Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка - Джим Батчер
Небольшая армия нечеловечески сильных зомби, взявшая приступом мою квартиру, не сумела ее разбудить. Возможно, потому, что они проделали это уже после того, как она легла спать, а именно после захода солнца. Пожалуй, полицейские с фэбээровцами произвели больше шума, поскольку, когда Молли зарулила «жучка» на стоянку перед домом, я увидел, как миссис Спанкелкриф поднимается от входа в мою полуподвальную квартиру – медленно, тяжело опираясь на палку. Одета она была в подобие голубой ночной рубашки с накинутой поверх шалью – ночи в октябре у нас в Чикаго уже прохладные. Взгляд ее голубых глаз настороженно шарил по сторонам.
– Ну наконец-то, – недовольно проговорила она. – Вот вы где. Я вам весь вечер названивала, Гарри.
– Извините, миссис Эс, – отозвался я. – Меня дома не было.
Не уверен, что она хорошо расслышала меня, но голова у нее работала как надо.
– Разумеется, вас не было, – парировала она. – Что это произошло с вашей новой дверью? Почему она открыта нараспашку? Случись одна из этих жутких гроз – и вас зальет, а тогда стены заплесневеют быстрее, чем вы «мама» успеете сказать.
Я развел руками и заговорил так громко, как только мог, не срываясь на крик:
– Тут имело место недоразумение с полицией.
– Нет, – возразила она, – в договоре аренды это прописано совершенно ясно. Пока вы снимаете жилье, за весь ущерб недвижимости отвечаете вы.
Я вздохнул.
– Завтра же все починю, – пообещал я.
– О, я не столько огорчена, сколько удивлена, Гарри. Вы ведь, в общем-то, славный молодой человек. – Она подслеповато покосилась на Молли, Сьюзен и Мартина. – Ну, как правило. И вы почините все быстро, потому что погода-то плохая.
Я одарил ее улыбкой – как я надеялся, полной осознания вины:
– Я починю дверь, мэм.
– Вот и хорошо, – кивнула она. – Не сомневалась. Я загляну к вам на днях, проверю.
Из темноты возник Мыш; он почти не задыхался после пробежки наперегонки с «жучком». Первым же делом он подошел к миссис Спанкелкриф, сел и протянул ей правую лапу. Роста миссис Спанкелкриф такого маленького, что ей почти не пришлось наклоняться, чтобы обменяться с моим псом рукопожатием. Она улыбнулась ему и дружески потрепала по загривку.
– По тому, как человек обращается со своей собакой, можно многое сказать о нем самом, – заметила она.
Мыш подошел ко мне, блаженно вздохнул и привалился боком к моему бедру, едва не сбив с ног.
Миссис Спанкелкриф удовлетворенно кивнула и уже повернулась, чтобы идти, но в последний момент застыла, словно припомнив что-то, а потом снова обернулась ко мне, порылась в кармане и достала из него белый конверт:
– Чуть не забыла. Это лежало у вас перед входом, Гарри.
Я с вежливым кивком взял конверт:
– Спасибо, мэм.
– Не за что. – Она поежилась и плотнее закуталась в шаль. – Куда только мир катится… вон, уже двери людям выносят.
Я покосился на Молли – та кивнула и подхватила миссис Спанкелкриф под руку.
– Да благословит тебя Бог, детка, – вздохнула моя домовладелица. – Что-то подустала я, даже с тростью.
Молли повела ее к главному входу в дом. Мыш немедленно спустился к моей двери, внимательно повел носом и, повернувшись ко мне, плавно вильнул хвостом. Значит, никаких сюрпризов внутри меня не ожидало. Я зашел, взмахом руки и заклинанием зажег свечи и камин, после чего вскрыл конверт.
Внутри обнаружился сложенный вчетверо листок бумаги и еще один конверт, поменьше, на котором торопливым почерком Люччо было написано: «ПРОЧТИ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ». Я так и сделал.
Если ты получил это письмо, значит кто-то лишил меня возможности связаться с тобой. Тебе придется исходить из того, что меня вывели из игры.
Податель этого письма – Страж, которому я доверяю более всего из размещенных в Эдинбурге. Я пока не знаю, каким образом меня нейтрализуют, но ты можешь всецело доверять его рассказу, и суждения его о ситуации тоже представляются мне взвешенными.
Удачи тебе, Гарри.
А
С минуту я тупо смотрел на письмо, потом медленно, очень медленно развернул второй листок. Этот был исписан печатными буквами, такими аккуратными, что они походили более на типографский шрифт:
Превед, Дрезден.
Люччо прел, чтоб я доставил эту записку вам, если с ней что-то случится. Понятие не имею, что она вам там написала, но сообщу все, что знаю сам.
Боюсь, новости вам не понравятся. В Совете все, похоже, совсем рехнулись.
После того вашего появления на бенефисе у Кристаса произошло изрядно всяких поганых вещей. Нескольких молодых Стражей были застигнуты за обсуждением, не зарубить ли им графиню, пока она в Эдинбурге, ради продолжения войны – по их рассуждениям, вампиры не запросили бы мира, если бы еще могли драться. По личному распоряжению Кристаса их арестовали и посадили под замок старшие члены Совета, среди которых нет ни одного Стража, заметьте. С целью, как было сказано, «Предотвращения Дестабилизации Дипломатического Урегулирования».
О случившемся стало известно Рамиресу. Полагаю, вы и сами можете представить себе, что в реакции этого знойного мачо страсти преобладали над разумом. Он с компанией друзей, из которых лишь один умел мыслить здраво, вломились в то крыло, где держали взаперти Стражей, – разумеется, там их всех и повязали (за исключением, само собой, умника).
Здесь у нас царит полный трындец. Из всего Высшего Совета невозможно найти никого, кроме Кристаса, а тот из кожи вон лезет в стремлении Спасти Нас от Нас Самих путем подлизывания к графине Арианне. С командованием Корпуса Стражей вообще задница: Люччо отправилась к Кристасу с требованием освобождения своих людей и до сих пор не объявилась обратно; местонахождение сорока процентов нашего командного состава тоже неизвестно.
Она просила, чтобы я передал вам, Дрезден: ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь в Эдинбург до конца этой заварухи. Если с вами, конечно, ничего к этому времени не случится.
Еще она просила передать, что вы Вольны Действовать по Обстоятельствам.
Буду сообщать вам по возможности обстановку, если я сам не Исчезну.
Стид.
P. S. – А чё, могу выделять заглавными буквами все, что захочу. Язык английский, я англичанин… мой язык, чего хочу, то и делаю, провинциальный неуч.
Я перечитал письмо еще раз, медленнее. Потом сел на приступку у камина и постарался взять себя в руки.
«Стид» – прозвище, которое я присвоил Стражу Чендлеру, служившему в охране эдинбургского центра. Мне припомнилось, что он вечно встречался мне в непосредственном окружении Анастасии – то стоящим в одиночку на посту, для которого обыкновенно требовалось с полдюжины его коллег, то заваривавшим
