Терри Пратчетт - Ночная Стража
– Ясно. Да, он действительно должен был помереть, если тебе интересно мое мнение как врача. Твоя работа?
– Нет!
– Понимаю, сержант, ты занятой человек. Повсюду даже тебе не успеть.
Лекарь криво усмехнулся, заметив, как побагровело лицо Ваймса, и подошел к трупу.
– Да, определенно покойник, – констатировал он. – И?
– Я хочу, чтобы ты все записал. На бумаге. Официальным языком, со всякими вашими словечками типа «закрытый перелом» и «проникающее ранение». Запиши и укажи время, когда ты констатировал его смерть. Потом, если ты, конечно, не против, ребята проводят тебя к двум живым пациентам. А когда ты о них позаботишься, за что я заранее благодарен, я хочу, чтобы ты подписал еще одну бумагу, где будет сказано, что это я тебя вызвал. В двух экземплярах, пожалуйста.
– Хорошо. Можно узнать, зачем?
– Не хочу, чтобы пошла молва, будто это я его убил.
– С какой стати? Ты сам говоришь, что он свалился с крыши!
– В наше время все такие подозрительные. Ага, вот и Фред. Как успехи?
Капрал Колон принес ящик. Тяжело кряхтя, он водрузил его на стол.
– Старой госпоже Рассуди не нравится, когда среди ночи начинают колотить в дверь, – пожаловался он. – Пришлось заплатить целый доллар!
Ваймс не смел посмотреть доктору Газону в глаза.
– Правда? – спросил он с невинным видом. – Ты принес имбирное пиво?
– Шесть пинт ее самого лучшего пойла, – с гордостью произнес Колон. – Кстати, три пенса можно вернуть, если сдать бутылки. И… э… – Он беспокойно зашаркал ногами. – Сержант, я слышал, участок в Сестрах Долли сожгли. И на Сонном холме все закончилось скверно. В участке на Тряпичной выбили все стекла, а несколько стражников из караулки у Сточных ворот вышли сказать, чтобы пацаны перестали бросать камни, потом один из наших парней обнажил меч…
– И?
– Говорят, будет жить, сержант.
Доктор Газон окинул взглядом комнату, в которой по-прежнему оставалось несколько горожан-добровольцев, оживленно болтающих, будто на вечеринке. Между ними ходил Пятак с подносом, нагруженным кружками с какао. Некоторые стражники вышли на улицу постоять вокруг костра вместе с зеваками, так и не разошедшимися по домам.
– Должен признаться, я приятно удивлен, – сказал лекарь. – Судя по всему, только твой участок не попал в осаду сегодня ночью. Но я не хочу знать, как тебе это удалось.
– Немного повезло, – ответил Ваймс. – Впрочем, у меня в камерах сидят три неопознанных субъекта, а тут валяется неопознанный труп, в планы которого при жизни входило сделать трупом кое-кого еще.
– Нелегко тебе живется, – согласился Газон. – Хорошо, что в моей работе загадки попроще, типа: «Откуда эта сыпь?»
– Я собираюсь разгадать свои достаточно быстро, – сказал Ваймс.
Убийца неслышно уходил по крышам, пока не оказался достаточно далеко от окруженного шумной толпой здания Стражи.
Можно было бы сказать, что он шел по крышам, как кот, разве что не останавливался по дороге, чтобы побрызгать туда-сюда мочой.
Наконец он добрался до одного из многих потайных убежищ в верхнем мире Анк-Морпорка – благодаря густым зарослям печных труб это место было невидимо не только с земли, но и с большинства соседних крыш. Прежде чем скрыться в убежище, он несколько раз бесшумно обошел вокруг него, внимательно изучив окрестности.
Даже наблюдателя, знакомого с методами Гильдии Наемных Убийц Анк-Морпорка, заинтриговала бы невидимость этого мастера своего дела. Когда он двигался, еще можно было заметить движение, но когда он останавливался, то попросту исчезал. Заподозрив использование волшебства, наблюдатель был бы по-своему прав. Ведь в девяти случаях из десяти волшебство – это всего лишь знание некоего факта, неизвестного остальным.
