Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 - Михаил Северный
«Сколько лет — сколько зим» — пробормотал Женька — Карачун и вытянув руки по швам взлетел ракетой вверх, только изморось осталась, там где ступал он.
7.
В склепе выла пурга. Она завывала мордами тысячью волков, свистела, вопила, била по нервам и крутила снегом, засыпая заживо.
Фома выпрямился, собираясь противостоять зиме, собираясь бороться и не замерзнуть здесь как последний бомж. Он вскочил на ноги решительным богатырем и замер. Ничего этого не было. Ничего что он слышал. Не было этого ужасного природного воя ветра и снега. Не было сбивающих с ног порывов, не было сугробов, гроб не замело с горкой и Мороз всё также склонив голову сидел перед ним на коленях.
«Морок, — подумал Фома. — Обман. Нечисть шалит, » — и пошатнулся от накатившей слабости. Лысый обернулся, посмотрел на него, всё понял и встал. Вокруг выл ветер, от его напоров содрогались стены, грозя обрушиться в склеп под давлением тонн снега, но на самом деле не было ничего. Иллюзия.
Дед встал на цыпочки и заглянул в гроб, в котором все ещё лежал черный старик. Дед долго всматривался в него и наклонился почти прижавшись к стеклянной крышке губами. Так и не получив чего хотел он выпрямился и посмотрел на Фому.
— Идём человек, идём наверх. У нас еще много дел.
8.
Снег шёл уже час и только усиливался, хотя прогноз погоды обещал день ясный без осадков. Обманул, и деревья на поляне уже прикрыли верхушки белыми шапками, а ветки белыми рукавами. Тучи закрыли небо своими чёрными спинами, спрятав недавно яркое солнце, теперь только изредка лучи выбивались на поверхность. Сильно потемнело вокруг, заставив военных напрягать зрение рассматривая колодец в перекрестья прицелов.
Пауза затянулась, и даже Касьян Мощный устал держать свою маскировочную сеть на парнях. Сам он с кем-то в палатке очень громко общался и поэтому не заметил человека, покидающего Лежбище.
За край колодца ухватились руки и потянули за собой тело человека. Он напряг мускулы и перевалившись через край грузно упал на землю, ударившись плечом.
— Стой! — крикнул Алешка, он первый заметил человека и среагировал тоже первым, — Ручки вверх, поднимаем!
9.
Черный человек медленно поднимался. На него было нацелено с десяток стволов, красные кружки лазерных прицелов бродили по телу — искали свободное место, а он не замечая этого этого начал раздеваться, приговаривая: ‚Жара, спекотно-то как. Не нравится'. Снежинки падали на обнаженное тело и таяли, человек высунул длинный язык и поймал пару звездочек, втянул их в себя и прикрыл от удовольствия глаза. На него смотрели десятки пар глаз, а человек на них не смотрел. Просто хорошо. Просто зима.
— У него живот разрезан, — пробормотал Алешка, но его никто не услышал, — крест на крест. Это не человек. Я где-то то читал про этих. Как же его. Как их называют…
Он огляделся в поисках бригадира, но как назло не нашел. Тем временем человек из колодца уже был раздет по пояс и хватая снег пригоршнями растирал его по телу. Улыбался, фыркал и плевался, а тело его краснело и разрезы пульсировали как вены. Ветер усилился, и волнами носил снег по земле, кидая в лица солдат, лишая их зрения. Солдаты чертыхались и ежились, оглядываясь в поисках бригадиров или хоть кого-то кто отдаст приказ.
10.
Дед проскочил коридор быстро, в два раза быстрее чем шёл в ту сторону. Подождал отставшего Фому и когда тот выскочил в подвал поднял елку, запечатав секретный ход.
— Следы, — сказал запыхавшийся Фома. Холодный пол подвала теперь был усыпан мелким снегом, снег лежал между банок, на банках, лед на полках, вишневый компот замерз, пара литровых консерваций лопнула, разбросав содержимое на стеклянных соседок. Дорожка из снега и льда уверенно вела от ёлочки и продлившись по ступенькам тянулась наверх, в дом.
— Вижу, — дед зашагал на выход, приказывая следовать за ним. Наверху никого не было. Температура упала ниже нуля, изо рта шел пар, а на полу легким порошком лежал снег. Односельчанина в доме не было, Фома понятия не имел как он выбрался, но очень хотел бы узнать — в жизни пригодится. Зато был кое-кто другой. Череп, безжалостно расколотый, как грецкий орех, светил безжизненными глазницами. Одна половинка на столе, там где и стоял этот живой подсвечник, а вторая на полу, на половину присыпанная снегом.
— Дела, — выразил общее мнение дед и посмотрел в сторону выхода. И без нечистой силы по следам было ясно, что Женька ушел туда — наверх. Почти одновременно они оба посмотрели на картину. Картина изменилась в очередной раз. Дед-жертва на ней пропал, зато появился дед-победитель. Не понятно как художнику удалось выразить это настроение, но там чувствовалась мощь, сила и свобода. Фигурка теперь была одинока, вокруг огромные барханы сугробов и бесконечное уходящее в даль белое поле, но фигурка не опустила руки, а тянет их вверх в боевом жесте.
— Вьюга забери — он здесь — выругался дед и положил руку на плечо Фоме. — Ты! Останься тут. Можешь взять веник и заняться уборкой, но наверх ни ногой.
‚Я бы и не смогу выйти, наверное', — подумал Фома и кивнул. Дед похлопал его по плечу и пошел на выход. На картине ветер швырял снег в лицо одинокой фигуре, но кажется ее это не беспокоило.
‚Чтобы к моему приходу было чисто', — погрозил пальцем дед и улыбнулся. А потом исчез в синей вспышке.
11.
Прошлый раз когда он выходил из дома была поздняя осень. Редкие лужи, дожди-ливни и грязь по обочинам. Теперь он вышел сразу в середину злющего декабря и в самую злую зиму за последние пару тысяч лет. Это по его ощущениям, а о чем думали местные жители дедушка не знал. Зато хорошо видел виновника. Карачун в чужом обличье смеялся от счастья, разгребая руками снежные бури. Он был полностью голый, но чужое тело не чувствует холода, когда им владеет отец полярных Буранов и жгучих
