Александр Нежинский - Братство. Крест и клинок
– Братия! С нами Бог и Крестная сила! По машинам, в колонну – за мной! С Богом – вперед!
– Ну вот, заодно и молодость вспомню, – кышнув с водительского места головного джипа кого-то из молодых братьев, священник запустил двигатель, – а где тут у нас, Георгий, полный привод включается, если что? Чую, понадобится.
Через минуту колонна машин, взревев движками, ринулась в ночь…
…Оторвавшись от чтения из молитвослова, Алексей в очередной раз прильнул к подслеповатому оконцу. Ой, да какому там подслеповатому! Пытаясь разглядеть хоть что-то снаружи, Леша снова почувствовал себя слепым на оба глаза. Разглядеть хоть что-то в накрывшей лес абсолютной тьме не удавалось ни в какую. К избушке ни оборотни, ни присоединившаяся, похоже, к ним какая-то еще лесная нечисть соваться не рисковали – особенно после парочки крайне неудачно закончившихся для них попыток подобраться поближе, после которых улепетывали стремглав с жалобным визгом и треском кустов. А что там творилось дальше, под обступившими крохотную поляну со всех сторон деревьями? Вроде бы угадывалось какое-то движение, мельтешение смутных теней и силуэтов. Но кто это был? В каком количестве? Непонятно. Кажется, мелькнули вдалеке несколько раз расположенные попарно красные огоньки… Может, чьи-то глазища, а, может, и цветные пятна в глазах, которые Леша напрягал до рези, пытаясь всмотреться в кромешную темень. Избушку он, на всякий случай, подготовил к обороне на совесть – окропил с молитвой не только дверь и окна, а и стены освященной водой. Зажег на всех окнах найденные здесь же свечи, вывел имевшимся при себе мелом на дверях и оконных рамах знак честного креста. И главное – молился, читая как из своего, «походного» молитвенника, так и из обнаруженного в избушке наиболее подходящее к ситуации. Похоже, пора было плюнуть на бесплодные попытки и возвращаться к чтению. В это самое время из-за его спины раздался стон…
Развернулся Леша как ошпаренный. Дробовик оказался в руках моментально. К счастью, перед тем, как нажать на спусковой крючок, он догадался, откуда исходит звук. Н-да… Проведя несколько часов в полной тишине, нарушаемой лишь звуками собственной же молитвы, Алексей как-то подзабыл, что вообще-то находится тут не один. Похоже, девушка очнулась. Ну, хорошо, если так.
Взяв в руку одну из зажженных свечей и не выпуская, впрочем, из другой руки оружия, Леша двинулся к противоположной стене. Машу он разместил с максимально возможным в имевшихся условиях комфортом – на сколоченном из едва оструганных досок топчане, служившем, как видно, ложем отшельнику. Ничего даже близко похожего на одеяла или иные постельные принадлежности в избушке не обнаружилось, так что пришлось постелить собственную куртку, чтобы девушка не лежала на голых деревяшках. Вот и все «удобство». Впрочем, находившаяся уже многие часы без сознания Маша вряд ли возразила бы, даже определи ее Леша прямиком на земляной пол. Вот только сейчас она, кажется, приходит в себя.
– О-о-ох! Голова-а-а! – начавшая приподниматься на своем «ложе» девушка сразу столкнулась не с самыми приятными симптомами выхода из «отключки». – Та-ак! А это что, блин, такое?!
Услышанное свидетельствовало о том, что при дальнейших попытках принять вертикальное положение, Маша обнаружила, наконец, путы на руках и ногах. И они ее, судя по всему, повергли в немалое изумление и возмущение.
– Ты какого меня связал, извращенец!? – девушка потрясла перед собой перетянутыми веревкой руками. – Совсем уже с ума сдурел, или это шутка такая?
– Это я-то извращенец? – Леша, остановившись пока, от греха подальше, на расстоянии, исключавшем непосредственный контакт, рассматривал девушку, и радость от того факта, что она все-таки пришла в себя, мешалась у него с сомнениями – а с Машей ли он говорит в данную минуту?
– Ты, а кто ж еще! Решил овладеть невинной девушкой, пользуясь ее беспомощным состоянием? Признавайся – приставал грязно?!
– Я приставал? – накалу праведного возмущения в голосе Алексея могли бы позавидовать самые высокооплачиваемые адвокаты. – А, может, это ты ко мне приставала, вот я и связал тебя, чтобы не изнасиловала?!
– Что, правда приставала?! – Маша состроила такую лукавую и обворожительную гримаску, что у Леши практически отпали все сомнения в ее адекватности. – Ух ты! А ну, расскажи!
– А как же – именно приставала! Четыре раза, в извращенной форме и с особым цинизмом… Ладно, Маш, хватит шуточек. Ты сама понимать должна, зачем и почему мне тебя спеленать пришлось. Ну, давай развяжу уже.
