Скверная жизнь дракона. Книга четвертая - Александр Костенко
— То есть некоторые ограничения, так? И всё?
— Да, Кта’сат. Больше ничего.
— И меня не будут преследовать ваши солдаты? Никто не будет пытаться убить? После выпуска спокойно продолжу жить так, как я хочу и никто мне не будет указывать что делать? А пока я в академии, то никто не будет мешать мне учиться?
— Я не скажу за учеников, но учителя — да. Как и всё остальное — да.
Что же, расклад вполне удачный, даже в мою пользу, и хоть слова о запрете уроков удручают, но как такового выбора у меня нет. Надо соглашаться, лучше условий выторговать не получится.
Сдаётся мне, альцгеймер у старика какой-то странный. Не иначе, он раскусил меня и понял, что я действительно могу что-то противопоставить порождениям скверны.
— Я согласен, — я развёл руками показывая, что деваться мне некуда. Старик в ответ поднял правую руку в клятвенном жесте.
Все на трибунах ахнули, а сидящие в ложах маги позеленели то ли от стыда, то ли от осознания скорой и крайне внезапной кончины старого маразматика. Скорее всего, он случайно поскользнётся на лестнице и кубарем полетит вниз, собирая телом случайно разбросанные на ступеньках случайно обмазанные смертельными ядами гвозди, кинжалы, мечи и прочие случайно оставленные колющие предметы.
Сидящие чуть правее ложи церковники скривили лица так, будто их подвели к выгребной яме, вручили по ковшику и предложили утолить голод. В особенном отвращении находился Хубар, смотря на старика как на полоумного идиота. Мы пересеклись взглядами с парнем. Я подмигнул, белобрысый покраснел от ярости.
— Слова архимагистора есть нерушимая воля академии. Будет так, как сказано, — Кузаун объявил громко и чётко, не оставляя и шанса на сомнения. Я победил. Осталось последнее.
— Прошу прощения, а ставки делали на сегодня? Я бы поставил. На себя, естественно.
— Ставки делали, и ты можешь поставить. Только живое золото или нечто ценное.
Я только потянулся к поясу, но остановился: — На меня хоть кто-то ставил?
Кузаун посмотрел за спину. Сидящий позади маг кивнул и ушёл с ложи. Потянулись долгие и томительные минуты ожидания. Разумные на трибунах перешёптывались, маги недобро смотрели на меня, церковники вообще подумывали объявить награду за мою голову. Я же смотрел на плотную ткань, на три скрытых за ней силуэта. И ни о чём не думал. Лишь чувствовал злость на этих драконов. И на всех остальных тоже.
Вскоре ушедший маг вернулся и сообщил, что на меня поставил лишь один разумный. Кто именно — сказать не могли, но я и так догадался. Заодно подумал, что перед этим разумным надо извиниться. Лишним уж точно не будет.
— Думаю, поставили против меня много, так что отвечу тем же, — я полез ковыряться в поясе. Со стороны это выглядело комично: ксат гладил широкий пояс, будто что-то пододвигал от центра к завязкам.
— Это же, — многие маги от удивления встали, увидев в моей руке жемчужину размером с большой палец.
— Да, вы всё правильно видите. Это то же самое, что и у магистора и архимагистора.
— Откуда он у тебя? — глаза Кузауна от удивления готовились вылезти из орбит.
— Случайная находка. Хотел продать, но не получилось, да так и ходил с ней, как с талисманом. Понимаете, я не знаю ей цену и надеюсь, что магистрату дорога честь и он не станет обманывать.
— Как можно «случайно» получить нечто подобное? — Кузаун первым отошёл от шока.
— Шёл рядом с лесом, грелся в лучах палящего зимнего солнца, смотрю, огромная жемчужина лежит. Что это, если не случайность?
— То есть ты не знаешь, подготовили его должным образом после оклазии?
— Без понятия, — я пожал плечами, хотя нагло врал.
— Это ядро одного из хитцов, Лик’Тулкис. И раз ты ничего о его истории не знаешь, тогда мы будем считать его испорченным. За такое много ты не выручишь: не больше десяти тысяч имперскими золотыми.
На трибунах ахнули, а я едва не поперхнулся. Не зря всё это время таскал жемчужины с собой. Но времени на ликования не было. Стараясь не упускать столь редкий шанс, я выкрутил на полную мощность тумблер с названием «Актёрское мастерство».
— Я не совсем понимаю слова про не подготовленную и подготовленную, но сколько тогда она будет стоить?
— Одной будет достаточно, чтобы оплатить контракт.
— Сорок тысяч?
— Пятьдесят.
Я громко присвистнул, и задумчиво посмотрел на жемчужину.
— А сколько тогда вообще против меня поставили?
— Гораздо больше, — рот Кузауна искривила отвратительная улыбка.
