Неоновые боги - Кэти Роберт
– Поправка: так все должно быть устроено. – Гермес пожимает плечом. – Но правда в том, что как минимум треть из них – ничтожные приспешники Зевса и вкладывают значительные средства, чтобы сохранить статус-кво. Они присоединятся к нему, чтобы предать Аида забвению, если решат, что он раскачивает лодку.
– А оставшиеся две трети?
Гермес снова пожимает плечами.
– Могут поступить и так и сяк.
Не скажу, что это неожиданная информация, хотя я чертовски разочарован. Если именно я преступлю черту, они без колебаний объединятся, чтобы свергнуть меня. Возможно, Гермес с Дионисом от этого не по себе, но они вынуждены будут присоединиться к остальным, когда дойдет до дела. Конечно, к Зевсу, этому куску дерьма, все это не относится.
Я беру Персефону на руки и встаю, не обращая внимания на ее возражения. То, что я сейчас несу ее на руках, связано не с тем, что она что-то может или не может сделать. А с тем, чего хочу я, с толикой умиротворения, которую я себе позволяю. Мне нужно подумать, и я не могу сделать это здесь. Хотя сам не знаю, на что надеюсь. Мы уже изложили свой план и бросились в омут с головой. Пути назад нет. Нам придется довести дело до конца, какими бы ни были последствия.
Мне лишь нужно придумать, как позаботиться о том, чтобы в процессе не пострадали все, за кого я несу ответственность.
Глава 16. Персефона
Аид уносит меня из комнаты, а я все еще обдумываю новую информацию. Я против того, чтобы меня так таскали, но маленькой, тайной части меня это очень нравится. По правде говоря, мне многое нравится в Аиде. Он колючий и властный, но даже спустя всего несколько дней я вижу его настоящего.
– Аид. – Я кладу голову ему на плечо и позволяю размеренному биению его сердца успокоить меня. – Мне известен твой секрет.
Он поднимается по лестнице.
– Какой же?
– Ты все время рычишь и огрызаешься, но под этой жесткой внешностью скрывается мягкая натура. – Я обвожу верхнюю пуговицу его рубашки указательным пальцем. – Тебе не все равно. Мне кажется, даже больше всех остальных из Тринадцати, что иронично, учитывая, какую роль тебе отвели в Олимпе.
– С чего ты это взяла? – Он по-прежнему не смотрит на меня, но это нестрашно. На самом деле, так даже проще разговаривать, не испытывая чувства, будто он способен прочесть мои мысли одним лишь напряженным взглядом.
– Ты хочешь, чтобы Зевс заплатил, но не за счет твоих людей. А это действительно твои люди. Я наблюдала, как ты ведешь себя с Джорджи, а потом с Джульеттой и Мэттью. Ты ведь такой не со всеми? Все они пройдут сквозь огонь ради тебя, а ты защищаешь их своим масштабным, задумчивым присутствием.
– Я не задумчивый.
– Ты само воплощение задумчивости.
Он фыркает.
– Мне уж точно не больше дела до всего, чем твоей матери. Это она следит за тем, чтобы город был накормлен и обеспечен всем необходимым.
– Это так. – Мне никак не скрыть горечи в голосе. – Мать прекрасно справляется со своей работой, но делает это не по доброте душевной. Ее цель – власть и престиж. И ей всегда мало. Она собиралась продать меня Зевсу. Сама она смотрит на это иначе, но эта помолвка была сделкой. Она любит меня, но это чувство не главное для нее.
Аид отвечает не сразу, и, подняв взгляд, я замечаю странное выражение лица. Вид у него такой… будто его терзают внутренние противоречия.
Я напрягаюсь.
– Что такого ты знаешь, чего не знаю я?
– Много чего.
Я отказываюсь отвлекаться на эту топорную шутку.
– Аид, пожалуйста. Так или иначе мы ведь с тобой заодно до конца зимы. Расскажи мне.
Чем дольше он медлит, тем больше меня сковывает тревога. Он молчит, пока мы не оказываемся в его спальне за закрытой дверью, отделяющей нас от остального дома, и только тогда отвечает:
– Твоя мать предъявила своего рода ультиматум.
