Потусторонним вход воспрещён - Екатерина Ландер

— Вы остановили время, — догадался я.

Но Ярослав возразил:

— Не совсем так.

— Во-первых, не «остановил», а немного оттянул приближение рассвета, — сказал Гусев. — Во-вторых, это вполне себе обратимо.

— Кру-уть! — восхищенно протянула Надя то ли в адрес прибора, то ли в ответ на слова Глеба Борисовича. Кажется, она единственная из всех присутствующих была в полнейшем восторге.

— Но как такое возможно?

Гусев покачал головой:

— Все еще сомневаешься?

— Да, в общем, нет… — Я пожал плечами.

— Верните, — со сдержанной вежливостью попросил Ярослав. — Вы же знаете, что Перепутье не игрушка.

— И знаю это получше многих. Сейчас все снова встанет на круги своя.

Директор отобрал будильник у Ярослава и на секунду прикрыл глаза.

— Положи мне руку на темя, пусть теперь остановится время на тобою данных часах [55], — с усмешкой проговорил он вполголоса, нараспев, точно стихи. — Rapit hora diem. [56]

Казалось, я расслышал тонкий щелчок на грани сна и яви. Отдаленный и потому нереалистичный, как раскат грома в жаркий летний день. Секундная стрелка на часах вздрогнула, дернулась и нехотя шагнула вперед. А вместе с ней распахнулся-порвался невидимый кокон, окутавший кухню со всех сторон.

Через окно хлынули звуки: гул близкого проспекта, шелест проезжающих машин, похожие на эхо гудки кораблей от недалекого речного вокзала. Звуки раннего утра.

— Ластонька, — обратился Глеб Борисович к Наде. — Не сочти за труд, сделай мне еще сладкого-сладкого чая. — И добавил уже куда-то в пространство: — Староват я стал для ваших фокусов.

— Сейчас. — Надежда деятельно запорхала по кухне.

Зашипела выпущенная из крана вода, громыхнула крышка фильтра, стукнул поставленный на плиту чайник. Каждый ненавязчивый шорох раздавался отчетливо, громко, будто подчеркнутый и выделенный из тишины. Темнота за окном быстро рассеивалась, плавно теряя насыщенность и уступая место свету.

— Перед рассветом самые темные часы, — поделился мудростью Гусев.

Я растерянно моргал, а Ярик спрятал в карман фузеемер и от нечего делать увлеченно перебирал пальцами по столу.

Гусев деловито покопался во внутреннем кармане пиджака и выудил за цепочку золотые часы. Клацнула крышка. В верхней части корпуса блеснул на миг кроваво-красный плоский камень.

Глеб Борисович сощурился над циферблатом. Сравнил движение стрелки с ходом будильника на столе.

— Так намного лучше.

— Круть, — уже не впервые протянула Надя, замерев с заварочным чайником в одной руке и чашкой Гусева в другой. — А вы только время останавливаете или еще что-то можете?

— Это не остановка времени в прямом смысле, — пояснил Ярослав, не оборачиваясь. — Скорее, переход на Перепутье. Маленький такой шаг туда, где еще остается видимость привычного мира.

— Очень понятно, — хмыкнула Надя, явно не понимающая, а оттого вновь недовольная.

— Кстати, а можно мне тоже чаю? — улыбнулся Ярик. — Кажется, лекция будет долгой.

— Правильно. Как известно, где кончается Время, часы не идут. — Гусев задумчиво постучал пальцами по столу, подпер рукой подбородок и уставился на меня, но вместе с тем куда-то сквозь.

Стало немного не по себе. Захотелось обернуться. Однако я сдержался.

— Время можно растягивать, замедлять, гнуть, сворачивать в петли, но все это имеет лишь кратковременный эффект. По-настоящему управлять временем, говорят, возможно только одним способом. С помощью так называемого Ключа-от-каждой-двери.

Ярик насторожился. Пожевал губу, нахмурился:

— Вы сейчас про Хлебникова?

— Еще раньше Хлебникова эту концепцию сформулировал и озвучил Вильгельм Пель [57]. Пусть и другими словами.

Смутно знакомое имя шевельнулось на границе памяти неясной картинкой: кирпичный дом на пересечении одной из улиц и Большого проспекта. Вензель и золоченая каллиграфия над входом: «Аптека профессора доктора Пеля и сыновей».

— Это который знаменитый аптекарь с седьмой линии? — спросил я, пока тема разговора не свернула в сторону.

Гусев кивнул:

— Он родимый.

— А кто такой Пель? Я имею в виду, почему это так значимо? Он тоже этот ваш… Хранитель из НИИ ГИИС?

Ярик прыснул в кулак.

