Негасимое пламя - Наталья Романова
Поздно ночью, когда молодых проводили шумной толпой в поставленный Бажановым отцом новый сруб, когда прибрали вместе с жениховыми сёстрами столы и разошлись по домам, Забава не выдержала – разыскала Волка. Ему, видать, не спалось нынче, и немудрено. Брат сидел на колоде возле поленницы, совсем один; в руках держал свою певчую дудку. Заслышав сестрины шаги, он поднял голову, улыбнулся утомлённо.
– Что ж выбежала? Простынешь.
Забавка виновато потупилась. Ночами уж и впрямь холодает, хоть дни ещё долгие, полные солнца. Скоро так не будет.
– Да вот ведь, – она дёрнула плечом, – не уснуть мне. Вчера, вишь, Зимка была ещё, а нынче уж нету…
– Где ж её нету? – посмеиваясь, сказал брат и похлопал ладонью по колену – иди, мол, садись. – Вон, через три дома теперь живёт.
– Она нынче жена мужняя, – грустно отвечала Забавка, устраиваясь у брата на коленях. Он был рослый, ловкий, красивый – совсем уж взрослый; не случись войны, небось, через лето-другое уже и сам взял бы себе жену. – Вдвоём останемся. Я да Ладмир.
– Так ведь матушка с отцом живы, дай им Матерь долгие лета.
– Ой, не зови её, не зови! – Забава заполошно всплеснула руками. – Пусть так и будет… Чтоб отец с матушкой… И тётка, и все…
Щекам стало горячо, покатились из глаз непрошеные слёзы. Забава уткнулась лбом брату в плечо. Он ласково потрепал её по волосам. С тех пор, как Яр ушёл с волхвом, у Волка искала она утешения и защиты; пусть не был он горазд ввязаться в драку или шальным словцом приласкать обидчика, но всегда утирал ей слёзы и знал, что сказать, чтоб облегчить ей душу. А сейчас молчал. Долго молчал, пока она ревела; как унялась немного, сказал тихо:
– Ты не печалься, Забавушка. Оно всё своим чередом идёт, как богами завещано. Что Пряха спряла, того не изменишь – так и горевать тогда незачем.
– А матушка не так говорит.
– Матушка храбрая, – рассудительно сказал Волк. – Боги её любят. Смотри на неё, сестричка, ума набирайся. Глядь, скоро уж сама пойдёшь от летних огней…
Забава испуганно замотала головой.
– Мала я ещё!
– Мала-то мала, а коса уж вон какая, – Волк усмехнулся, поймал за кончик цветную ленту. – Красавица ты, Забава. Муж пуще жизни любить станет.
– Не надо мне того, – горячо прошептала Забавка. – Мне бы, братец, знаешь как? Чтобы всё назад возвернулось. Чтоб мы все вместе были, чтоб бабушка… – она запнулась, проглотила вставший в горле ком. – Чтоб волхв тот не приходил никогда вовсе. И наместник чтоб тебя не звал…
– Так уж не будет.
– Знаю, – она отстранилась, смахнула с ресниц горькие слёзы. – А что, правду говорят, что с княжьим войском сам престольный волхв пойдёт?
– Кто ж его знает? Может, и правду.
– А с ним – все волхвы ильгодские, сколько их есть?
– И так может быть.
Забава помолчала, кусая губы. Говорят, если вслух чаяние высказать, ни за что не сбудется. Но то ведь не чаяние – просьба… Взглянув брату в глаза – серые, нездешние, как у матери – она тихонько, так, чтоб не услыхала нравная Пряха, шепнула ему:
– Ты, ежли вдруг Яра встретишь, скажи ему… Скажи – Забавка за ним скучает. Пусть придёт. Хоть на лучинку… Им, волхвам, несложно ведь…
Волк, обещаясь, склонил голову.
– Скажу, сестрица. Скажу.
– Ежли вы там вместе будете, так оно легче…
– Правда, легче.
– А как кончится, так вместе и вернётесь…
– Вернёмся.
Она смолкла, успокоенная его уверенным голосом. Что ж, с богами и впрямь не поспоришь. Только и можно, что молить Пряху, чтоб приберегла их ниточки, не вплетала в чёрное полотно… Звёзды на небе горели нынче ярко, как только осенью и бывает. Над Заречьем висела сонная тишина. Даже и не верится, что где-то звенят мечи и свистят стрелы; что вовсе что-нибудь есть за высоким частоколом. Хорошо б оно так и было…
С утра Забава взобралась по узкой лесенке на высокие мостки у ворот – проводить уходивших по Вихорской дороге. Она не одна там была; кому хватило духу, тоже залезли на частокол, подновлённый за лето свежими брёвнами. Рядом стоял братец Ладмир; его, старшего сына, пощадил княжеский указ. Льняную Волкову макушку Забавка долго видела среди остальных, покуда не вильнула дорога меж холмов, не увела брата прочь, в далёкую Вихору. Тогда люд стал расходиться с мостков – кто молча, кто с тихой молитвой. Забава не ушла. Долго ещё стояла, глядя на пустынные луговины, на одетые золотом леса.
Мстилось ей, что все, кто ушёл, тою же дорогой идут назад. К ней. К тихому, скромному её счастью.
***
Он давно уж знал, что в лесах объявились чужие. Обережные чары звенели повсюду весенней капелью; как бы ни таились незваные гости, им не под силу обойти незримое тонкое кружево. Было их много, шли с четырёх сторон – видать, знали, на кого ведут охоту. Драган не спешил выходить им навстречу. Ждал.
