Омут - Снежана Каримова
Колька и Мари переглянулись.
Аука до сих пор ничего не знает. Тяжело быть ребенком.
Жар-птица мягко улыбнулась и опустилась перед девочкой на корточки.
– Ночка не забыл о тебе, просто ему пришлось уехать и он не нашел смелости попрощаться. Прости его.
Да уж, со смелостью у Ночки туго, подумал Горыныч, а вслух буркнул:
– Но если что…
Аука подняла на Кольку взгляд и посмотрела ему прямо в глаза. И Колька вдруг понял.
Для значимых слов требуется очень много смелости.
Он сердито кивнул, подбадривая самого себя, и закончил:
– Я рядом.
Эпилог
8 января
Ром выскочил из поезда, из вагонной духоты, и глубоко, с наслаждением втянул острый морозный воздух, пахнущий то ли мазутом, то ли соляркой, то ли всем сразу, – типичный запах вокзалов и путешествий. А вот и Илья – машет рукой, торопится встретить.
На Новый год родители решили подарить Рому поездку к друзьям.
– Ты тогда нехорошо попрощался со всеми, – сказал Князев-отец. – Этот несчастный случай с Демьяном…
В первую секунду Ром обрадовался, а потом вдруг сник. Он не знал, хочет ли ехать туда, где у него больше не было дома, и встречаться с дружинниками.
Тот вечер, когда его провожали, все изменил. Переезд уже не казался ему катастрофой, наоборот, хотелось побыстрее уехать, сбежать. Подальше от страшного вечера, подальше от той минуты, которую Ром снова и снова проживал во сне: распластанный на сером цементном полу Демьян и ощущение, что еще секунду назад все можно было исправить.
Это он был виноват в том, что случилось с другом. В тот вечер в него словно бес вселился. Если бы они не вышли тогда вдвоем на улицу. Если бы…
Ром просыпался, сердце колотилось от ужаса, и лишь через несколько вязких секунд он вспоминал, что День здоров, а у него самого новая жизнь и все непонятки уже не важны, потому что остались в жизни старой. Вместе с дружбой.
А теперь родители предлагали ему вернуться. На пару дней, но все-таки. Стоило ли ехать?
В своей комнате Ром сел за ноутбук, полистал чаты и нашел на дне переписок затихший – «Дружина». В последний раз чат оживал, когда День вышел из больницы и всем сообщил, что он «как новенький, даже прошивка у мозга слетела, но наливку Горыныча запомнил». Тем вечером дружинники собрались у Демьяна, и Жар-птица предложила Ночке выйти в «скайп», но Ром соврал, что не может.
Сейчас он елозил курсором по аватарке «Дружины». Вот они все, мелкие, как муравьи, но ему не обязательно разглядывать людей на фотографии, он и так знает, где кто: Ночка, День, Кощей, Горыныч, Феникс и Жар-птица – на всех пририсованные в фотошопе луковки богатырских шлемов.
Ром так ничего и не написал в их чате. Закрыл его, выбил пальцами нервную дробь по столешнице, потом прокрутил список чатов выше и нашел Русалку. Она сменила фотографию профиля. И имидж тоже – срезала волны волос. Теперь у нее было каре, короче даже, чем у Сони.
«Привет, на каникулах приезжаю на пару дней. Можно будет у тебя собраться?» – написал ей Ром.
В ожидании ответа он просматривал переписку. Нейтральные слова складывались в нейтральные фразы. Октябрьские поцелуи теперь казались ночными фантазиями.
«Как здорово, Ночь, что ты приезжаешь! А мы всей семьей в Питере. Жалко, что не встретимся! Но, надеюсь, ты в наши края не в последний раз».
В новой школе никто не звал Рома Ночкой. И это обращение из прошлого царапнуло одновременно больно и сладко.
«Хорошо погулять вам в Питере», – ответил Ром и захлопнул крышку ноутбука.
Написать Дружине он решился только накануне отъезда. Коротко выдохнул, щелкнул мышкой, открывая окно переписки, и воскресил мертвый чат:
«Привет! Как дела? Приеду завтра на пару дней».
«Клопославль так просто не отпускает!» – сразу ответил День и добавил смеющийся смайлик.
Ром иногда переписывался с Демьяном, в основном под выложенными фотографиями – комментировал их, получал ответы. Кажется, Демьян ничего не помнил о памятном вечере, по крайней мере, он никогда не касался этой темы, не вспоминал о том, что произошло до его падения. Ром тоже почти уверился, что все случившееся тогда было лишь глюками от наливки.
День же прислал второе сообщение: «Мы у бабушки в деревне. Колька с нами. Может, вырвемся».
Мари написала следом: «У нас у тети юбилей. Снимают загородный дом. Но где-нибудь там извернемся, повидаемся».
Ром глянул на лежащий рядом с ноутбуком билет на поезд, напоминающий ему цветом заветренный ломтик лосося. И чего ради он потащится в этот Клопославль? Его там никто не ждет.
Но и перед родителями неловко было признавать, что его осенняя драма яйца выеденного не стоила. Они-то предлагают ему повидаться с друзьями, думают, что ему все еще это важно, а друзья не особо и соскучились. Хорошо, что отец забронировал номер в хостеле, а не стал спрашивать, будет ли Ром ночевать у друзей.
Но тут ответил Илья: «Я свободен. Ты где ночуешь? Можешь у меня».
Кощей, который был его другом еще до того, как стал Кощеем, до Дружины.
«Я тебе тогда в качестве новогоднего подарка презентую липкий валик, – отозвался Феникс. – Знаешь, как на черном видна шерсть! Ты еще ходишь в черном? Или на новом месте повеселел?»
Ром невольно улыбнулся. Все-таки он скучал по ним.
Хотя в новой школе оказалось не так уж и плохо, вполне терпимо. Вернее, нормально. Даже хорошо. И, стоя на перроне родного города, Ром ощущал, что приехал не домой, а в гости.
Он был рад увидеть Илью. Долговязого, худого, с неизменным постным лицом, как будто он на похороны пришел, а не встречать друга. И с остальными Ром тоже ждал встречи, даже с Колькой, отношения с которым быстро сошли на нет. Горыныч тогда написал ему только: «Там никого не было». И Ром, несколько раз перечитав это короткое сообщение, не нашел сил ответить хотя бы просто «спасибо», но мысленно поблагодарил его.
Ром знал, что у Кольки все хорошо, что он встречается с Мари и даже помирился с Демьяном, когда нашел его дурацкую кошку. Ту самую кошку, из-за которой День чуть не погиб.
А ведь Рому тем вечером показалось, что друг больше не дышит и пульс не прощупывается. Но он ничего не смыслил в медицине. Демьян жив, с ним все хорошо – это главное.
Илья у вокзала оглядел друга, спросил участливо:
