Негасимое пламя - Наталья Романова
Поднявшись на невысокое крыльцо, Тихон постучал в запертую дверь. Прислушался: ни звука. То ли чары, то ли некому отзываться.
Постучал ещё.
– Драган, – негромко позвал престольный, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не вложить в голос чаяние. А ну как не ко времени? – Отопри. То я, Тихон.
Ещё несколько мгновений всё оставалось недвижным, а потом Тихон услыхал, как заворочался в скобах железный засов. Драган стоял на пороге, такой, как прежде, да не такой. Будто погасло в нём что-то.
– Здравствуй, мудрый, – престольный согнул спину в низком поклоне. – Окажи честь – поговори со мною. Надолго не займу.
Драган оглядел его равнодушно и отступил от порога.
– Входи, раз пришёл.
Сквозь открытые окна в горницу лился солнечный свет. На полу – узорчатый ковёр, потерявший с летами краски; богатый дар, такие разве в княжеских палатах встретишь. На шестке потухшей печи – глиняный горшок с пустой кашей. Неужто негде волхву добыть себе мяса?.. Старик, не говоря ни слова, сел у стола. Дорожный посох его стоял, позабытый, в дальнем тёмном углу.
– Давно тебя не видать, – сказал Тихон и тоже сел. Из-за окон тянуло свежим ветерком. – Что ж не навещаешь нас? Али вовсе из дому не выходишь?
– Выхожу, коли зовут.
– Долг свой блюдёшь, стало быть, – престольный тайком перевёл дух. Значит, старик не лишился великой своей силы. Значит, есть ещё за что побороться. – А ученик твой где же? Не отпустил ли, нам не сказавшись?
– Не отпустил, – Драган качнул седой головой. – Странствует.
– За чертою?
– За нею. Ты почто пришёл, Тихон? Про Яра выспросить?
– И да, и нет, – честно отвечал престольный. – Сам разумеешь: нынче каждый из нашего племени на счету.
– Что ж? Неживых, что ли, много выплодилось?
Старик горько усмехался в бороду. Упрямец… Все они такие, нельзя иначе.
– Где война, там неживых всегда много, – сказал престольный. – Пищи им вдосталь, да и нас сколько гибнет под вражьим клинком…
– Я, Тихон, такие речи слушать не желаю, – отрезал вдруг Драган. На миг мелькнуло в его усталом лице что-то прежнее, неистовое. – Ты, как я, клялся в людские войны не мешаться. Хочешь преступить – дело твоё, а меня не тащи.
– Так то уж и не война, а побольше будет, – горячо сказал Тихон, подавшись вперёд. – Нас, вишь, за одно лишь Стридарово имя на устах, за один только дар жгут огнём и рубят калёной сталью. Не только мы поднялись: чародеи с нами, божьи люди, ведьмаки и ведьмы…
– Ишь как много вас! Так и без меня, стало быть, обойдётесь.
– Ты среди нас первый! – выпалил Тихон. Понадеялся уязвить упрямого старика, припомнил: – Друг твой давний, великий Ар-Ассан…
– …Один стоил сотни твоих подручных, – выплюнул Драган со злым презрением. – Не тебе его судить и не мне.
– Так и не суди, – престольный упрямо сдвинул брови, – а в память его встань на белогородских стенах, как он встал на амарейских.
– Я человечьи жизни отнимать не стану, – старик глядел теперь холодно, как на чужого. – Как бы ни повернулось. Ты, Тихон, молод, тебе не понять.
– Может, и не понять, – престольный сжал кулаки так, что ладоням стало больно. – Мне другое ясно: ежли мы руки марать не захотим, так Агирлан всю Ильгоду под корень вырежет. Кому мы нужны станем? Неживым разве?
– Воевать – дело князя.
– Горислав один не сладит. Сколько у него воинов – и сколько против него!
– Стало быть, боги так решили. Не след им мешать.
– Боги, может, хотят, чтоб мы чужакам отпор дали!
– Нам почём знать? – Драган медленно поднялся из-за стола. – Не бери на себя много, Тихон. Не тебе решать за всю Ильгоду.
Престольный тоже встал. Он был выше старика на полголовы; может, Драган и впрямь уж немощен, силою ли, телом, разумом…
– Верю я, что не страх в тебе говорит, мудрый, – негромко сказал Тихон. – И зла на тебя не держу. Когда вдруг вспомнишь впредь обо мне – зови, не откажу в помощи.
Драган только хмыкнул в ответ, ничего не сказал.
За окном беззаботно свистали лесные птицы.
***
Свадьба вышла невесёлая. Хоть и дало минувшее лето обильные урожаи, излишки все прятали впрок – на грядущее безвременье. Пировали без шума, без удалой попойки. Матушка расстаралась, раздобыла для Зимки пёстрые ленты и расшитое тесьмою платье; одной только невестиной красоте сердце и радовалось. Жених, молодой охотник Бажан, наглядеться не мог на свою суженую, без хмельного пьян был алыми её устами; прочие же всё больше думали про недобрые вести с востока, про будущие невзгоды и про разосланный по всей земле небывалый княжеский указ.
Про тот указ думала и Забавка – никак не могла перестать. Весь день поглядывала на Волка, который пуще всех нынче плясал и пел, играл на крикливой кленовой дудке, которую сам себе выстругал прошлым летом. Девок сторонился и хмельного не пил:
