Шоссе Петля - Олег Новгородов
Амина крайне болезненно реагировала на его «ухаживания», но отвадить Живекина не сложилось, хотя она придумала ему погоняло «Гуимплен» и при всех называла «нелюдем» и «бракованным». Не ляпни ей Же-Ше про «любимчика», она бы, возможно, не удрала из больницы.
То ли Гуимплен разбирался в происходящем глубже, чем всем хотелось думать, то ли Шуцкая его спровоцировала… Во время похорон она не только взяла на себя функции распорядителя и накрывала поляну, но и, на правах лучшей подруги, проявила еще одну, неуместную, инициативу. С неуклюже скрытым удовольствием и безбожно перевирая, она выкладывала гостям подробности трагедии заодно с мерзкой отсебятиной, вроде гигиенических тампонов, которые Амина заталкивала в рану. Их последний разговор… да, его она тоже озвучила, в лицах. Пока Же-Ше трепала языком на лестничной площадке, где спонтанно организовалась курилка, ей ничто не угрожало, но, выступив со своим самопальным «некрологом» в двух шагах от гроба, она поймала на себе тяжелый взгляд Бори Живекина. И совершенно напрасно проигнорировала намек… Потому что с этой секунды аморфный и вроде бы безразличный «нелюдь» отслеживал каждое ее движение. А Жанна планировала кое-что под шумок провернуть.
Одного не понимаю: неужели для нее это было альтернативой мести? Если да, то Же-Ше полагалось изолировать на шестнадцать лет раньше, чем она угодила в смирительную рубашку. Никто, вменяемый хотя бы на полпроцента, не придумает настолько похабной, дебильной и бессмысленной мести. Но больше шансов за то, что Жанна таким образом решила подстегнуть свои адреналиновые железы. Не могла без острых ощущений.
Как будто бы всё логично: мобильник Амины украли дважды. Только, черт возьми, здесь одно с другим мало стыкуется. Жанна – девка ушлая, ей что воровать, что семечки щелкать, но КАК Боря Живекин, который напиться воды не мог, не опрокинув на себя стакан, воспроизвел ее манипуляцию и не привлек ни чьего внимания?! Да это фантастика. Не заметила даже Шуцкая! Гроб зарыли в сотне метров от обелиска «Инженерному персоналу, отдавшему жизнь во имя прогресса», и Шуцкая ни на секунду не допустила, что ее жестоко кидают.
Несколько последующих дней она набиралась храбрости или сама осознала бескрайнюю дикость своей затеи. По крайней мере, ей должно было быть страшно. Но вот девятый «Б» замутил шашлыки, и в тесной компании, под боком у Половнёва, Жанна осмелела. Наверное, притаившись в уголке, она дрожащими пальцами напечатала на своем телефоне: «Как лежится, Амина? Теперь Вадик будет мой и только мой. А ты там можешь мастурбировать? Кстати, челюсть я тебе подвязала, не туго?». И – «Передать». Ее не поразила молния, не лязгнул калёной сталью дверной звонок и испуганный голос в прихожей не воскликнул: «Б…, ребя, зуб даю, там Аминка стоит!». Она уверилась в безнаказанности, в том, что порядок вещей незыблем, и что даже Амине Стасевич, вырезавшей себе аппендикс, не дано отвечать из вечной ночи. Оставалось только выждать и убедиться, что ответ точно не придет.
А Боря Живекин тоже выжидал. Он подзарядил Аминин «самсунг» - из больницы она звонила не только Шуцкой, но и маме, папе, двоюродному брату, и аккумулятор садился, когда Шуцкая взяла трубку с подоконника, поставила на бесшумный вызов и сунула телефон в гроб. Боря ждал, он был терпелив, и вот на дисплее высветилось: «1 new message».
Активистов «шашлычного уикэнда» с пристрастием допрашивали и учителя, и сотрудники милиции, и родители. По их словам, где-то в два часа дня Шуцкая надолго заперлась в туалете на квартире Макса Бурова – у него мариновали свиную шейку и разогревались винцом, поминая усопшую одноклассницу. Видимо, тогда Же-Ше и отправила своё послание. В семь вечера Жанна в окружении хохочущих друзей пересекла шоссе Петля, и ей пришел ответ.
Мир для нее перевернулся вверх тормашками и заплясал румбу, стоя на голове. Она знала теперь, что ни Вадим, ни пьяная тусовка не защитят ее от того, что мнилось ей будоражащей нервы игрой.
Человек Нормальный остережется заводить диалог с мертвецом, но генетическая мудрость веков и поколений не преминет нашептать: стократ остерегайся обращаться к мертвому в обстоятельствах, когда он может отозваться, и остерегайся этого тысячу тысяч раз, когда рядом нет никого, чтобы вместе устрашиться отзыва. Безбашенная Шуцкая презирала мудрецов и плевала на осторожность. И расплатилась за это сполна.
Кое-как справившись с ужасом, она отмежевалась от друзей и порвала с Половнёвым, искупая вину перед Аминой, жмущей в гробу на клавиши мобильника. Отрезок ее биографии с начала по конец июня превратился в ад. Но целый месяц она давила в себе сумасшествие – то есть, рехнулась-то она сразу, но изображала адекват; не очень похоже, но старалась. Старалась, пока не закричала. Визжала так, что не только вахтера в сторожке разбудила (Лёва Контуженный оглох от взрыва противопехотной мины) - по всему Антенному огни в окнах зажглись.
Ей предстояло СВИДАНИЕ, и она не захотела прятаться. Часто ее видели бредущей туда, к лесу на юге за магистралью. Там она подолгу слонялась впотьмах по обочине, а засветло шла домой. Она отводила беду от района, принимала ее на себя – ведь посещение мест, где живут люди, трупом с кладбища иначе как бедой не назовешь, а она упорола косяк и желала исправить