— Кто такой Вильгельм Пель? — повторил он. — В России этот человек также известен как Василий Васильевич Пель. Один из самых уважаемых аптекарей Петербурга девятнадцатого века. И заодно основатель Института. Конечно, о ком же я говорю?! Но простите… — Ярик развернулся к Гусеву. — Этот Ключ — еще больший миф, чем даже жертвенник Атакан. О Ключе мы знаем только суть вещи, но даже не ее облик.

— И в чем же его суть? — скептически поинтересовался я.

— Соединить два мира: Потустороннее Перепутье и нашу материальную реальность. Так называемые Мир Времени и Мир Пространства.

— Потому что, как писал Хлебников, — встрял Ярослав, — «Время есть не что иное, как поставленное на макушку Пространство». [58]

— И потому сам он упорно призывал к созданию «Государства Времени, которое должно прийти на смену государствам, воюющим за клочок Пространства» [59], — подхватил Гусев. — Да уж, не зря говорят: творчество — самый доступный вид магии в нашем мире. Так о многом сказать в паре строчек…

— Неспроста его обвиняли в шпионаже и даже в одно время запретили появляться в стенах Института. Наши считали, что Хлебников работает на Потусторонних.

— А в чем, хм, суть этого Ключа-от-каждой-двери? — спросил я. — Пока не улавливаю.

— В том, что Пространство и Время — две взаимосвязанные вещи. Как петля в знаке бесконечность, как Инь и Ян. — В тоне Гусева слышалась сладострастная увлеченность любимой темой. — Они существуют неотъемлемо друг от друга, при этом никто не может сломать барьер, чтобы подчинить себе их законы. Чтобы объединить оба мира, как бы раскрыв воображаемую дверь, которая их разделяет. Раскрыть ключом. Когда это произойдет — если это произойдет, — не будет никакой разницы между Перепутьем и реальностью. Полная власть над Временем. И значит, при желании — бессмертие всему живому. Вне забвения.

— Ключевое слово «если», — хмуро заметил Ярик.

— Подождите, — сказал я. — То есть Пель, по сути, был на стороне Потусторонних? Простите за каламбур.

— Однозначно нет. Но гуманизм, будь он неладен. Попытка усидеть на двух стульях: и нашим и вашим. Институт, само собой, был против. «Бессмертие всему живому». Перенаселение. Голод. Борьба за пространство. В конце концов, элементарное отсутствие развития: если старое не отживает свой век и не попадает на Изнанку, то куда приходить новому? Утопическая задумка, так и не ставшая реальностью. — Гусев помолчал, скорбно кривя губы. — Хотя, знаете ли, в последнее время поговаривают, что Пель все-таки нашел Ключ-от-каждой-двери.

— Это невозможно! — вмешался Ярослав.

— И мы так считали. Но повторюсь: слухами земля полнится. Многие предполагают — и некоторые деятели Института не исключение, — что такое вполне осуществимо. Пель же был алхимиком. Только вот последствия использования Ключа грозили таким, что он посчитал правильным спрятать свое открытие подальше от чужих глаз.

Ярик кивнул:

— И теперь Потусторонние связались с Духами, чтобы смести людей и занять их место. С помощью этого Ключа, судя по всему. Потому что… если пустить время вспять, не будет города на месте старых развалин среди болот, куда пришел Пётр. Будет… Что-то другое. Что принадлежит только Потусторонним.

— А дети… Дети, вероятно, — плата Потусторонних Духам, — предположил я. — Этот Вольдемар так и сказал.

От меня не ускользнуло, как при упоминании бывшего приятеля Надя прикусила губу.

— Ты начинаешь понимать, — похвалил Гусев. — Только есть одна загвоздка. Этот старый интриган Вильгельм, как и всякий помешанный на числах и магии, верил, что любой процесс в мире можно описать математическим законом. И что существует формула любви. И более того: именно любовь — ключ к пониманию всего на свете. Ключ, улавливаешь? Игра слов, но с каким намеком.

Отчасти я улавливал, хотя даже не пытался притвориться, что понимаю все, что мне говорят. Зато Ярослав слушал с напряженным вниманием. Гусев помедлил:

— Одними из последних авантюристов, кто искал Ключ-от-каждой-двери, желая изменить баланс сил, были, вероятно, известные вам Матильда Кшесинская [60] и Николай Романов. К чему это привело в девятьсот семнадцатом, пожалуй, не стоит упоминать. Полгорода попала на Изнанку. Без влияния Потусторонних не обошлось. Говорят, Кшесинская с Николаем многое обнаружили. Многое, но не все. А то, что нашли, успели спрятать, чтобы Ключ не попал