Лелька и ключ-камень - Юлия Русова
— Вот-вот… Так что порадуем Банника, ему на радость, нам на пользу. Леля, беги к маме. Скажи, скоро за полотенцами и рубахами придем.
Поздним вечером, лежа на своем диванчике, Лелька старательно прислушивалась к разговору в кухне. Делать это становилось все труднее и труднее, глаза слипались, и она, наконец, сдалась, твердо помня папино обещание не уезжать не попрощавшись.
Разговор между тем продолжался.
— Раскинешь карты?
— Да. Сейчас рушник постелю и свечи свои достану. Тяжело у меня на душе, Наташ.
— Вот вечно ты с причудой — улыбнулась сестре Наталья. — Наши девки в бухгалтерии без всяких рушников-свечей гадают.
— Вот потому и не угадывают. Все надо делать как положено.
— А что тяжело-тона душе? Я и смотрю, вроде до бани веселая была, а потом как тучей закрыло.
— Не знаю я, Наташ. Говорю же — свою дорогу не вижу, не дано мне. Да и с моими тоже редко получается. На Лельку вообще расклад делать бесполезно. Да и Славушке пару раз получилось за все-то годы. А так — давит, как камнем путь закрыли. Ты мне скажи— если, предки оборони, со мной и Владиславом что случится, ты Лельку не бросишь?
— Ну ты и удумала! Не каркай, накаркаешь!
— А все-таки?
— Ну конечно не брошу, ты же знаешь, она мне как родная! На глазах росла, считай такая же дочка, как Аришка.
— Не ладят они с Ириной.
— Это детское все. Сегодня не ладят, завтра поладят. Чтобы тебе совсем спокойно было, давай, как нас когда-то баба Тася учила:
— Я, Наталья, сестра твоя, кровью рода своего клянусь: буде окажется призван твой дух на суд ли Прави, в туман ли Нави, на стражу ль Грани, выращу я твою дочь Вольгу как свое дитя! — Наталья ткнула палец кончиком ножа и уронила на рушник каплю крови.
— Да что ж ты творишь, бедовая! Ты вспомни, нас бабушка когда учила, она что говорила — клятва это нерушимая, нарушишь — на весь род беда падет! А ты не только за себя, а вообще кровью рода клянешься!
— Дара, я бы Лельку никогда не оставила, хоть с клятвой, хоть без клятвы. Да и вообще, словак делу не пришьешь, а тебе теперь спокойней будет. Погадаешь?
— Давай. Снимай карту. Клади и помолчи пока, раскладывать буду.
Наталья услышала, как сестра зашептала наговор:
«Вот стою я на мосту, карта к карте, лист к листу.
Начинаю ворожить, прошу карты послужить.
Сестры, снохи, сыновья, дяди, тетки, братовья,
Расскажите правду мне, что на нас идет извне,
Что потонет, что сгорит, путь открыт или закрыт
Налагаю я зарок, чтоб никто солгать не мог».
— Что, там, Даш? Что получается?
— Странно как-то получается Наташ. Для тебя карты всегда хорошо ложились, а в этот раз странно.
— Да что там странного-то?
— Понимаешь, предсказанье очень четкое, а вот смысл я не пойму. Смотри сама: через несколько лет, когда год повернет на зиму, будет у тебя сложный выбор. Если выберешь все правильно, будет печаль, но небольшая и не долгая, а если ошибешься — все будет очень плохо.
— Что за выбор? И через несколько лет — это когда?
— А вот это и непонятно. Ясно видно, что не в эту осень, а вот года через два или через три — точно не скажу, не вижу. И выбор будет связан с близким человеком.
— А плохо — это что значит?
— Показывает смерть, но это не обязательно смерть, может быть депрессия тяжелая, долгая болезнь смертельная, развод, в конце концов. Что-то такое, короче.
— Наверное свекровушка моя решит от Светки вернуться. Я ей сразу говорила, что не надо ей к ним перебираться. Сил у нее немного, а Светлана девушка с характером, если бабуля заболеет, возиться не будет. Видать заболеет сильно, вот и будет выбор — забирать — не забирать. И тут уж точно, если не заберу, Андрюшка со мной разведется. Сама знаешь, как он матушку любит. Повезло мне еще, что она сама тетка не вредная.
— Не могу сказать, Наташ. Все-таки карты это не справочное бюро. Но в голове держи, предсказанье ясное было. А сейчас давай спать пойдем, нам завтра пораньше надо выехать, а тут еще Лелька просила разбудить, попрощаться.
— Да не стоит девчонку дергать, пусть выспится. Позвонишь ей потом попозже.
— Не могу. Обещано было, что разбудим.
— Чудные вы оба с Владом. Вот уж точно, два сапога пара. Доброй ночи, сестренка.
— Леля, дочка, нам пора ехать. Вставай прощаться, если не передумала, — услышала Лелька сквозь сон мамин голос.
— Нет-нет, я сейчас! — она вскочила, схватила вчерашнее платье и побежала умываться.
Через несколько минут Лелька уже стояла у машины с родителями. Июньское утро было ясным, солнечным, но еще прохладным. Деревня уже проснулась, звенели ведра, где-то за околицей мычало уходящее на выпас стадо.
— Пора нам, дочка. Будь умницей, слушай тетю и постарайся помириться с Иринкой.
— Да, мам. Только бы она сама захотела помириться.
— Учись договариваться, солнышко. Ты ведь уже совсем большая.
— До скорого, красавица, — папа поднял Лельку как маленькую на руки, чмокнул в макушку. — Я тебя люблю и знаю, что ты самая умная и красивая девочка. Проведи время хорошо, чтобы было что вспоминать за партой. — Он подмигнул Лельке, еще раз поцеловал ее в щеку и поставил на землю.
— Все, детка, беги в дом, простынешь.
— До свидания!
Лелька знала, что мама с папой уезжают только до осени, что они будут ей звонить и присылать смешные картинки на новый смартфон, который папа специально купил ей к лету, но слезы этого понимать не желали. Они текли и текли, попадали в нос, затекали в уши, когда Лелька вскидывала голову, чтобы прекратить это слезоизвержение. Она махала вслед машине, пока та совсем не скрылась за горизонтом, а потом побрела к себе досыпать.
Спалось ей неважно, сон наползал вязкий, мутный. В нем кто-то что-то кричал, звал Лельку, она бежала на
