Свидетель Мертвых - Сара Монетт
Спустившись в часовню, я не сразу смог отдышаться. Сердце учащенно билось. Масляные лампы ровно горели в настенных канделябрах с искусной резьбой в виде ночных существ – летучих мышей, пум и прочих. В обязанности одного из младших каноников входило спускаться сюда каждый вечер на закате, наполнять светильники маслом и подрезать фитили. В теории, они никогда не гасли, но иногда канонику приходилось спускаться при свете единственного оставшегося фонаря. Иногда – очень редко – случалось так, что каноник, преодолев половину шахты, оказывался в полной темноте. Это не считалось веской причиной для возвращения; именно поэтому работу поручали канонику, а не послушнику.
Алтаря в святилище не было; само помещение, вырубленное в толще горы, служило алтарем, и этого было достаточно. Я не стал преклонять коленей, чтобы не заработать синяков, просто стоял босиком в центре подземной камеры, между двумя светильниками, перед входом в шахту, которая вела наверх, в кухни. Я старался успокоить свой разум, чтобы услышать Улиса, если он захочет поговорить со мною наяву.
Прежде он говорил со мной только во сне, но это могло означать лишь, что я недостаточно внимательно слушал.
Я совершил Лунный Ритуал, подходящий для ночных бдений, попытался отогнать суетные мысли и сосредоточиться на хорошо знакомых молитвах. Но сегодня это оказалось труднее, чем обычно. Отвлекаясь от мыслей об испытании на Холме Оборотней, я всякий раз начинал думать о мере Дуаларе и слухах, которые он распускал. Как он узнал? Он не мог услышать о скандале случайно. Неужели об этом болтали в Амало? Нет, конечно нет, – Авейо находится далеко отсюда, окруженный лесами и горами, и у семьи Дуалада нет там родни. Но он же не мог, просто взглянув на меня, догадаться о том, что когда-то у меня был роман с женатым мужчиной?
Спохватившись, я возвращался к Лунному Ритуалу, но стоило мне отвлечься, как мысли сворачивали в прежнее русло. Он не мог знать. По моему лицу и одежде нельзя было сказать, что я – марнис. Если бы я был настолько явно похож на марниса, я бы страдал гораздо сильнее, будучи послушником, а отас’ала Авейо выгнал бы меня из города еще до того, как я смог бы доказать, что умею утихомиривать упырей. Но потом я вспомнил: жителям Амало было хорошо известно, что именно я нашел последователей философа Курнара, убивших императора. Почему бы и другие слухи не могли просочиться из Унтэйлейанского Двора сюда, на север? Может быть, весь город уже знает о моем прошлом?
Я снова вспомнил, где нахожусь и зачем, заставил себя вернуться к молитве, словно заблудившегося ребенка. Но всего через несколько минут я невольно задумался о Холме Оборотней и начал мысленно перебирать истории, слышанные об этом зловещем месте.
По ночам там бродили мертвецы, но, кроме того, на Холме часто случались исчезновения. Ребенок убежал от няни по извилистой тропинке и потерялся; юноша на спор рискнул провести ночь в одиночестве в лесу, и больше его никогда не видели; садовник, который много лет ухаживал за лужайками у подножия Холма, однажды вечером не вернулся домой… А еще рассказывали про оборотней, огромных монстров-полуэльфов, которые стерегли сказочное сокровище и, по преданию, безлунными ночами выходили охотиться на горожан, живущих у подножия холма.
Я слышал множество гипотез о происхождении этих существ и сокровищ, которые они охраняли. Это были истории о проклятии и о древнем народе, вынужденном скрываться под землей после прихода эльфов. Рассказывали даже об эксперименте, который проводил один студент университета и который пошел совершенно не так, как он рассчитывал. Я никогда не мог решить, в какие байки верить, а в какие – нет, но сейчас я обнаружил, что помню их все.
Я выбранил себя и приказал себе сосредоточиться на Лунном Ритуале, зная, что это бесполезно.
Когда в шахту в неверном свете ламп спустился каноник, я был рад его видеть. Он нервно поклонился мне, открыл потайной шкаф и принялся наполнять светильники маслом. Я помедлил еще несколько минут, пытаясь обрести душевное равновесие, и начал подниматься наверх, к кухням, где меня ждала незнакомая служительница.
– Отала Келехар, – с поклоном приветствовала она меня. – Наше имя Варленин. Амал’отала назначил нас свидетелем, который должен удостовериться в том, что вы прошли испытание.
– Но, разумеется, его святейшество не имел в виду, что вы должны нас сопровождать, – немного испугавшись, предположил я.
– Нет, конечно. Это вам, – она указала на стол, где кто-то весьма предусмотрительно оставил холодного цыпленка и хлеб на закваске, щедро намазанный маслом. Этого было более чем достаточно, чтобы поужинать. – Наша задача – ждать у ворот ограды Холма Оборотней с ключом. Там только одна калитка.
Я быстро поел и выпил две чашки воды из-под крана.
– Нам очень жаль, что вам предстоит провести долгую ночь под открытым небом, – обратился я к канонику Варленин, надевая ботинки.
Он была слишком хорошо воспитана, чтобы пожать плечами, и слишком хорошо вышколена, чтобы улыбнуться. Служительница сказала:
– Это не имеет значения. Пожалуйста, следуйте за мной. Амал’отала желает, чтобы ваше испытание началось с восходом луны.
Я пошел следом за ней через Амаломейре. Разговоры многочисленных каноников, послушников и прелатов напоминали гудение пчелиного улья. Спуск с вершины Пика Осрейан оказался еще хуже подъема, потому что было труднее не смотреть вниз, в головокружительную бездну. Я мрачно смотрел в спину служительнице Варленин и все-таки не поскользнулся, хотя в выемках ступеней стояли лужи. Видимо, прошел сильный дождь, но я был так глубоко внутри горы, что даже не слышал его.
Мы сели в другую двуколку, на этот раз с эмблемами Амал’оталы на дверцах, и богатый экипаж понесся по улицам города. Холм Оборотней высился над северной частью района Верен’мало, и я не был уверен, что мы успеем добраться туда до восхода луны. Однако кучер, всякий раз выбиравший наименее загруженные дороги и обладавший неким сверхъестественным чутьем, которое позволяло ему избегать дорожных заторов, доставил нас к воротам прежде, чем над горизонтом появился бледный лунный диск.
Каноник Варленин
