Шоссе Петля - Олег Новгородов
(Первый подросток):
- Конь, ты, что ли, ментоловые сосёшь?
Потапов, как мог бесшумно, придавил упавшую сигарету ногой.
(Второй подросток):
- Не, ты че, не я. Слышь, Гим, стрёмно тут стоять…
- Не очкуй, ты никому не нужен. Нужен этот…
(Третий подросток):
- Не спалят нас?
- Кто? Один на заводе в три смены пашет, другая в психдиспансере, а эта хата съемная, только ее не снимают. Так что не ссы, а то в могилу полезешь. На Лосиной как раз пустая есть.
У Потапова сжалось сердце. Может быть, парни - из той банды, что забила оставшихся без бензина студентов. Гим - это что, Гимлер, что ли? Скинхеды… Они что-то затеяли, а буквально над их головами торчит невольный свидетель злодеяния, в чем бы оно ни заключалось.
Молчание. (Второй):
- Здесь шарился какой-то новый. На «окуне» приехал. Не он ли снял?
- Ну, снял и снял, тебе не пофиг?
(Третий):
- Гим, а э т о т в натуре из наших?
Пауза. Плевок.
- Из жопы он, а не из наших. Интернатовский, здесь у тётки кантовался. Батя Жекин говорит, в интернате его отпетушили, поэтому такой умный.
(Второй подросток):
- Ну бомбанешь ты замок, а замут в чем?
- Я бомбить ничего не собираюсь, и вообще глохни, вы с Конем для массы. Тереть я сам буду. Из-за него, петушары, Жендосу башку отстегнуло. Жека поэтому и не уходит, что его тут караулит. Если бы не условка, я б его вальнул. Но так даже лучше будет.
Молчание. Снова шаги. Плевок. Пыхтение. И – четвертый голос. Ни с чьим не спутаешь.
(Юрий Сизых).
- Как обещал, минута в минуту. Моё слово – закон. Здорово, пацаны.
- Че у тебя в кофре-то? - спросил тот, кого называли Гимом (или Гимлером?).
- Щас покажу.
Звук расстегиваемой молнии.
- Ого! - Гим присвистнул. - Некислый топорик, ты мамонта валить собрался, что ли?
- Надо будет - завалю, - рыкнул на него Сизых. Пока еще он был хозяином положения. - Где баулы мои?
- Вот же они.
- Дров накололи?
- В лесу.
- Значит, так. Меня внутрь пропускаешь, и дальше вы только на шухере. Мне понадобится час, полтора от пуза. Как закончу, берете груз и тащите на улицу, в джип. Потом получите остальное бабло. Ясно?
(Гим):
- Да ясно, ясно.
- Ну действуй тогда, че встал?
____
Пауза. Возня. Негромкий металлический скрежет, клацанье. Шарканье ног. Кто-то кашлянул, сплюнул на пол.
Скрип петель.
(Сизых):
- Да ты профи, я погляжу! Всё, мужики, ждать молча! А то штрафану. Из зарплаты вычту, у меня с этим строго. Где тут свет-то?
____
Дальнейшее происходило быстро. Миша физически ощутил, что сборище внизу уменьшилось на одного. И – шепот:
- Держите дверь. Конь, навались справа!
Клацанье, скрежет.
- Э, шушера, вы че там творите?!
Скрежет.
- Есть!
Они его заперли!!!
Мгновенно, без усилий, фрагменты истины сложились в Откровение.
Жоркина квартира – тут, слева от Натальиной. Буров – безмолвный, бесстрастный - до сих пор там: похоронщики до него ведь так и не доехали! Но он не один – неважно, кто там, но у этого человека есть запасной комплект ключей, и он выходил на балкон с сигаретой. Юрий Сизых не отменил возмездие лишь из-за того, что Буров умер, и явился сюда для окончательного расчета, вооружившись топором.
Но теперь он в западне.
И не факт, что ему помогут разученные в клубе приемы.
- Шушера, я с вами разговариваю, алло!!! Ну-ка дверь! Открыли!!! Повторять не буду!!!
(Гим):
- Это тебе за Жеку, пидор.
- Мужики! Мужики, вы чего?! Выпустите меня!!!
- Помаши топором, чтоб не скучно было. А труба твоя у меня в кармане. В окно орать не советую, тут на психов всем положить. Пацаны, за мной.
Уходят. Спускаются по лестнице. Молча.
(Сизых – нормальным тоном):
