Огонек во мраке: Погоня за смертью - Дмитрий Ласточкин
— Пф, не особо. Пробудиться в семь лет — это тоже гениально. И тем более стать такой сильной без ресурсов! — не согласилась со мной вампирша.
— Наверное. — ха! Ви потешила моё самолюбие, можно продолжать. — В детдоме о чём-то ценном лучше не рассказывать. Старшие отберут, а потом и побьют. Поэтому я молчала своей магии. Зато со временем, научившись ею пользоваться, уже я могла бить старших девочек и отбирать у них всякое! Ну, без злоупотребления, конечно, иначе меня быстро бы вывели на чистую воду.
— Ха-ха-ха! — фыркнула Виолетта.
— Так вот. Мой детдом был государственным, но активно привлекал деньги спонсоров. Самая большая спонсорша, баронесса Зухра Мехтурова, даже стала заместительницей директора по развлекательным мероприятиям. Заведовала поездками разными, праздниками, конкурсами и прочим. Это на бумаге. А на самом деле она подмяла под себя директрису-простолюдинку и считала детдом с девочками своей собственностью! Что же должна делать собственность? Она должна приносить деньги!
— Так она… — ахнула Виолетта.
— Да. Она торговала девочками, превратив детдом в бордель! — я брезгливо скривился, прогоняя накатившие на меня воспоминания. — Но сделала это по-хитрому. Разделила воспитанниц на две группы. В одной, поменьше, были те, которых никогда не трогали. Их кормили вкусностям, одевали в самое лучшее, что покупали спонсоры, нянечки и воспитательницы с поварихами не оскорбляли их и не воровали у них ничего. Они даже жили в отдельном крыле детдома, почти не пересекаясь с другой группой. Когда приезжали проверяющие или удочерители, то им показывали как раз этих девочек — сытых, в опрятной одежде, со смартфонами в руках. Образцово-показательные воспитанницы, обеспечивающие прикрытие баронессе.
Вздохнул, переживания накатывали на меня, заставляя вспоминать прошлое.
— А ты была… — нарушила тишину вампирша.
— Мне «посчастливилось» оказаться во второй группе. — грустно фыркнул. — нас не особо считали за людей, кормили мерзкой кашей с тушеной капустой, одевали в то, что выбросили образцово-показательные воспитанницы, а телефонов мы не видели примерно никогда.
Помолчал, собирая воспоминания в кучу.
— Именно к нам то и дело заходили удочерители, что хотели поразвлечься. Это называлось «Знакомство с потенциальными родителями». Приезжал такой себе хрен, нас всех выводили во двор и выстраивали шеренгой, после чего хрен тыкал пальцем в понравившуюся — и её отдавали ему. Или им, бывало и так.
Виолетта просунула руку ко мне и схватила за локоть, как бы поддерживая.
— Некоторым девочкам это даже нравилось. Беспросветная серость и безнадёга в детском доме контрастировала с улыбчивым дядькой, что засыпал комплиментами, дарил шоколадки и куклы, а за это приходилось просто немного его порадовать… всяким.
— Но ты же ведь говорила, что твоя маменька принимала к себе только девственниц?
— Ага. Потому что очень рано научилась убивать! — я хохотнул. — Первый раз меня выбрали, когда мне было одиннадцать. Не знаю, чем уж понравилась пузатому уроду такая мелочь, как я, но тем не менее. Оплатив сеанс «знакомства», он посадил меня в свою машину, германскую «Веро́нику», и повёз куда-то, рассказывая, как хорошо мы проведём время. Когда мы немного отъехали от детского дома, я просто остановил ему сердце магией.
— Ох!
— Никто особо не придал этому значения. Толстяк был уже не первой свежести, ну что поделаешь. Будущий родитель переволновался, сердце не выдержало, машина просто съехала в кювет, не устраивая аварий. Да и начальник автоинспекции захаживал в детдом по этим же делам. Как и глава районной полиции. — я сплюнул. — Потом были ещё отец и сын, что привезли меня домой и внезапно отравились, перепутав минералку с уксусом. Какой-то купец, утонувший в ванной. А последним «потенциальным родителем» была женщина. Они, кстати, женщины в возрасте, были самыми жестокими, любили избивать девочек до переломов. Хуже были только благородные.
— Как ты только оттуда выбралась! — вздохнула Виолетта.
— Да, мне повезло. А вот воспитаннице на год старше не повезло. Однажды её решил взять благородный, а потом даже вернул. Обычно после такого никто не возвращается, но тут почему-то вернули. Через неделю. Ей отрезали пальцы на руках, выбили все зубы и вырвали язык, а всё тело было покрыто ранами от ударов, мы так поняли, палкой и хлыстом. Лицо же было изуродовано сигаретными ожогами — их тушили об щёки, губы, нос, лоб. В детдоме она просто сидела и плакала, а потом пропала. И нашлась через три дня в самом дальнем углу подвала, она каким-то образом смогла вскрыть себе бритвой горло. А может, ей помогли. Не знаю.
— Какой ужас!
— Ага. Меня, кстати, больше не трогали. Все мои «потенциальные родители» по стечению обстоятельств умерли, а баронессе не нужно было терять клиентуру, так что меня перестали показывать желающим. Правда, мне удалось подслушать, что после того, как мне исполнилось бы шестнадцать, баронесса сплавила меня бы в настоящий бордель, были у неё такие планы. Ну, я и готовила побег к этому сроку. К счастью, в четырнадцать мне пришлось проявить свою силу, а потом, мне ещё пятнадцати не было, меня удочерила Нина Фёдоровна.
— Тебе так повезло, Саша!
— Я знаю. — кивнул, хоть Виолетта меня и не видела. — Но знаешь… Я так ничего и не сделала! Я никак не помогла другим девочкам, что остались там! К Нине Фёдоровне было бесполезно обращаться, простолюдинки без дара были ей безразличны, как благородной. А что я могла сама? Написать заявление в полицию? Ну, пришли бы полицейские из районного участка, глава которого ходит к баронессе Мехтуровой за девочками. Проверяющие из министерства или ещё откуда-то? Так им бы дали на лапу, и все резко бы ослепли. Никому не интересны проблемы простолюдинок-сирот. Да и я сидела под замком три года, а потом училась.
Я снова замолчал, просто сидел и сжимал ладошку Виолетты, просунутую ко мне сквозь решетку.
Так что ты, Ви, не одна такая, кто должен был что-то сделать, но… не сделал. Я точно такая же, как ты… Даже если я эту суку убью — то будущее девочек радушным не будет. Куда они пойдут, получив славу малолетних шлюх? Да всё туда же, в бордель! А так у них есть хотя бы шанс, хот какая-то анонимность… По крайней мере, я так себя успокаиваю.
— Я понимаю. — тихо проговорила Виолетта. — И
