Свидетель Мертвых - Сара Монетт

– Дело не в этом, – сказал князь Орченис, – хотя мы должны признаться, что верим вам. Амал’отала говорит, что, поскольку вас обвинили в оскорблении звания прелата, Улис должен решить, виновны вы или нет.

Не веря своим ушам, я прохрипел сорвавшимся голосом:

– Испытание судом божьим?

– Испытание судом божьим, – подтвердил князь Орченис. – Это единственный способ.

Он не посмел бы сказать такого при Унтэйлейанском Дворе. Но я прикусил язык, прежде чем у меня вырвалось столь же естественное, сколь и напрасное возражение. Я вдруг заметил, что у меня дрожали руки; оставалось надеяться, что князь Орченис не обратил на это внимания.

– Какое испытание принято в Амало? – спросил я.

– Это решать Амал’отале, – ответил князь Орченис.

Я настаивал на том, что мне необходимо вернуться в квартиру и переодеться, и мне неохотно позволили это сделать. Я сбросил жуткий желтый сюртук и оставил его валяться на полу, выбрал жилет и надел официальную одежду. Теперь я мог предстать перед Амал’оталой. Я сел в двуколку к курьеру, и мы отправились на юг, в Амаломейре, храмовый комплекс и резиденцию главы церкви Амало. Амаломейре был вырублен в толще горы, которая называлась Пик Осрейан. Оставив княжескую повозку у подножия горы, мы начали подниматься по бесконечному серпантину. Поскольку совсем рядом находился канал Джомайкора, здесь было влажно, ступени были мокрыми. Я уже однажды приходил на прием к Амал’отале и знал, что, поднимаясь по лестнице, нельзя смотреть ни вниз, ни назад, даже если ты остановился отдохнуть в одной из резных беседок с медными крышами.

В конце концов мы добрались до вершины горы, где нас ожидали два каноника с суровыми лицами. Один увел куда-то курьера, а женщина поклонилась мне и сказала:

– Сюда, пожалуйста, отала.

Я шел за ней по территории Амаломейре. Он отличался от большинства дворцов и храмовых построек – здесь не было ни деревьев, ни цветов, повсюду я видел лишь голые каменные стены. Входили в него с крыши.

Внутри был настоящий лабиринт. Со времени его постройки миновало несколько тысяч лет, и камень у нас под ногами был вытерт множеством ног. Повсюду виднелись каменные решетки тонкой работы в виде кружева или переплетения лоз. В коридорах нам время от времени попадались каноники и послушники. Казалось, всем было известно, кто я такой; в устремленных на меня взглядах я видел страх, словно немилость Амал’оталы была заразной. Мне хотелось спросить у своей провожатой, скольких прелатов Амал’отала приговорил к испытанию судом божьим, но я не решился, испугавшись, что у меня дрогнет голос. Кроме того, я не был уверен, что она мне ответит. Я заметил отало Занарин, которая вполголоса разговаривала с двумя канониками – без сомнения, по поручению дач’оталы Вернезара. Когда мы проходили мимо, она подняла взгляд, но смотрела словно бы сквозь меня.

Амал’отала молился в своей личной часовне, отасмейре. Я сел на скамью, вырубленную в стене, а служительница встала передо мной, словно боялась, что я убегу.

Амал’отала принадлежал к высшей аристократии – он был родственником князя Орчениса по материнской линии. Это был эльф среднего роста, довольно полный; несмотря на слабое зрение, он отказывался носить очки, и его подчиненные вынуждены были служить ему глазами. Он всегда одевался в тяжелые, расшитые золотом парадные одежды (в отличие от архиепископа, который носил церковное облачение только в случае крайней необходимости, а в обычной жизни довольствовался сюртуком каноника). Его тщательно уложенная и украшенная драгоценными камнями прическа почти наверняка была париком.

Выйдя из часовни, он сначала взглянул на меня как на незнакомца, потом вспомнил, кто я, и нахмурился.

– Келехар, – заговорил он. – До нас дошли слухи, порочащие вас.

– Это неправда, ваше святейшество, – сказал я, расслышав отчаяние в собственном голосе.

– Не имеет значения, правда это или нет, – отрезал Амал’отала. – Так или иначе, мер Дуалар направо и налево рассказывает, что вы жулик.

– Ваше святейшество, вы должны знать…

– О, помолчите же, Келехар. То, что мы знаем, к делу не относится. Горожане доверяли вам. Теперь они в вас усомнятся, поэтому необходимо представить им доказательство вашей честности. В этом и заключается смысл испытания судом божьим.

Это было жестоко и несправедливо, но возразить я не мог. Я понимал доводы Амал’оталы. Просители должны были доверять мне, иначе свидетельства мертвых теряли смысл. Об испытании, естественно, напишут в газетах. Если я пройду его, мер Дуалар вынужден будет замолчать.

Если я его пройду.

– По традиции, – продолжал Амал’отала, – испытание состоит в приеме настоя астели’ара.

Женщины носили цветы астели’ара в волосах, чтобы отпугнуть назойливых поклонников. Если доза настоя была невелика, жертва могла выжить, отделавшись продолжительной рвотой. К несчастью, было очень легко увеличить дозу – совсем чуть-чуть, – чтобы она оказалась фатальной.

– Однако, – продолжал Амал’отала, – мы не одобряем применения астели’ара. Этот метод неточен. Мы предпочитаем суд божий, в котором действительно участвует Улис.

Я не знал, радоваться мне или печалиться. Прежде чем я сделал выбор, он объявил:

– Ваше испытание, Тара Келехар, будет заключаться в паломничестве на вершину Холма Оборотней, которое вам предстоит совершить сегодня. Вы должны будете оставаться там до рассвета.

– Говорят, что по Холму Оборотней бродят мертвецы, – сказал я, не уверенный в том, что правильно понял намерения Амал’оталы.

– О да, – ответил священник. – Совершенно верно. Но это не должно беспокоить истинного Свидетеля Мертвых.

– А волки?

– Народные сказки, – безмятежно проговорил Амал’отала. – Эльфы и гоблины не превращаются в волков, Келехар. Не говорите глупостей.

– И вы считаете, что мера Дуалара удовлетворит результат такого испытания?

Он бросил на меня суровый нечитаемый взгляд.

– Примерно пять лет назад некий мошенник, один из тех шарлатанов, которые утверждают, что с ними напрямую говорит Улис, а сами даже не стали послушниками, не прошел испытание. Наутро его нашли у подножия холма – безудержно рыдающим, в разорванной в клочья одежде. Так что да, паломничества на Холм Оборотней будет достаточно.

Я мог бы оспорить несколько утверждений Амал’оталы. Но я сказал лишь то, что мне было дозволено сказать:

– Благодарим вас, ваше святейшество.

Меня продержали в Амаломейре весь день – Амал’отала предположил, что мне захочется помолиться, и несмотря на то, что это был скорее приказ, чем предложение, я решил, что он прав. Я охотно удалился в часовню Улиса, расположенную в недрах Пика Осрейан, где вечно было тихо и темно.

Часовня представляла собой остаток очень древнего культа Улиса. Когда-то верующие должны были заслужить право возносить молитвы