Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса IV
Каждый эпизод в отдельности – ничего выдающегося, но все вместе они складываются в явственный призыв: «Убирайся отсюда подобру-поздорову. Мы тебе не рады».
Растерялась. Дорогой город, как же так? Еще вчера мне казалось, я тебе тоже нравлюсь.
Не успела подумать, как из ближайшей подворотни выскочил лопоухий подросток, сунул в руки желтую хризантему, выкрикнул истошным фальцетом: «Ай лов ю!» – заржал, как молодой конь и умчался прежде, чем успела отдать ему цветок.
Растерялась окончательно. Как все это понимать? Что теперь должен думать и чувствовать человек, который вот уже две недели с утра до ночи задает себе только один вопрос: уезжать, или остаться? Остаться тут или все-таки уезжать? И если уезжать, то что делать с тети Элиной квартирой? Искать жильцов, или сразу продавать? А если оставаться, то как быть со всем остальным?
Можно, конечно, еще какое-то время потянуть с ответом. Отдохнуть, погулять по городу, купить очередную кофточку, поплакать во сне. И даже наяву. Не вопрос.
– Ты дурак, собака, – сердито сказала Тари. – Зачем удрал от своих хозяев? Теперь мне придется не бросать тебя в беде, да? Вести домой, кормить, выгуливать дважды в день, клеить объявления на всех окрестных столбах и заваливать твоими фотографиями местные интернет-форумы. Отлично проведем время.
Черный пудель ответил ей очередной белозубой улыбкой. Ну хоть не расхохотался в лицо, и на том спасибо.
– Это, надо понимать, милосердный Господь решил привести меня в чувство старым добрым методом «купи козу», – вздохнула Тари. – Он прав, я уже начинаю думать, что еще пять минут назад никаких проблем у меня не было. И знаешь что я тебе скажу, уважаемый пес? Ты моей проблемой не станешь. И не надейся.
У черного пуделя было на сей счет иное мнение. По крайней мере, когда Тари поднялась со скамейки и зашагала в сторону дома, он пошел за ней, как привязанный. Нет чтобы за хозяевами так ходить. Балбес.
Конечно, она захлопнула дверь подъезда перед его носом. Сказала: «Иди домой. Домой!» Конечно, сразу прилипла к окну: ушел? Не ушел. Вот же зараза. И конечно, даже четверти часа не продержалась, пошла вниз, впустила собаку. Сказала:
– Но учти, я вот прямо сейчас сяду писать объявления. А потом мы с тобой пойдем их клеить. И если твои хозяева не объявятся хотя бы через неделю, я…
Пригрозить «сдам тебя в приют» язык не повернулся. Поэтому буркнула: «…что-нибудь придумаю», – и сердито отвернулась, чтобы не видеть восторженных собачьих глаз.
Тари не очень-то верила, что от ее объявлений, наскоро написанных по-русски и по-английски на линованных страницах дешевого блокнота и налепленных по всему Старому городу ненадежным клеевым карандашом, будет хоть какой-то толк. Дала себе слово завтра же разобраться с интернетом, но хозяин черного пуделя объявился прежде, чем она успела зарегистрироваться на первом из найденных городских форумов о пропавших животных. Позвонил по телефону, сказал по-русски, без малейшего намека на акцент: «Похоже, вы нашли мою собаку. Когда и куда я могу за ней прийти?»
Ничего себе поворот! В глубине души Тари была уверена, что пес – это внятный и однозначный ответ на ее вопрошающую молитву: «Придется тебе тут остаться». Потому что волочь здоровенную собаку в съемную московскую клетушку – дурость, граничащая с безумием. А сдать в приют духу не хватит, на этот счет у Тари не было никаких иллюзий.
То есть счастье, конечно, что пес вернется домой – с одной стороны. А с другой, как тебя теперь понимать, дорогой Бог? Сам, что ли, никак не можешь определиться, монетку подкидываешь, или просто считаешь проплывающие мимо Тебя облака: чет – оставляем Тари здесь, нечет – пусть уезжает домой. Или наоборот? И как считать вон то рваное облако – за одно, или все-таки за два? Ой, а сколько их только что было?
То-то и оно что ой.
Но телефону она, конечно, все это говорить не стала. Назвала адрес и пошла заваривать чай. И кофе, поразмыслив, тоже поставила на плиту. Пусть у гостя будет выбор.
До сих пор пес совершенно не печалился по хозяину, по крайней мере, никак не проявлял свои чувства. Ходил за Тари по пятам, на улице не отлучался от нее ни на шаг, даром что без поводка, преданно вилял хвостом, ел из рук, а спать улегся рядом с ее диваном. Но после телефонного разговора выскочил на балкон, просунул лохматую башку между прутьев и принялся ждать, всем своим видом демонстрируя преданность. На Тари он больше не обращал внимания, а когда она позвала его в дом, адресовал ей изумленный взгляд: «Да кто ты вообще такая и откуда тут взялась?» Несколько минут спустя пес рванул к дверям, и Тари поняла, что ее избавитель уже в подъезде.