Не знаю, почему я удивлена. Конечно, предъявила. Она рада моему побегу не больше Зевса. Все ее тщательно выстроенные планы пошли насмарку из-за непослушной дочери. Она это так просто не оставит, раз уж знает, где я. Я ерзаю, и Аид осторожно ставит меня на ноги. Но это не добавляет мне уверенности.
– Расскажи, – повторяю я.
– Если я не верну тебя, она перекроет поставки в нижний город.
Я хлопаю глазами, ожидая, когда его слова сами выстроятся в имеющем смысл порядке.
– Но… В нижнем городе живут тысячи и тысячи людей. Людей, которые не имеют никакого отношения ни к тебе, ни ко мне, ни к Тринадцати.
– Да, – просто отвечает он.
– Она грозится заморить их голодом.
– Да. – Он не отводит глаз, а лишь отвечает мне с честностью, которую я потребовала.
Я жду, но он не говорит больше ничего. Ясно, что это конец всему. Конечно, мы не сможем и дальше следовать этому плану, раз пострадает так много людей. Барьер, который отделяет Олимп от остального мира, слишком силен, и люди не смогут выбраться отсюда за продовольствием. Не говоря уже о том, что часть роли Деметры заключается в переговорах о выгодных ценах и обеспечении всем доступа к ресурсам для сбалансированного питания независимо от дохода. Без поставок этих припасов люди будут голодать.
Не могу поверить, что она так поступит, но моя мать никогда не блефует.
Я делаю медленный вдох.
– Значит, я должна вернуться.
– А ты хочешь?
Я издаю тихий, беспомощный смешок.
– Ирония, если можно так выразиться, заключается в том, что нас с матерью объединяет только то, что мы обе сосредоточены на ближайшем будущем. Я хочу лишь вырваться отсюда и понять, кто я, кроме как одна из дочерей Деметры. Кем бы я стала, если бы мне не нужно было играть определенную роль, чтобы выжить?
– Персефона…
Но я не слушаю.
– Наверное, оттого я становлюсь такой же эгоистичной, как она? Мы обе хотим того, чего хотим, и нам плевать, кому еще придется за это расплачиваться. – Я мотаю головой. – Нет. Я не стану этого делать. Я не позволю твоим людям пострадать ради моей свободы.
– Персефона. – Аид сокращает разделяющее нас расстояние и нежно, но твердо берет меня за плечи. – Ты хочешь вернуться?
Я не могу ему лгать.
– Нет, но я не знаю, как…
Он кивает, будто я ответила не только на этот вопрос.
– Значит, не вернешься.
– Что? Ты сказал, что…
– Ты думаешь, я настолько наивен, что доверю Тринадцати здоровье и благополучие своих людей? Мы всегда были в шаге от того, чтобы вывести кого-то из них из себя и учинить беспорядок. – Его губы подрагивают, но глаза остаются холодными. – Мои люди не будут голодать. У нас предостаточно ресурсов. На какое-то время ситуация может стать некомфортной, но никому не будет причинен непоправимый вред.
Что?
– Откуда ты берешь припасы?
– У нас с Тритоном есть нелегальная договоренность. – Аид не удивлен, не зол, не испытывает ни одной из тех эмоций, что сейчас кружат во мне. Он даже не взволнован.
Потрясения продолжают меня настигать.
– Ты… ты вел переговоры с главным помощником Посейдона, чтобы обмануть Тринадцать. Как долго это продолжается?
– С тех пор, как принял титул в семнадцать лет. – Он смотрит мне в глаза. – Я лучше других знаю, что нельзя полагаться на расположение Тринадцати. Это был лишь вопрос времени, когда кто-то из них попытается использовать моих людей, чтобы навредить мне.
Я по-новому смотрю на него. Этот человек… Боги, он еще сложнее, чем я думала. Настоящий лидер.
– Ты знал, что это может случиться, когда согласился помочь мне.
– Я знал, что это вполне вероятно. – Аид поднимает руки и, обхватив мое лицо ладонями, гладит большими пальцами
