Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
– Всю жизнь. В каком-то смысле он был моей няней. – Полина улыбнулась уголками губ. – Ипполит Аркадьевич помогал отцу до моего рождения, а потом воспитывал меня. Если можно так выразиться. Папа занимался важными изысканиями, у него не всегда хватало времени на всякую ерунду, и Ипполит Аркадьевич взял на себя рутинные обязанности. Следил за моим здоровьем, хотя я никогда не болела. Занимался образованием: в том смысле, что искал преподавателей. Водил к тренеру, потому что для охоты нужны гибкость и сила. А в свободное время, если оно было, мы могли зайти в музей или кафе. – Она деликатно умолчала, что порой Ипполит Аркадьевич водил ее в места похлеще.
– Звучит как то, что делают хорошие отцы, – простуженным голосом сказал Йося: похоже, подвальный холод исцарапал ему горло.
Нахмурившись, Полина повернулась к нему:
– Нет. Звучит как обязанности личного ассистента. Отцам не платят денег за то, чтобы они отвели ребенка в планетарий.
– А твоя мама в это время тоже занималась важными изысканиями?
– Она нас бросила, – вырвалось у Полины.
Йося примолк.
Шагая в ногу, они дошли до двух невысоких домов, терракотового и бледно-розового. Оба были жилыми и вяло светили окнами. Между зданиями лежал проход, над ним, имитируя гирлянду, покачивались уродливые переплетения проводов. В глубине виднелась маленькая, в один этаж, постройка. На ее кирпичном боку белели непонятные круги, похожие на лица. Свет фонарей не дотягивался до рисунка.
– Уверен на все сто, Мыш никуда не уедет. – Йося говорил таким тоном, будто хотел утешить или приободрить; он явно надумал себе, поняла Полина, что она переживает из-за отъезда опекуна. – Он просто хочет, чтобы ты оценила его по достоинству. Набивает цену и ждет, что попросишь остаться.
– Ерунда. – Она вдруг почувствовала себя моллюском, чью раковину пытаются расколоть. – И хватит об этом.
Двор, в который они зашли, не был типичным колодцем Петроградской стороны, а выглядел как коридор с множеством закутков. Здесь хорошо было прятаться или прятать.
Полина приблизилась к рисунку, нанесенному на низкую и длинную постройку. Белые лица или, скорее, маски ползли по кирпичу, покрытому трещинами и болезненным налетом плесени. Полина глубоко вдохнула, почувствовав прилив энергии. Граффити были символом, рифмой ко всему происходящему, подсказкой от города. Маски. Лица. Пустые глаза, обведенные красным. Это было напоминание: Многоликий где-то здесь. В городе. Возможно, гораздо ближе, чем думает Полина.
– Они похожи на призраков, – снова заговорил Йося. – Кстати, ты говорила, им нельзя доверять. А по ходу, можно.
Полина дернулась, будто ее стегнули прутом, и возразила:
– Нет, нельзя.
– Шутишь? Этот, из подвала, спас нас. Если бы не он…
– Недостаточность знаний ведет к неверным выводам, – тоном ментора произнесла Полина. – Тот призрак просто хотел вырваться из подвала. Дверь была запечатана менделеевцами, и он не мог выйти, но трещина ослабила заклинания.
– Если все так, как ты говоришь, почему он сделал это сегодня? Он мог сломать дверь когда угодно. Зачем дожидаться, когда придут гости? И вообще, почему он не вышел, а, наоборот, захлопнул дверь?
У Полины не нашлось ответов. Действительно, в ее рассуждении зияла маленькая брешь, через которую прорывался неприятный сквозняк. Потусторонец вел себя странно. Нетипично. Да и само наличие призрака в подвале Губернатора было по меньшей мере удивительным.
Призрака, которого она уничтожила. Призрака, который вернулся.
Это не укладывалось в голове.
– Нам еще предстоит во всем разобраться, – уклончиво ответила Полина.
Сверху раздалось шипение. Два фосфорных пятна сверкнули с крыши, и тощая кошка мягко спрыгнула на границу, отделяющую приличную плитку от битого асфальта.
Понюхав воздух, зверек завернул за кирпичный угол. Полина инстинктивно двинулась следом и наконец поняла предназначение постройки. Это был ряд старых сараев, куда, очевидно, сносили то, что стоило отправить на помойку. Ею здесь и тянуло: чем-то залежалым, размякшим и заплесневелым – так после долгих дней ливня мог бы пахнуть картон, на котором спал бродяга. Слева тянулся еще один, точно такой же, ряд. Было загадкой, как они дожили до двадцать первого века.
Кошка потрусила в тупик – в самую тьму, зажатую между сараями. Их серые жестяные двери, тронутые ржавчиной, были исписаны граффити. Ничего похожего на белые лица – лишь неумелые каракули. Будто дети играли в черных магов и, нанося закорючки, представляли на их месте древние письмена. Общая крыша была завалена бумажками, бутылками и прошлогодней листвой, превращенной дождями в бурое месиво. В тупике, под глухим металлическим забором, лежало что-то большое и продолговатое – вероятно, мешок с мусором. Кошка суетилась вокруг, выискивая, чем бы полакомиться. Замерла. Начала лакать.
Полина развернулась, чтобы отправиться в следующий двор, но руку обожгло холодом. Здесь, среди глухих сараев, она почувствовала призрачное присутствие. Где-то прятался потусторонец – и в это нетрудно было поверить. Полине представилось, как потный дядька заманивает девочку в один из сараев, а потом душит ее же колготками; или муж приводит сюда опостылевшую жену, заранее наточив топор и пилу; или угрюмый подросток, украв ключ у отца, забирается в сарай, надевает пакет на голову и обматывает скотчем.
Кошка, взвыв, летучими прыжками понеслась к Полине и Йосе. Шерсть топорщилась, хвост походил на помело билибинской Бабы-яги. Полина заметила, что кошачья пасть окрашена алым, а в усах запуталось рыжее перышко.
Стягивая перчатку, она побежала к тому, что приняла за мешок. Чувство непоправимого загорчило на языке, жалость скорпионом кольнула в груди.
Павла Геминидовна лежала на боку, подтянув колени к подбородку, а вокруг медленно растекалась темная лужа. Огненное платье, перепачканное в крови и грязи, напоминало не до конца затоптанный костер. Из приоткрытого рта торчал кончик припухшего языка. Мертвые глаза затянула мутная пленка. Жизнь покинула тело секретарши, но это не помешало ей медленно повернуть голову и посмотреть на Полину с тяжелым недоумением. Кровь, все прибывая, зашипела и пошла пузырями – словно закипела на холодном асфальте, под светом полумесяца и нескольких окон.
«Ненастоящая», – поняла Полина, но это не сделало кипящую багряную лужу менее жуткой.
– Батат, – прошептал Йося.
В целом Полина была с ним согласна.
В следующую секунду Павла Геминидовна раздвоилась: одна осталась лежать в позе эмбриона, а вторая вытянулась во весь рост и нависла над Полиной. Короткие волосы топорщились иглами. Нос заострился и чуть загнулся, став похожим на клюв. Жемчужные зубы сверкали меж синих губ.
– Поли-ночка, – просипела Павла Геминидовна.
Бросив короткий взгляд на Полинину руку, она тихо, по-птичьи заклекотала. Из уст человека, одетого в перья, клекот мог бы прозвучать комично, но Полина услышала в нем угрозу. Плечи напряглись, и магия колюче заворочалась под кожей.
– Не при-бли-жайся.
– Павла Геминидовна, я не
