Ангелы среди нас - Айгуль Айратовна Гизатуллина
На долю секунды я увидел боль в глазах Босса, а возможно мне это показалось.
— Анхель, я знаю, ты любознательный и наблюдательный, — спокойно, как обычно, ответил он. — Я сам тебя таким создал. Но не жди, что я буду отвечать на все твои вопросы. До многих из них ты должен сам додуматься, понять. Пройдут года исследований, и лишь однажды ты познаешь истину. А ещё эти года подарят тебе мудрость. А это дорогого стоит.
Но когда он понял, что совсем не рассеял ярости в моих чувствах, он все же добавил:
— Я хочу, чтобы ты знал, Анхель, все это происходит там, — он указал рукой вниз — это необходимость. И этот ад на Земле имеет свою цену. Да, дорогую для всего человечества, но так надо. Такова их «плата» за уничтожение рая. Люди сами создали такой мир, мир хаоса.
Я не стал спрашивать, кому именно это надо, кому нужна была жизнь моего Самуэля, потому что был уверен, что Босс не ответит. Он либо промолчит, либо скажет так, что я все равно не пойму.
Когда я ушёл от него в тот день, злости во мне не стало меньше, но со временем я мысленно отпустил моего мальчика, оставив лишь лёгкую дымку воспоминаний в душе.
Босс был прав, если бы я все узнал сразу, то это всего лишь было как быстро поесть и не понять вкус еды, ну или как прочитать книгу, не поняв смысла. За эти годы косвенных изучений, я понял не мало. И да, часто это приносило жгучую боль и страдания мне, но урок есть урок. Порой и плохой опыт, тоже опыт, не так ли?
Например, все имеет свои последствия. В особенности то, что мы говорим. Однажды случайно пророненное невзначай слово аукнется десятки лет спустя. В особенности это сильно заметно на моих подопечных.
Придя в эту семью, я долго пытался вспомнить, кого же мне напоминал братец. И вот сегодня, когда он создавал домик из всякого ненужного хлама, я понял.
Мне тогда по направлению канцелярии пришлось поселиться недалеко от Флоренции, в селении Анкиано, в середине 15 века. Мой мальчик жил с матерью-крестьянкой. Отец его был уважаемым нотариусом, и редко посещал своего внебрачного сына. А когда Лео исполнилось 3 года, решил забрать его к себе, разлучив с женщиной. Это было тяжёлое время. Я пытался помочь ему как мог, придумывал для него разные игры, лишь бы отвлечь от мыслей о маме. Он был неусидчивым мальчишкой, непослушным и всеми непонятым. Сейчас бы специалисты сразу назвали его диагнозы, не скупясь на сложные изречения, но в тот момент его больше ругали, чем пытались помочь. И лишь отец увидел в нем эту искру, творческий потенциал. Он поддержал его. Смирился со всеми его причудами и вздохнул в него жизнь. Лео стал известен на весь мир (и даже по сей день его имя часто слышится в обиходе), а для меня он так и остался грустным мальчишкой, моим малышом, с которым мы играли целыми днями, создавая удивительные вещи.
Пока я сижу сейчас с моим крохой, их мама на кухне занимается с братцем. Её терпение не выдерживает, и она начинает кричать. Я понимаю, как ей сложно с ним. Как бы она не пыталась понять его и принять, он из любого душу может вытрясти. И я ищу повода, как подойти к ней. Для этого я подталкиваю мелкого с сторону кухни и иду следом. Там я прикасаюсь к женщине и всеми силами вселяю в неё спокойствие. Она тяжело выдыхает и отпускает ситуацию. Перестаёт кричать и снова в миллионный раз объясняет, что сколько арбузов на картинке, столько кружочков надо и обвести. Я потом объясню, как у меня это так получилось, сейчас не время.
Она гладит его по голове и хвалит, если у него хоть что-то начинает получаться. И я знаю, к чему приведут её слова. Ведь самое главное с детства, не терять веры в самого человека. Найти его преимущества и поддержать, как бы тяжело вам не было сейчас, поверьте, от хорошего слова вы не обеднеете.
Глава 7
Одним весенним вечером к нам наведалась Дитрих. Я был рад её видеть, поэтому не стал спрашивать по какой именно причине решила она нас навестить.
У нас дома был хаос во плоти. Братец бегал по дому, разбрасывая игрушки. Малыш не отставал, а я был взбудоражен каждым его шагом, что даже не сразу заметил Дитрих, прислонившуюся к косяку двери и с широкой улыбкой, рассматривающую нас.
— У вас так весело! — прокричала она мне.
Я лишь устало кивнул, подхватывая своего кроху от жёсткого приземления.
И тут прозвучали слова, которые я ждал последние два часа.
— Всё, закругляемся. Игрушки убираем и спать! — это мама вышла в зал, домыв посуду.
За полчаса был убран дом, дети в пижамах и малыш на груди.
Настала тишина, иногда прерываемая смехом и непонятными фразами братца. Ну как сказать непонятными… Он шептался с Дитрих. Она его по-своему понимала.
— Ну как ты? — потискала она его щёчку.
Он засмеялся и ответил:
— Хорошо.
— Я скучала! — искренне призналась она.
— Скучала, скучала, — повторил он.
Братец постоянно повторял слова и фразы, которые ему нравились. Особенно новые, например «Параллелепипед» или «Гиппопотам».
Она его защекотала.
— Как укушу тебя в пузико! — шутила она.
Братец опять засмеялся.
— Укушу в пузико! — повторил он через смех.
— Тихо! — прошипела мама.
Дитрих поняла, что их время потешек закончилось. Она поцеловала его в лобик, потрепала по взъерошенным волосам и попрощалась. Но, как ни странно, не ушла, а села рядом со мной.
— Он счастливый мальчик, — сказал я ей.
Дитрих убрала прядку мешающихся кудрей с лица и грустно как-то улыбнулась.
— Так оно и должно было быть, — загадочно ответила она.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Слышал, у
