Пункт выдачи № 13 - Михаил Северный
— Ты хочешь знать, почему я за упырей и нечистых? — он наклонился и ощетинился в мою сторону, как морской ёж, — потому что как раз они чистые, а не мы.
«Сектант, — подумал я, — Чёртов сектант и пятая колонна. А теперь и предатель».
Он смотрел мне в глаза, будто пытался прочитать мысли или расшифровать их на моём лице. А может, хотел выпросить прощение, оправдаться или просто доказать что-то? Он всё смотрел и говорил:
— Ты слишком молод, чтобы помнить, как это было. Когда они вышли из леса первый раз, я был ещё ребёнком. Мой отец лесничий часто брал меня с собой в поездки. В тот вечер ему позвонили, когда мы были уже в пути. Он посмотрел на меня напугано и сказал только: «Чёрт, назад уже времени нет ехать. Только не выходи из машины. Ни в коем случае».
И мы погнали с такой скоростью, будто нужно было обогнать смерч. А телефон у папы разрывался, как у Директора ФСБ. Что-то явно происходило. Мимо нас проскакивали полицейские машины, летел вертолёт очень низко, и я высунулся из окна, чтобы поглазеть на эту винтокрылую красоту. С грохотом проскочила машина полная военных, правда в обратную сторону. Парни махали мне и смешно крутили пальцами у носа. Отец, ругаясь, оттащил меня от окна и что-то кричал, но не было слышно из-за грохота колонны
«Они убегают, — подумал я, — или просто „обратно спешат“?”
Мимо промчался белый бус телевизионщиков. Если не ошибаюсь, Третий канал, они всегда были на месте первыми в отличие от конкурентов с более подходящим названием. Сейчас вспоминаю, что мне как ребёнку в тот день было невероятно весело и любопытно, просто праздник с фейерверками, а не очередная поездка к папаше на работу.
***
— Это было Пришествие? — спросил я, зачем-то. Чтобы не молчать. Ясно же, что это было именно оно.
— Когда мы выехали на всполье огромной поляны, отец зарычал, как дикий зверь, ударил руками по рулю, и машина остановилась.
«Где мои деревья? Где клёны? Где дубы? Куда делись берёзы? Тут что, бомбой шарахнули?»
Деревья были. Там вдалеке виднелись каштаны и мощные, как борцы, дубы, за нашими спинами они тоже росли, но я точно помнил, что здесь не было такого огромного пустого пространства. Здесь было темно от веток, страшные скрипы, шорохи и особенные запахи — вот что здесь было, а не голая площадь посреди лиственного леса. Теперь я понял, почему отец так расстроился и почему люди вокруг молчали. Много там машин собралось, но отцовская как-то незаметно выдвинулась на передний план, будто выпихнули нас вместе с нашим УАЗиком вперёд в качестве переговорщиков. Но только с кем?
Казалось, что все смотрят на отца. «Ты же лесничий, а не какой-то там лесник. Иди — порешай». И он вышел из машины. А потом фигуры показались из-за деревьев. Тени. Много теней выходило на поляну. Маленькие и высокие. Толстые и тонкие. На двух конечностях и не только. Ползком и вприпрыжку.
— И так по всему миру, — вставил я свои пять копеек.
— Да. Они выходили везде. Осторожно. С опаской. Но везде. От Мавритании до Чукотки, и от Аргентины до Гренландии. Просто где-то они выходили из лесов, а где-то выходили из пирамид. Где-то появлялись, как Афродиты из морской пены, а где-то со скрежетом ломая лёд из айсбергов. Мир узнал о существовании Особенных в тот день. А деревья они потом вернулись на свои места. Своим ходом. Они, оказывается, прикрывали Особенных и готовы были атаковать нас, если бы что-то пошло не так. Нужно было тогда уничтожить все оружие на земле, разогнать военных и сжечь их базы, но они были слишком скромны для этого. Несмотря на то, что Особенные живут здесь дольше, чем существует человечество, они чувствовали себя пришельцами и вели себя скромно.
— И мы были не готовы, — поддакнул я.
— Да. Они дали вам приготовиться. Дураки. И так мы пришли к такому неудобному для тебя раскладу, солдатик.
Предатель закончил, его слова повисли в воздухе. Я же, стараясь удержаться на грани между страхом и решимостью, понимал, что многое изменилось с тех пор, как Особенные вошли в наш мир. И теперь моя жизнь висела на волоске, всё зависит от того, успею ли я найти выход из этой безысходной ситуации или нет.
— У меня был друг домовой, — быстро сказал я, — его звали Василий. Он поселился у нас почти сразу, спросив разрешения у отца, и мы пили чай по вечерам. Он собирал меня в школу, приносил молоко с печеньками и хлеб с клубничным вареньем.
— И где сейчас Василий? Куда он делся, щегол?
— Когда начались чистки, отец отпустил его.
— Отпустил, — скривился разведчик, — как крепостного. Не спрятал, не защитил, а просто отпустил, чтобы избавиться от ответственности.
Мне не было что сказать. Наверное, так и выходит. Кажется, именно это имел в виду отец, когда успокаивал расстроенного старичка. Они долго разговаривали тем вечером, перешедшим в ночь. Васька пил чай, а батя настойку на вине, которую делал сам. Меня отогнали от взрослых разговоров, хоть я и был уже совершеннолетний, а утром Василия уже не было. И больше я его не видел. У кровати стоял деревянный детский стульчик с азбукой на спинке, а на нём трёхлитровая банка свежего молока и пакет с овсяным печеньем.
— Сам его отвёл на допрос в СКО (Служба Контроля Нечисти) или папаша помог?
— Отец отпустил его.
— Отпустил как же. Грехи перед расстрелом. Или ты не знаешь, что в СКО с домовыми делали? Ладно, пора тебя кончать, салага. Это вы захотели так: или вы нас, или мы вас.
Он опять поднял своё ужасно холодное оружие и хотел было встать сам, когда дверь открылась. Упырь зарычал, как пёс на цепи, и посмотрел на разведчика, а тот накрыл ладонью бумаги, но остался сидеть.
— Входи, Шурик, не стесняйся.
И тут я офигел.
***
Он совсем не удивился, мой Александр. Мой спаситель и надежда моя. Тот, на кого я надеялся (на одного из), что может задуматься и на часы посмотреть, и вопросы начнёт задавать. Где его напарник так долго задерживается — ночь близко и ехать нужно уже час назад. Но это был не тот Александр, которого я знал. Это был Шурик, который видел всякое дерьмо. Его
