Куда приводят коты - Олег Фомин
– Обалдеть! – воскликнул я.
Затем обратился к голубям:
– Не бойтесь!.. То есть, не бойся. Хоть я и кот, но кушать вас… Тьфу ты! Тебя! Не собираюсь.
Птицы снова завели шарманку в стиле религиозного негодования, тем не менее, парочка пернатых «мыслей» старой фрау Марты приземлилась на перила, где сидим мы с Карри.
– Хочется верить… – начала первая.
– …что моего хлеба тебе достаточно, – закончила вторая.
– Морда ненасытная! – тараторит стая. – Вор! Нахал! Обжора!..
Но тараторит тихо. Видимо, чтобы я не сцапал этих двух.
Я оглядел всю крылатую братию.
– Как непривычно говорить с ними на «ты».
– Это и не обязательно, – поясняет Карри, – можно на «вы». Многим стаям так даже предпочтительнее. Кстати, император Петр Великий был вхож в перемир в облике вороньей стаи. Быть птицами ему нравилось больше. Потому его тени были вынуждены…
– Кто? – не понял я. – Какие еще тени?
– Люди, которым известно о перемире, – отвечает Карри, – но которые не могут по нему путешествовать. Не умеют превращаться в животных, использовать даймены и так далее… Просто наблюдатели. Перемир иногда приоткрывает для них занавес, подсмотреть одним глазком, но не более.
– Понятно, – кивнул я.
Карри продолжает:
– Так вот, тени из ближайшего окружения Петра, посвященные в его секрет, были вынуждены вести беседу с кучей сердитых ворон. Нрав у царя, говорят, был тот еще! В общем, Петр так привык слышать «вы» в адрес своих вороньих ипостасей, что издал указ. Где было сказано, что ко всем важным персонам отныне надобно обращаться во множественном числе. «Вы».
Не успел я вдумчиво переварить сию историческую справку, как опять началось:
– Ишь ты, какая умная!
– Терпеть не могу ворон…
– Коты, вороны…
– Одно слово – бандиты!
– Ур-р-р…
– Ур-р! Ур-р! Ур-р!
– Ур-р-р-р-р!
Голуби, все до единого, разом утратили способность издавать речь, воркуют на своем голубячьем.
«В чем дело?» – попытался спросить я.
Но вышло лишь:
– Мяу!
И я понял: приближается человек!
Птицы сорвались с балок, под крышей колокольни закрутился смерч хлопающих крыльев, летучий хоровод сгущается вокруг лестницы. Карри опустила меня рядышком на перила, а когда я обернулся к ней – там уже бело-рыжая кошка.
– Прячься! – шепнула весело.
И прыгнула с перил «за борт».
Кольнул страх, я подумал, сиганула на крышу собора с огромной высоты. Или просто исчезла в перемире… Но, заглянув за край, увидел, кошка затаилась, как ниндзя, на основании одной из колонн, на которых держится башня. Когти вцепились в щели между кирпичами, Карри подмигнула, мотнула головой, мол, присоединяйся.
– Что, мои хорошие? – доносится сзади сквозь хлопки и «ур-ур». – Ох, как вас много-то!
Голос мужской, принадлежит кому-то явно не молодому.
Я подскочил к соседней колонне, тело перевалилось за барьер, невидимые веревки гравитации натянулись, потащили вниз, крючья на лапах заскребли по кирпичам… Благо, за неделю в обществе Ласта я успел освоить кошачий паркур, проблем с лазаньем по отвесным шершавым поверхностям уже нет. Я поравнялся с Карри до того, как в колокольню взошел солидных годов священник.
Мы с Карри снаружи, чуть ниже пола, я на одной колонне, она на другой, можем видеть через просветы меж прутьев перил, что происходит внутри.
– А где же хлеб? – удивился святой отец. – Неужто склевали весь, милые мои?! Я ведь принес совсем недавно! Быть не может…
Поставил ведро со шваброй около лестницы, подол темного аскетичного одеяния заскользил по доскам в нашу сторону.
Я перебрался на другую грань колонны, Карри сделала то же самое. Отсюда нас не должно быть видно, по крайней мере, если сильно не высовываться…
Пока стучат шаги, чувствую, в животе сжимается нехорошее предчувствие. Даже в глазах как-то помутилось. Помню, однажды набил пузо с праздничного стола в чьей-то квартире, Ласт говорил не делать этого, а когда хозяйка заглянула в кухню, перемир отмотал все назад. Блюда вновь стали нетронутыми, а мое брюхо словно провалилось в черную дыру, из него изъяли все съеденное, причем с процентами, ощущение было прескверное… Вот и сейчас, наверное, патер не сможет найти объяснение, куда делся батон, он исчезнет из наших с Карри желудков, а обнаружится где-нибудь под ногами. Подумаешь, птички уронили, не заметил сразу, бывает…
Я испугался. Не за себя – за Карри. Вдруг такой «откат» выбьет ее из колеи, и она сорвется вниз?
Священник заглянул через перила.
– Ах, вот оно что! Наверное, вы его так усердно клевали, мои хорошие, что столкнули с башни. Думаю, хлеб прокатился по крыше и упал в сад. Тогда его, конечно, уже съел Каспер, этому песику такой батон на один зуб.
Я с облегчением заметил, что неприятное ощущение в животе отступило.
Несколько голубей порхают вокруг колонны, за которой прячусь я, словно мотыльки вокруг лампочки, из клювов сыплется сплошное «ур-ур-ур», но даже без переводчика я уверен, пернатые воплощения фрау Марты пытаются сдать меня священнику с потрохами, мол, смотри, смотри, вот же он!..
И лишь тут до меня дошло: картинка перед глазами… даже не знаю, как сказать… Отзеркалилась! Только что колокольня и священник были слева, а теперь – справа! Давешнее помутнение отвлекло, упустил момент, когда это случилось.
То есть, я сейчас… на той же колонне, где прячется Карри!
– Ты как здесь оказался? – задорно прошуршал на ухо знакомый голос.
Я прервал наблюдение из-за угла, голова повернулась. Бело-рыжая кошка висит на кирпичах с правого бока, почти вплотную.
– Я думал, сейчас упадешь, надо будет ловить…
Стараюсь говорить тише, чтобы не получилось очередное «мяу».
Карри лизнула мне морду. На мгновение я потонул в кристально чистой зелени кошачьих глаз. Лучики наших усов скрещены, носы дышат единым теплом. Слышу ее мурлыканье… Или это мое? Впрочем, какая разница…
– Ничего страшного, – говорит святой отец, – на все воля Божья! Так или иначе, Господь принял мое скромное подношение на свой алтарь. На сей раз – через Каспера.
Опять шаги, с каждым из них голос становится глуше.
– А для вас, мои славные, что-нибудь раздобуду, потерпите, сейчас спущусь в трапезную…
Стук обуви постепенно растворился.
– Ур-р-р!
– Ур-р! Ур-р!
– Старый осел!
– Прости меня, грешную…
– Как можно