Пошла открывать.
После телефонного разговора ожидала, что обладатель негромкого приятного баритона окажется субтильным интеллигентным дядечкой средних лет, или даже старше, скорее всего, в дорогом когда-то, худо-бедно дожившем до условно счастливой старости пальто и с аккуратно подстриженной бородкой, хотя тут, конечно, могут быть варианты. Поэтому увидев на пороге верзилу с лицом хищной птицы, в потертом кожаном плаще, тяжелых ботинках и совершенно не подходящей к этому наряду серой шляпе, опешила и даже спросила: «Вы к кому?» Дурацкий вопрос. Чужих людей собаки так не встречают, даже самые дружелюбные.
Тут же исправилась:
– А, ну да. Ясно. Вот и хорошо.
– Здорово, что вы нашли Кота!
Незнакомец улыбнулся так ослепительно, что Тари, околдованная его улыбкой, не сразу осознала несоответствие. Посторонилась, пропуская его в дом, заперла за ним дверь и только потом спохватилась:
– Вашу собаку зовут Кот?!
– Так получилось, – он улыбнулся еще шире, демонстрируя совершенно возмутительные ямочки на щеках, приличествующие разве что юной школьнице, но уж никак не такому здоровенному дядьке. – Могу поклясться, имя ему выбирал не я.
Тари махнула рукой и расхохоталась. Незнакомец доброжелательно взирал на нее с высоты своего роста. Черный пудель по имени Кот с энтузиазмом подпрыгивал, размахивая хвостом.
– У меня есть чай по имени Кофе, – сквозь смех сказала Тари. – И кофе по имени Чай. Что будете пить?
– То и другое, можно без хлеба.
Тоже мне Винни-Пух.
– Боюсь даже спрашивать, как зовут вас, – вздохнула Тари, расставляя чашки.
– Если боитесь, не спрашивайте, – великодушно разрешил гость. – Не настолько важная штука чужое имя, чтобы лишний раз впускать в свою жизнь страх.
Тари так и не поняла, шутит он или нет. И поэтому не нашлась, что ответить. Спросила:
– А вы действительно будете и чай, и кофе? Мне не жалко, просто обычно люди выбирают что-то одно.
– Потому что дураки. Зачем выбирать, когда можно согласиться на все?
И то верно.
Усевшись за стол, он наконец перестал улыбаться и начал оглядываться. Не украдкой, как это обычно делают вежливые взрослые люди, попав в чужой дом, а откровенно вертя головой по сторонам, как ребенок, которого привели в гости. Это, впрочем, совершенно не мешало ему одной рукой помешивать чай, а другой добавлять в кофе сливки. Черный пудель улегся на хозяйскую ногу и умиротворенно затих.
Тари налила себе остатки кофе и опустилась на табурет, мучительно размышляя: «О чем с ним говорить?» Всегда страдала от пауз в беседе с незнакомцами, почему-то собственное молчание казалось ей признаком не то глупости, не то просто дурного воспитания, зато чужое – исполненным особой тайной значительности, неловко его нарушать. И в то же время, необходимо, вернее, положено. И как быть?!
Поэтому новые знакомства всегда становились для нее мучительным делом.
– У вас очень красиво, – наконец сказал гость.
– Спасибо, – смущенно откликнулась Тари.
По правде сказать, она совершенно не понимала, что такого красивого можно увидеть в тети Элиной кухне, которую она наскоро переделала под себя – насколько это возможно без серьезных затрат. Выкинула жуткий продавленный диван и его задушевную подругу люстру, заменила древние стулья парой строгих черных табуретов, недрогнувшей рукой выкрасила в яркие цвета дверцы кухонных шкафов, добившись вполне внятного сходства с абстракциями Мондриана – технически это проще всего, а смотреть приятно и даже лестно. Варишь суп и одновременно ощущаешь себя без пяти минут европейским интеллектуалом – это, конечно, пока не доберешься до тети Элиной гостиной, которую так просто не одолеть. Поэтому в гостиную Тари практически не заходила, довольствовалась преображенной кухней и чистенькой аскетичной спальней, обстановка которой не заставляла ее сутулиться от стыда перед невидимыми экспертами – уже немало.
А в коридоре можно просто никогда не включать свет.
Гость тем временем принялся рассматривать Тари – все с тем же нескрываемым оценивающим интересом, но не обычным мужским, а каким-то отстраненным, словно считал ее дополнительной деталью интерьера, и прикидывал, в каком углу она теперь должна стоять. И должна ли вообще хоть в каком-то.
