Требухашка. Рождение - Михаил Северный
Девчонка обернулась, и Требухашка заверещал. Передняя часть его туловища треснула, освобождая маленькую чёрную мордочку, которая скалила острые клыки и невыносимо мерзко пищала.
Я протянул руку и почти схватил девчонку, когда одежда у неё на спине лопнула, разбрасывая в стороны нитки и клочья ткани. Теперь пришла моя очередь спотыкаться, но монстр на плече закричал громче и вцепился зубками в тело.
Девка побежала быстрее, ускоряясь как гоночный болид после пит-стопа, и вдруг рванула вверх, заставляя меня выругаться. Это, конечно, всё красиво — крылья на фоне неба, бла-бла. Вот только гадина ушла легко и непринуждённо, а я остановился, задыхаясь. Последние силы были потрачены на этот рывок, и сейчас в открытую квартиру могли врываться толпы крылатых монстров, а сделать я ничего не мог — заходи кто хочет, выноси что поднимешь.
Девчонка развернулась и зависла, посматривая на меня сверху вниз.
— Чего тебе надо? Ты кто такая?
Вряд ли кто-то услышит эти вопли, есть у меня такая чуйка. Когда-то я уже был в похожем беззвучном коконе. Требухашка кричал-надрывался и смотрел вверх, похожий на бешеную крысу, завернутую в шаверму.
Девка показала пальцем мне на плечо и нырнула вниз. Так быстро, что я даже не успел сообразить. Скользнула ко мне, вытягивая правую руку и оскалив рот в ухмылке. Типа: «Дай, моё». А я взял и зарядил ей с правой по морде. Я женщин не бью никогда. «Никогда» — и это даже не обсуждается. У любого нормального мужика заложено в генотипе: «Не обижай её. Она слабый пол и мать».
А я, мать её, врезал от всей мужской души по красивому лицу. Хоть и ладонью, но всё равно — очень больно, наверное.
Как же её перекосило, когда она покатилась по земле, завывая. Крылья хлестали, поднимая тучи пыли и оставляя перья разбросанными вокруг.
Мы с червячком замерли немного в шоке. Наверное, Требухашка тоже был мужчиной, потому что он пребольно укусил меня в шею и закричал во всё горло.
— Что? — посмотрел я на него и вовремя. Если бы не посмотрел, то вряд ли бы увидел новых крылатых. Они бежали со стороны парка, и их было много. Сначала я заметил троих и даже успел подумать, что с этими задохликами ещё справлюсь, если они без оружия. Но потом увидел ещё двоих, и ещё троих, и ещё. Их было много, и они всё выскакивали и выскакивали из парка, как клонированные ангелы.
Они не погнались за нами, а обступили державшуюся за глаз барменшу. Мы с червячком отступили, точнее, я убежал, а он грозно кричал на плече и больно кусался, желая меня вернуть. Силы были слишком неравны. Не знаю, кто это и откуда взялись, но связываться с ними без пулемёта я не собирался.
Гусеница хотела жрать, а крыльев там было, как в Грузии мяса на праздничном столе. Можно понять её обиду, но можно и меня понять.
Если одна из них умеет применять крылья по прямому назначению, то научатся и остальные. А что это значит для нас?
А фиг его знает, охота теперь точно осложнится. Кое-кому пора садиться на диету.
В квартире никого не было. Дверь чуть приоткрыта, но никаких следов постороннего присутствия.
Дом спал, никто не выскочил на шум. Даже вездесущий Андрей не поинтересовался, что происходит, не курил на лавочке. Ещё перед тем, как зайти в подъезд, я оглянулся и не увидел преследователей. Не было никого в воздухе, даже пролетавших по своим делам летучих мышей. Никого. Как и дома.
3.
— Тебе бы, Мишка, выспаться не помешало!
Я вздрогнул и открыл глаза. Мы вышли на обед, и, пока чайник грелся, пока дед переодевался, я неожиданно выключился.
Дядя Миша посмеивался и пакетик в кружке по-зековски выжимал. Катька сидела рядом с ним и неодобрительно поглядывала на меня, будто денег ей задолжал или пару рабов.
— Небось с какой-то красавицей зажигал целую ночь? — продолжал подкалывать напарник. — Да не одну ночь. Уже месяц на работе спишь, ковбой.
Я непроизвольно бросил взгляд на Катьку. Хотя чего бы мне её стесняться? Она побелела, уставилась в стенку, но ничего не сказала.
— Вы так не шутите, дядя Миша. А то за такие шутки в зубах бывает кариес.
— Ишь ты, — поднял он руки. — Боюсь-боюсь. Полегче, а то подумаю, что ты и есть тот, кого ищут мусора. Катька, ты с ним больше не ходи по вечерам. И когда ванну принимать будешь, запирайся покрепче.
— Ты пьяный, что ли, дед? В морду дать?
— Ну ладно, я пошутил. Чего сразу на бутылку садишься?
— Дядя Миша, за такие шутки как бы вас на бутылку не посадили, — сказала Катя негромко и так на него посмотрела, что дед моментально присмирел и засуетился.
— Да ладно вам, шуток не понимаете, молодёжь. Катенька, ты-то хоть не обижайся. Старый волк не умеет разговаривать с молодыми. И вообще, пойду покурю пока обед. А вы пообщайтесь, можете на меня покричать. Пока меня нет, можете даже побить. Но чтобы, когда вернусь, всё было как прежде. Я пойду… да?
Так и бормоча себе под нос, он выскочил на улицу, скрипнув дверью.
— Вы же всегда здесь курите? — спросила Катя. — Чего это он?
Я пожал плечами и взялся за чайник.
— А я знаю? Старческая деменция. Будешь чай?
Она покачала головой и вздохнула.
— Слышал новости? Опять.
— Что опять? — я уже догадывался, о чём она, но верить не хотелось.
— Ещё одну девушку убили, — вздохнула она. — Из восьмой школы, учительница истории. Молодая совсем. Только институт закончила. Маленькая девочка у неё, представляешь? Только из декрета вышла, сразу на работу — и тут такое.
Я промолчал. Спать уже не хотелось. Этот город, похоже, опять начинает катиться куда-то в бездну, и щипчиками тут не поможешь. Недоработали Чистильщики в ту ночь, похоже. Зараза распространяется, как новый штамм гриппа. Опять маньяки, убийства, бешеные крылатые цыгане… и не понятно, что будет дальше.
— Плохо, — сказал я вслух. — По вечерам на улицу сама не выходи — опасно.
— Я и не собиралась. Комендантский час в городе с сегодняшнего дня. С восьми вечера до шести утра на улицу выходить нельзя.
— Что, молодёжь? — ворвался с
