Двуявь - Владимир Прягин
У остальных с наглядной агитацией было попроще и покондовее – Юра, вытянув шею, прочёл несколько плакатов: «Отстоим дело Ленина!», «Октябрь – знамя великих перемен и свершений!», «Линию партии и правительства будем вести последовательно и смело!», «Пусть крепнет…» Что именно должно крепнуть, осталось тайной – текст загородила подвижная инсталляция в виде серпа и молота.
Разнообразие вносил разве что залихватский, хоть и несколько пугающий лозунг над фалангой химкомбината – золотистые буквы на кумаче: «Химия – наше будущее!»
Из университета тоже пригнали летающую платформу, с которой сейчас раздавали флаги. Ещё на ней разместилась композиция в виде газетного разворота – скан передовицы из «Правды», увеличенный до гигантских размеров: на фото – марсианская терраформационная башня, рядом – колонки текста. Заголовок гласил: «Пуск состоялся в срок!», а ещё выше, над сканом, поблёскивал комментарий: «Одобряем, поддерживаем, гордимся!»
Обилие восклицательных знаков слегка оглушило Юру; он потряс головой и, отвлёкшись от плакатного творчества, стал разглядывать демонстрантов, топтавшихся по соседству. Вот две девицы в модных блестящих курточках переговариваются о чём-то своём, хихикая и стреляя глазами по сторонам. Вот помятый мужик за сорок морщится и отхлёбывает нарзан из бутылки – вчерашний вечер, похоже, прошёл ударно. Вот пожилой товарищ в очках и строгом пальто обводит строй ревизорским взглядом, а рядом трое парней-рабочих ржут, перечитывая химический лозунг. И ещё десятки, сотни, тысячи лиц – мужских и женских, радостных и не очень, румяных и бледных, бодрых и вялых от недосыпа, сосредоточенных и рассеянных, умных и глуповатых, торжественных и смешливых, сердитых и благодушных. И нет здесь ни пламенных борцов революции, ни чудо-богатырей – просто люди…
– Чего мы остановились? – спросила Тоня. – Пошли к своим. Кстати, по-моему, тут только первые курсы. Самых молодых припахали.
– Куда ты рвёшься? Хочешь, чтобы и нам какой-нибудь флаг всучили?
– Это тебе всучат, ты спортсмен, а я – изнеженное создание, меня пожалеют.
– Вот и ты меня пожалей. Погоди, позвоню ещё раз.
Он набрал номер и, услышав отклик Кирилла, спросил:
– Ты где? Не вижу тебя.
– Тут, с однокурсниками. А ты?
– Мы рядом с авиаремонтным, где звездолёт.
– А, ясно. Стойте там, сейчас подойду.
Выбравшись из толпы студентов, Кирилл вразвалку приблизился. Юра снова подумал, что вряд ли принял бы его за родича Риммы, если бы не знал подоплёку. Впрочем, сейчас это был третьестепенный вопрос.
– Привет ещё раз. Знакомься, это Тоня с филфака.
– Наслышан, – Кирилл подмигнул ей.
Она подозрительно посмотрела на Юру, но ничего уточнять не стала. Отпрыск Кузнецовых тем временем полез во внутренний карман куртки и аккуратно вытащил амулет – тот самый, со скрещёнными мечами.
Самохин почувствовал, как сердце пропустило удар.
Столько разговоров и бесплодных догадок было об этой штуке, столько людей погибло из-за неё (пусть и в другой реальности) – и вот она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Сейчас он возьмёт её, и тогда…
– Ух ты! – воскликнула Тоня. – Не может быть! Юра, это ведь…
– Да, оно самое. Говорил же – тебе понравится. Можно?
– Не вопрос, – сказал Кирилл. – На, держи.
И Юра принял кругляш.
Он ожидал чего угодно – что на проспект обрушится смерч, а дома вокруг зашатаются; что раздвинутся тучи, и над городом зависнет линкор с «химерами»; что повеет болотным ветром из зазеркалья…
Но не произошло ничего, лишь одинокая капля дождя упала на руку с неба – первая за много недель.
Юра сообразил, что стоит столбом, не решаясь даже вздохнуть, и со свистом втянул ноябрьский воздух. Стало немного легче, но кровь по-прежнему стучала в висках, а во рту пересохло, как после стайерского забега.
Он провёл пальцами по рифлёному, чуть выпуклому щиту, прикоснулся к острию обоих клинков, ощупал рукояти и гарды. Перечитал латинскую надпись, обещавшую горе тем, кого победили в схватке. Металл потускнел от времени, но это его не портило – наоборот, казалось, что прошедшие годы аккумулировались, накопились в нём, наполнив угрюмой тяжестью.
Да, амулет никак не тянул на ювелирный шедевр, но, лёжа в ладони, давал ощущение отстранённо-холодной силы. Осталось только понять, как подобрать в этой силе ключ.
Тоня тоже смотрела во все глаза, но с явной опаской – даже подержать не просила. Кирилл поинтересовался:
– Ну как?
– Круто. Вот бы теперь ещё…
Договорить Юра не успел – рядом кто-то предостерегающе гаркнул: «Посторонись, молодёжь!» Кирилл отступил назад, давая дорогу, и здоровенный мужик протащил мимо них с полдюжины свёрнутых красных флагов, словно вязанку хвороста. Спустя секунду начальственный голос неподалёку пролаял что-то невнятное в мегафон, и грянули вступительные аккорды «Вихрей враждебных». Толпа всколыхнулась, задвигалась; с обочины подбежали ещё какие-то опоздавшие, и возле платформы стало не протолкнуться. Кузнецов-младший, оттеснённый к бордюру, пропал из виду.
Потом колонна пришла в движение.
Платформа тронулась мягко, с едва слышным утробным гулом; авиаремонтники всей гурьбой пошли рядом с ней, увлекая заодно и студентов. Сквозь музыку и возбуждённый гомон Юра едва услышал новый телефонный звонок – голос Кирилла зазвучал в ухе:
– Блин, попёрли, как за халявной водкой. Не потерял мою железяку?
– Нет, конечно. Держу.
– Ладно, пусть пока у тебя побудет, чтобы не суетиться. Как доплетёмся, отдашь.
– Договорились. До связи.
Шагая в авиаремонтном строю, Самохин спрятал кругляш в карман и задумался о последствиях. Марк на его месте наверняка бы решил, что произошедшее – не случайность, а хитрый выверт судьбы: искомый амулет сам собой приплыл в руки. Проблема в том, что Юра понятия не имел, как воспользоваться этим приобретением.
Слева нависал макет звездолёта, впереди и справа качались флаги, с тротуаров и с балконов махали зрители; демонстранты посмеивались и махали в ответ, «Вихри враждебные» отгремели, сменившись «Интернационалом», а он всё пытался найти решение – оно ведь наверняка существует, надо только сосредоточиться…
От этих мыслей его отвлекло нарастающее чувство тревоги – казалось, что-то чуждое и враждебное надвигается со спины. Примерно так же, наверное, чувствует себя оленёнок, на которого готовится прыгнуть волк.
Оглянувшись, он присмотрелся к идущим сзади. Неправильность бросилась в глаза почти сразу – один из попутчиков словно бы отключился, перестал воспринимать окружающее; взгляд его потускнел, протух. Человек продолжал шагать в общем строю со всеми, но внутри уже был другим.
Не дожидаясь, пока «пустышка» освоится окончательно и заметит добычу, Юра схватил Тоню за руку, чтобы вытащить из колонны.
Схватил