– Да нет, Леша, подожди пока, – девушка, тоже как по команде прекратившая дурачиться, взглянула на Алексея серьезным и грустным взглядом. Потом – осмотрелась вокруг и глаза ее округлились.
– Ой, А где это мы?
– Долго рассказывать. Ты что вообще помнишь?
– Ну-у-у… Дважды два – четыре. Днепр впадает в Черное море…
– Бли-и-ин! Маша! Я про серьезное!
– А, про серьезное?! Так бы сразу и сказал! Мы с тобой целовались! В гостинице!
– Фу-у… Уже легче. А после «целовались»?
– А после – ничего. Красная тьма и голос из нее, который приказывает, что делать. Хотя нет. Помню еще лес. Машину. Я еще очень хотела из нее выйти поскорее. И пить хотелось страшно. Попила воды – и все. Вот дальше точно полная пустота.
– Ну, это понятно. Ты ведь водички не простой хлебнула, а лаврской, освященной. Вот тебя и приложило крепенько. Зато и с ведьмой связь оборвалась.
– Не оборвалась Леша. Сейчас – точно нет.
– Что-о?! Как это – не оборвалась?
– А вот так. Я, Леша, и сейчас ее слышу. Ну так… как же тебе объяснить-то… Ну, знаешь, как будто до меня докричаться пытаются откуда-то издалека. С противоположной стороны людной улицы или, там, с другого берега реки. Голос узнаю, слова отдельные разбираю, но так – через раз.
– И чего она тебе кричит?
– Тебе, поверь, Лешенька, этого лучше не знать. В этот раз она от меня точно не поцелуев в твой адрес требует. Вот потому я и сказала, чтоб ты руки мне не торопился развязывать. Вдруг докричится?
– А может?
– Да не должна… Тут, в этом месте как будто барьер какой-то стоит. Или щит – никак для нее не пробиваемый. Оттого она и бесится, хочет, чтобы я до тебя добралась, раз другие не могут… Ой!
– Что еще такое?
– Вот сейчас я лучше слышу почему-то… А, понятно – это она не ко мне обращается. Леша!
– Да что?!
– Они там ритуал заканчивают. Демона вызывают.
– Ну да, на это Лили мастерица!
– Ты себе даже не представляешь, какая… И демон этот – охотник. Как же его… заковыристо так, на латыни…
– Не именуй!
– И то правда, нечего. Он и так сюда припрется – за нами. Лили его точно по наши души отправит.
– Перебьется – без душ наших. Обломается. Тут этой погани уже чуть ли не батальон вокруг топчется, только без толку. Видит око, да зуб неймет. Так что, не боись, Машенька!
– А я вот боюсь. Тот, что придет, в десять раз сильнее и страшнее будет, чем все эти мелкие, вместе взятые. И эта еще не затыкается… Ты себе, Алеша, не представляешь, как это страшно, когда в твоей голове кто-то вот так хозяйничать пытается! Ты вообще, наверное, бояться не умеешь…
– Еще как умею. А вот сейчас даже за двоих боюсь – за себя и за тебя.
– Шутишь все…
– Да нет, Маша, не шучу. Не боится ведь только полный дурак, да и то потому только, что знать не знает – чего надо бояться, а чего нет. А так, для любого нормального человека страх – это нормально. Вопрос в том, что с этим страхом делать.
– И что же делать – вот мне конкретно, здесь и сейчас?
– А ты помолись!
– А я не умею!
– А я научу…
По правде говоря, Алексей не ожидал, что с Машей все будет настолько сложно и плохо. Слова молитвы никак не выговаривались. Девушку то душил кашель, то у нее словно бы немел язык и отнимались губы. Даже в простом «Отче наш», известном на память каждому православному, которую она пыталась повторять за Алексеем, путались и «выпадали» слова. Мало того – в голову лезла и норовила сорваться с уст всякая бессмыслица, глупость и дрянь. Однако… Или святость места брала свое, или одолевало искреннее желание девушки молиться, но мало-помалу у нее начинало получаться! Истончился до комариного писка, а потом и вовсе исчез в голове мерзкий ведьминский голос, убрал от сердца свои кривые когти отупляющий страх… Маша оживала на глазах!
Как это всегда и бывает, новые неприятности нагрянули как раз в ту минуту, когда у Леши мелькнула мысль, что опасность уже миновала. Ночь снаружи взорвалась воем, уханьем и бесовским хохотом, а когда эта мерзкая какофония вдруг, как обрезанная, смолкла, Алексей явственно услышал и даже, пожалуй, почувствовал по еле уловимому пока содроганию земляного пола тяжкие, нечеловеческие шаги. Что-то массивное приближалось, подминая кусты и сопровождая свое движение не только топотом, но и непередаваемо мерзкими хлюпающими звуками.
