Шоссе Петля - Олег Новгородов
Спрашивать не спрашивал, но про себя предположил: материал к публикации запретили, а то и вовсе изъяли. Потапов охотно поизучал бы кадры: что-то, не видимое глазом, «увидел» объектив; но негде было отпечатать плёнку. В разбитом у подножья сопки лагере геологоразведочной партии ему отвели угол в палатке, а кассету Миша передал курьеру, прилетевшему на вертолете снабжения.
После вылазки в геопатогенную зону у него отстали на сорок минут наручные часы. Миша их подвёл, и больше они не барахлили.
К тому времени, когда он начал уставать от путешествий, как-то сами, без особых усилий с его стороны, появились частные клиенты и заказы. Миша обзавелся хорошей камерой и фотографировал свадьбы, юбилеи, выставки. Освоил и видеосъемку со множеством премудростей. Деньги получались не регулярные, но на жизнь хватало, да и что может быть лучше, чем заниматься любимым делом? У него была однокомнатная квартира в Перово, он ее сдавал интеллигентной семье, а сам жил в общаге, в комнатушке: для него, человека неприхотливого - почти апартаменты. Целый день в разъездах; переночевал, себя в порядок привел, и дальше, с рюкзаком на плечах.
А вот про Опольцевские хрущобы он ничего не слышал до зимы две тысячи пятого года.
Правда, где-то за месяц ему «посчастливилось» застрять очень от них близко, на шоссе Петля. Но тогда он не знал, как называется проступающий в гуще тумана торцами пятиэтажек квартал, откуда веяло чем-то тревожным, безысходным и опасным. Миша возвращался из монастырского подворья, где запечатлел открытие приютской столовой. Заодно он обкатывал своё приобретение – бордовую «Оку 1111» (с пробегом, но не битую, не ржавую, гаражного хранения, плюс комплект зимней резины). Над этим чудом автопрома обхохоталась вся общага, но Потапов остался доволен покупкой, пусть смеются, раз смешно. Двухцилиндровая, тридцать с копейками лошадей «авоська на колесах» отвечала всем его скромным требованиям. Для пробы он разок крутанулся вокруг второго корпуса общаги и воздел большой палец к окнам, из которых взирали ухмыляющиеся рожи соседей - машинка самое что надо.
В общем, «самое что надо» заглохло на полдороги к московской кольцевой и не заводилось три тягостных часа. Скоро в кабине сделалось так же холодно, как снаружи, приходилось постоянно выскакивать, чтобы погреться ходьбой. Потапов бывал и в Заполярье, холода не боялся, но выбираться-то как? За всю вынужденную стоянку из квартала не появилось ни души, и он уверился, что здания расселены и предназначены под снос. Наконец, «Оке» это, видимо, самой надоело, с очередного поворота ключа ожил стартер, двигатель запустился, и Миша, совершенно запутавшись, покатил на юг. В нижней части Петли дорогу преградил разбитый и опрокинутый на бок «ПАЗ». Невдалеке валялся смятый мотоцикл; мерцали проблесковые маяки машин милиции и «скорой помощи». На асфальте лежали, запакованные в черный пластик, тела погибших. Одиннадцать страшных черных мешков, источающих запах сырого мяса. Миша перекрестился и осторожно объехал место трагедии по гравийной обочине.
____
Это был тот самый день, когда в Опольцевские хрущобы пришла смерть. Умирали здесь не часто: местные – поголовно крутой закваски и крепкого здоровья, или амёбы, которым ничто не треплет нервов. Иным на Опольцево не житье. Винный отдел единственного на весь квартал магазина исправно делал выручку, но цирроз печени обходил Опольцево десятой дорогой, не решаясь на неравную схватку. «Лучший мир» забирал к себе в основном молодежь: либо после разборок со сверстниками из «заовражья» - района Антенное Поле, смежного с хрущобами, либо за собственную дурь и отмороженность. Человек двадцать были убиты в армии старослужащими - строптивый опольцевский норов не позволял призывникам из хрущоб прогибаться перед кем бы то ни было, больше того, они сами строили «дедов» и офицеров. Вести себя иначе пацаны, чьи отцы в девяностые отстояли район от люберецкой братвы, не умели. Их и без того невеликие шансы на выживание уменьшала склонность пакостничать или вовсе уж жестоко вредить окружающим.
Как-то хрущобы потряс случай с братьями Черныховыми. Старший брат – четырнадцатилетний подросток – надумал отучить младшего «быть ссыклом». Глухой ночью он с парой приятелей угнал стоявшую у магазина «пятерку» экспедитора, силком усадил в нее младшего и поехал на кладбище Лосиная Роща. Там парни отыскали выкопанную для завтрашних похорон могилу и заставили плачущего от страха семилетнего мальчишку в нее спуститься. Сами ушли, пообещав вернуться, «когда он перестанет скулить, как баба».
С возвращением они запоздали: мальчишка не только перестал скулить, но и умер от разрыва сердца.
Осталось тайной, поплатился ли изверг хоть как-нибудь, но в милицию его привлекли только за угон: родители велели соседям не распускать языки. Опольцевские, порой суеверные по-деревенски, судачили, что мальчика убил не страх, а предсмертное проклятье девушки, для которой копалась могила. Ее с двумя подругами захватили в заложники бандиты – дело было в банке, где девчонки оформляли кредит. Предпринятый спецназом штурм потерпел неудачу, и заложницы получили тяжелые ранения. Перед смертью, отталкивая руки хирурга, одна из жертв
