Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
Я ошибся: эта комната никогда не была наполнена летом; такой эту комнату хотел видеть я. Такой я ее и сделал. Но после нашей последней ссоры с Селеной палата стала тем, чем она была всегда, – страданием. Невыносимым страданием. Безумием! Мне не за что было чувствовать вину, но я ее чувствовал. Я вскочил на ноги и, подбежав к Селене, прижал ее голову к своей груди в объятиях:
– Умоляю, не смотри туда! Посмотри на меня. Посмотри… – шептал я.
Я прижимал девушку слишком сильно, и она с большим трудом смогла отодвинуть меня руками. Она смотрела на меня удивленными, широко открытыми глазами, а я что-то говорил и говорил, пока Селена не спросила сама:
– Ты покажешь мне другие миры?
Ее голос звучал тихо, как будто она боялась, что неслышимое эхо может заглушить мой ответ. Но я молчал. В своем порыве я совсем забыл, что сегодня пришел в Лабораторию последний раз – и совсем не для того, чтобы спасти девушку. Теперь, даже если я захочу вернуться сюда, у меня не получится это сделать. Как только я выйду за стены здания, у меня будет только две дороги: бежать отсюда как можно дальше, пересекая границы и километры, или оправиться в тюрьму на десятки лет. Нужно сказать это Селене, но у меня не хватало духа. Девушка всматривалась в мое лицо, пытаясь угадать ответ по мимике. Но его не надо было угадывать, он был написан на моем лице. Селена не хотела верить в то, что видит; она жаждала слышать слова. Быть может, они опровергнут мои мысли? Но ответа не будет. Селена поняла это. Ее веки опустились. На лице проступила горькая улыбка.
– Прости… – прошептал я.
– Ничего страшного. Я привыкла, – сказала Селена. – Видимо, эту дверь сможет открыть только тот, кто ее закрыл.
В этот момент ко мне пришло осознание, что с помощью своего ключа я мог отпереть замок, запечатавший вход в тюрьму, но…
– Что будет, если открыть дверь? – спросил я.
– Она проснется, – ответила Селена, показывая кивком в сторону своей копии, заточенной в саркофаге.
Накануне я уже открыл дверь для другой девушки, запертой в Лабиринте. Кристина тоже умоляла забрать ее с собой. Я послушал, и это не кончилось ничем хорошим. Мой друг умер. Меня стал преследовать дух мертвой девушки. Сейчас я умираю в запретной части Лаборатории только из-за того, что один раз уже проявил сострадание к тому, к кому его нельзя было испытывать…
Но что-то в моей душе ерзало и царапалось. Я хотел освободить Пленницу белой комнаты из заточения. Что это: сострадание? чувство справедливости? влюбленность? Или осознание общей несправедливости по отношению ко мне и ей тех, кто мнят себя богами? Имея власть, они решают кому и как жить, запирают в тесных клетках кабинетов, пугают карами за попытки сбежать и ослушаться их приказов, которые они превращают в ненарушимые табу? Да, ради того, чтобы пошатнуть непоколебимые троны богов, я был готов ошибиться еще раз. Но бросая вызов богам, я не хотел выпускать демона из его заточения. Прежде чем сказать Селене то, о чем она не знала, я должен был узнать ответ на вопрос:
– Что случилось в тот день, когда умерла твоя мать? – спросил я.
Девушка вздрогнула. Ее ручки сжались в дрожащие кулаки, а губы сомкнулись в искривленной мимике. Дыхание Селены почти остановилось, и с резью в голосе девушка начала говорить:
– Астарта, мою…
– Твою мать зовут Астарта. Ты говорила, – прервал я Пленницу белой комнаты. Она опять хотела уйти ответа. Чтобы услышать правду, я должен быть надавить. – Если ты ни в чем не виновата, то почему ты скрываешь, что случилось в ту ночь?
– Потому что никто не верит мне, когда я говорю правду! – закричала Селена.
– Какую правду?
Мой голос был настойчив, но девушка ничего не ответила, предпочтя просто уткнуться лицом в коленки. Селена не хотела врать, но не надеялась, что я ей поверю. «А значит, нужно молчать», – решила она. Но тишина было не то, что я хотел сейчас слышать. И я пошел ва-банк:
– Я могу открыть эту дверь. Прямо сейчас. У меня есть ключ от этой двери. Но я должен быть уверен, что не выпускаю из темницы монстра.
– Но я и есть монстр! – закричала Селена и упала мне на грудь.
Я услышал всхлипы. Моей руки, которой я держал девушку, коснулись слезы. Я подался немного вперед, обнял Селену и начал гладить ее по голове.
– Я видел монстров. Ты на них не очень похожа, – говорил я. – Но я должен убедиться, что мы верим друг другу.
Девушка сделал глубокий выдох, после чего произнесла в мою грудь всего два предложения.
– Они убили маму. Я убила их.
Наверное, я ожидал услышать что-то такое. Я не испугался; напротив, я испытал облегчение. Селена говорила, а в моей голове стала вырисовываться картина: два бугая пришли убить Волчицу. Старшая дочь пыталась защитить маму, но ничего не смогла сделать со взрослыми мужчинами. Селена видела, как убили самого близкого ей человека. Затем стали расправляться с сестрой. Селена потеряла контроль над разумом. Темная первобытная сила залила кровью ее глаза. Сорок ножевых ранений на два мужских трупа. Выколотые глаза и отрубленные руки. Когда ее отец вошел в квартиру, Селена посчитала, что это он отправил наемников убить свою жену. Девушка набросилась на Максима с ножом. Мужчина успел захлопнуть входную дверь в квартиру и закрыть ее снаружи на ключ. Когда Алексей Георгиевич приехал и увидел, что произошло, он не смог возразить Максиму на утверждение о том, что у девочки на фоне трагедии поехала крыша и она превратилась в опасного монстра.
Теперь эта девочка сидела на полу и плакала. Я подошел к двери больничной палаты, снял с шеи ключ от Лабиринта и, нащупав в темноте замочную скважину, открыл замок. Сейчас я перешагну порог, чтобы больше никогда не вернуться в эту палату. Я проснусь в запретной части Лаборатории и выберусь из нее. Обязательно выберусь. Но прежде нужно попрощаться с прекрасной Пленницей белой комнаты. Навсегда.
– Это все, чем я могу тебе помочь. Мы вряд ли увидимся снова. Но если это случится, то я буду рад нашей встречи. А теперь идем: за этой дверью ты увидишь иной мир!
ГЛАВА 9. ПЛАТА
Мое тело лежало на полу комнаты, а я не мог открыть глаза. Не
