечатался в ладони. Мир запрокинулся. Побалансировав так вверх тормашками несколько секунд, я попробовал переставить левую руку, чтобы «шагнуть» вперед, но потерял равновесие, зашатался и кувыркнулся через голову.
— Врет Сашка. Даже эта лбина так не может, — услышал я разочарованный вздох младшего паренька и сел, отряхиваясь от пыли и крошек.
Когда я вновь оказался на ногах, двоих ребят уже и след простыл.
Ладони неприятно чесались от шершавых соприкосновений с асфальтом. На земле рядом со мной лежал забытый — или все же честно выменянный — амулет.
— Говорят, в двадцатых годах тут двое детей погибли, — сухо произнес Ярик. Он едва сдерживался, оставаясь намеренно, подчеркнуто спокойным. — Писали в газетах. Полезли искать некий клад, хвастались товарищам, что найдут царское золото. И… ну, ты сам видишь. — Он передернул плечами, будто стряхивая с себя что-то неприятное.
— Это Потусторонние? — Голос дрожал от волнения. Я сдерживал себя, чтобы не оглянуться и не посмотреть, куда ушли мальчишки.
Ярик молчал. Мне казалось, он уже не ответит, но Ярослав заговорил:
— Почти. Те из них, которых видят лишь сенсоры да Хранители. Люди — редко. Может, мельком, не больше. Вот если они прикончат пару-тройку человек, то обретут тела и станут такими же, как наш Вольдемар.
По спине прошел запоздалый холодок.
— А как? Они же бесплотны?
— Не совсем. Знаешь, если нехитрым ритуалом заманить на Перепутье тех, кто потенциально может туда попадать… Силы будут неравны. Гусев же рассказывал. Терпение. Главное, терпение.
— Вода камень точит, — согласился я.
На расхожую поговорку Ярик отреагировал странно:
— С камнем еще только предстоит разобраться. Сначала Кшесинская.
— Зато у нас есть это.
Я потряс в воздухе непонятным амулетом, который больше всего напоминал круглый кусок пластика с выжженной серединой. Можно повесить на шнурке и таскать на шее. Размером он был с обычную хлебную сушку.
Ярик буквально побагровел. Дернулся, как будто намеревался отвесить мне подзатыльник, но лишь толкнул локтем под ребра.
— Никогда не соглашайся на сделки с Потусторонними без веской причины! — прошипел он. — Понял? Больше никогда!
— Почему?
Я совершенно растерялся. Внешне ребята выглядели обычными детьми. Да, из прошлого века, но неужели даже дети, пришедшие с Потустороннего Перепутья, способны на подлости?
— Потому что, соглашаясь, ты еще не знаешь условий. И не знаешь, на что подписался. Они могли сказать тебе прыгнуть вниз с моста или удариться головой о ступени особняка. И ты бы сделал. Как миленький бы сделал! — Ярик все больше расходился. — Радуйся, что сейчас тебе повезло.
— Радуюсь, — эхом отозвался я, мгновенно сникнув. — Как это работает?
— Дай сюда.
Ярослав забрал амулет, повертел в руках. Хмыкнул. Зажал непонятный кругляш между большим и указательным пальцем. Поднес к моему лицу:
— Глянь.
Я послушно подался вперед, взял вещицу.
Мир поблек, точно из него слили лишние краски, оставив ржавую сепию. Я поводил странным амулетом, покрутился на месте. Дома и улица выглядели прежними — быть может, потому, что были здесь и век назад, и даже больше. А вот люди исчезли. Тротуары — деревянные, а не из привычного асфальта — оказались пусты.
Я навел кругляш на место, где стоял Ярик, и не увидел ничего. Поднес ладонь к лицу — в буром оптическом искажении «талисмана» пальцы вспыхнули неярким оранжевым свечением. Свет пульсировал, как будто в такт дыханию.
Ярик потеснил меня. Заглянул в отверстие:
— Сто лет таких не видел.
— Не видел чего? — не понял я.
— Зачарованных вещиц. У них много названий, но суть одна — прокол на Перепутье. Только как это поможет в поиске Кшесинской?
Решив проверить спонтанную догадку, я опустил амулет и подсветил асфальт. Возле ног дрожала зависнувшая в пространстве ярко-оранжевая нить. Один ее конец растворялся в пустоте, возникая как бы из ниоткуда. Второй терялся далеко впереди, убегая за поворот трамвайных рельсов.
— Путеводная нить! Серьезно?
— Ты же хотел подсказку? Не зря на голове стоял.
— Но куда она ведет? Вот бы были грифоны… — протянул я с непонятным даже мне самому сожалением. Не хватило, называется, американских горок без страховки?
Ярик покусал губу в задумчивости, щелкнул пальцами и полез за телефоном. На мое недоумевающее выражение лица ответил просто:
— Когда магия временно бессильна, на смену ей приходят современные технологии.
…Я чувствовал себя персонажем фильма. Таким, знаете, персонажем крутого боевика, где герой с его напарником запрыгивают в такси и кричат водителю: «Следуй за той машиной. Быстро! И фары погаси!» — и начинается захватывающее дух преследование по городу.
Я мельком подумал, что, в принципе, никогда не ездил на такси так часто, как за последние дни. На вопрос «сколько с меня?» Ярик махнул рукой и простодушно сообщил, что рассчитаемся, когда найдем Ключ-от-каждой-двери и наставим рога всем Потусторонним.
Мне бы его уверенность и оптимизм…
Водитель оказался мрачноватого вида смуглым парнем чуть постарше нас и с первых же секунд недовольно заявил, что оплата у него только за наличные и если что-то не устраивает, то пусть Ярик отменяет заказ и вызывает другую машину.
Мы в это время уже толкались на светофоре возле съезда с моста, и вылезать куда-то из средней полосы оказалось бы, мягко говоря, неудобно. Ярик, который явно не прочь был поскандалить, насупленно протянул водиле тысячную купюру, на что тот пообещал в следующий раз непременно «влепить единицу» за неудобный подъезд к точке посадки (заслуженная, впрочем, претензия: такси мы вызывали прямо с середины Троицкого моста, убедившись, что нить не обрывается за соседним поворотом, а тянется дальше).
Ярик стиснул зубы, однако промолчал. Придвинулся поближе и глянул сквозь амулет. Мир снова окрасился сепией. Мелькнула впереди, под колесами подъезжающего к остановке автобуса, оранжевая тугая нить.
— Ну что там?
— Пока прямо.
Нить упорно вела на Васильевский или куда-то в ту сторону.
— Теперь направо…
— Теперь направо, — сказал Ярик водителю.
— У вас вокзал конечной точкой стоит, — холодно и как-то безапелляционно заявил таксист.
— Надо кое за кем заехать. За девушкой. Мы доплатим.
Парень пробурчал нечто невнятное, но все-таки повернул.
На Дворцовой набережной встряли в созданную кортежем туристических автобусов толкучку. Затем медленно, с черепашьей скоростью, проехали мимо следующего моста.
Нить упрямо вела вдоль реки.
Возле Сенатской площади, однако, круто вильнули влево, оставив позади безлюдный причал с набережной. Таксист, явно посчитавший нас не совсем в себе, вопросов касательно маршрута больше не задавал.
В окне показался и снова исчез «Медный всадник». Я различил знакомую надпись, выбитую на камне: «PETRO primo CATHARINA secunda». Мозг, увлеченный поиском в памяти всевозможных фактов, против воли подкинул парочку строк и про воспетый Пушкиным памятник.
Народная молва гласила: якобы