— Тогда…
Я уже было хотел объявить ещё о трёх ядрах, но остановился. Слишком огромен риск того, что маги отменят битву с порождением, вместе со своими обещаниями. Ведь мне никто клятв не принёс, да и новое слово маразматика легко перекроет сказанное ранее.
— Тогда я ставлю на себя это ядро стоимостью в десять тысяч имперских золотых!
— Ставка принята.
Ходивший проверять ставки маг также сообщил, что в случае выигрыша я получу сверху тридцать пять тысяч. Шокированые разумные на трибунах молчали, отказываясь верить в саму возможность подобных выигрышей. Я тоже молчал, но с той лишь разницей, что напрочь перестал понимать ценообразование в этом мире. То восемь тысяч за год обучения, то десять тысяч за неподготовленное ядро. Не так давно авантюристы чуть не лопались от радости, получив по шестьдесят золотых на брата — а здесь такие астрономические суммы.
— Начинай, магистор.
Я спрятал жемчужину обратно в пояс и приготовился к битве. Кто знает, какую тварь притащили сюда маги. Возможно, она пугается огня, так что фонарь лучше отцепить и положить на землю.
—… Твой приговор исполнится незамедлительно!
Кузаун показал рукой на противоположные ворота тем, из которых я вышел. Дёрнулась металлическая решётка, медленно скрываясь в полу. Мне оставалось дело за малым. За очень и очень малым: победить. И неважно как, потому что…
— Вы издеваетесь? — я практически кричал от негодования.
— Нет, Лик’Тулкис, — Кузаун злорадствовал, видя моё замешательство. — Это твоя погибель за то, что…
— Да какая, к скверне, погибель⁈ — я напрочь забыл про вышедшую тварь и полностью переключился на магистрат. — У тебя совсем совести нет, вот эту неведомую науке херобору манулом называть?
— Ей дал название не я. Нашласар, вот кто изучил её и дал ей имя.
— То есть какой-то муда… маг нарёк тварь собственным именем, обозвал её манулом, и вы все согласились? Хорошо, где тогда этот маг? Я хочу посмотреть ему в глаза!
— Он мёртв уже две сотни лет. И тебе не об имени твари следует думать, — Кузаун указал на только что поднявшиеся за тварью ворота. — Не обольщайся тому, что порождение не реагирует на тебя. Всё дело в защитных оберегах: они ослабляют скверну. Но ты будешь растерзан, как только эти восемьдесят меторов превратятся в пятьдесят. Готовься!
— Ага, конечно, — я устало отмахнулся. — Всё равно я узнаю, как вы притащили сюда это порождение. И как удержали тоже узнаю.
Тварь заторможенно, с промедлением продвигалась к центру арены, как робот глядя только вперёд. И я бы всенепременнейше воспользовался этим и продолжил бесить магистрат — но притомился и двинулся навстречу твари. Раздались приглушённые возгласы и трибуны замерли в ожидании кровавого шоу, а магистрат давил насмешливые ухмылки. Сам воздух будто наэлектризовался от концентрированного ожидания неминуемого. Но с каждым моим шагом возбуждение на трибунах спадало, сменяясь непониманием, недоумением, неприятием. И страхом перед чем-то неестественным.
— Что там первое по списку? — я посмотрел в вытаращенные как у краба глаза твари. — Сперва тебя надо погладить. Вот, глажу ману… Какой извращенец вообще назвал тебя манулом? Хотя, какая разница, для меня ты навсегда останешься непропорционально вытянутой шестилапой тварью с приятным золотистым мехом.
Убедившись, что магистрат достаточно насмотрелся на ксата, гладящего манула — я обошёл тварь и погладил с другого бока. Чтобы все сидящие на трибунах не смели сомневаться в происходящем. Ибо трибуны заполнились шокированными возгласами о том, что на мне защитные обереги. В то же время им возражали другие возгласы, что защитный периметр арены эти обереги выжигает. В ложе магистрат молча наблюдал за мной.
— Ну что, будем прощаться? — я встал с левого бока твари,нащупав под густой золотистой шкурой небольшой бугорок.
Замах, удар. Остриё посоха пробивает первую, вторую, третью преграду. Кошак утробно мявкнул, обмяк и замертво упал на песок арены. Порченые мышцы расслабились, огромный рот на спине распахнулся. В воздухе запахло помойкой. На раскуроченном лбу раскрылось отверстие, из него вывалился конец бритвенно-острого языка.
— Невозможно, — Кузаун не верил в происходящее. Одно из самых опасных порождений скверны было убито за несколько секунд. Притом убийца почему-то громко усмехнулся, осмотрел торчащий из туши посох и отправился к своим сумкам.
— Невозможно? — я остановился рядом с сумками и посмотрел на магистора. —