Убедившись наконец в том, что его никто не видит, убийца нырнул в убежище. Между дымящихся зонтов печных труб был спрятан мешок. Через некоторое время из-за труб донеслись тихий шорох и напряженное дыхание, так что наблюдатель, если бы таковой нашелся, мог бы предположить, что убийца переодевается.
Когда минуту спустя убийца выбрался из потайной ниши, он был уже видимым. Почти незаметным, как тень среди других теней, но все же видимым, тогда как прежде различить его во тьме было не легче, чем разглядеть вечерний бриз.
Он легко спрыгнул на односкатную крышу пристройки, с нее – на землю и тут же скрылся в весьма кстати оказавшейся рядом темной нише, где с ним произошли дальнейшие превращения.
Последняя часть преображения не потребовала от него много времени и сил. Маленький, но смертоносный арбалет был разобран, детали спрятаны в карманы бархатной сумки, где они не смогут зазвенеть друг о друга. Мягкие кожаные туфли сменила пара более тяжелых башмаков, до сей поры спрятанная в темноте; черный капюшон был откинут на спину.
Легкой походкой убийца дошел до угла и подождал несколько минут.
Чадящая факелами карета на перекрестке замедлила ход, дверца открылась и тут же закрылась.
Наемный убийца откинулся на спинку сиденья, возница подстегнул лошадей.
Внутренность кареты была освещена очень тусклым светом единственного фонаря. Женщина, вольготно устроившаяся на сиденье, почти тонула во мраке. Только когда карета проезжала мимо уличных фонарей, можно было догадаться, что ее платье сшито из сиреневого шелка.
– Ты кое-что забыл, – произнесла женщина. Она достала носовой платок, тоже сиреневый, и поднесла его к лицу молодого человека. – Плюнь, – приказала она.
Убийца неохотно подчинился. Рука потерла ему щеку и поднесла платок к лампе.
– Темно-зеленый, – сказала женщина. – Очень странно. Насколько я знаю, Хэвлок, ты с треском завалил экзамен по скрытному перемещению.
– Мадам, могу я поинтересоваться, как вы это узнали?
– Где-то услышала, – небрежно ответила женщина. – Иногда достаточно поднести деньги к уху.
– Это верно, – подтвердил убийца.
– Так почему же ты его завалил?
– Экзаменатор решил, что я пытался его обмануть.
– Он ошибся?
– Нет, конечно. Я думал, в этом весь смысл.
– Он говорит, ты не посещал его занятия.
– О, посещал. Весьма прилежно.
– Он говорит, что ни разу тебя не видел.
Хэвлок улыбнулся.
– И что из этого следует, Мадам?
Знатная дама рассмеялась.
– Хочешь шампанского?
Раздался шорох – бутылку вытащили из ведерка со льдом.
– Благодарю, мадам, но нет.
– Как хочешь. А я выпью. А теперь… твой доклад.
– Я не верил собственным глазам. Я-то думал, это обычный дуболом. Впрочем, он и есть дуболом. Прямо видно, как мышцы принимают решение за него. Но он постоянно берет над ними верх! Мне даже показалось, что я наблюдаю за работой истинного гения, вот только…
– Что?
– Он всего лишь сержант, мадам.
– Не следует недооценивать его только по этой причине. Весьма удобное звание для умного человека. Оптимальный баланс власти и ответственности. Кстати, говорят, он умеет читать улицу сквозь подошвы башмаков и потому предпочитает, чтобы подошвы были очень тонкими.
– Гм. В городе действительно много разных поверхностей, но…
– Ты мыслишь чересчур формально, Хэвлок. Не то что твой покойный отец. Попробуй мыслить… мифологически. Он умеет читать улицу. Способен услышать ее голос, почувствовать ее температуру, считать ее мысли, разговаривать с ней через башмаки. Стражники суеверны. В этом они ничем не отличаются от других людей. Этой ночью на все участки Стражи в городе были совершены нападения. Распалили толпу, конечно, люди Загорло, а людская глупость и злоба сделали остальное. Но только не на улице Паточной Шахты. Киль открыл двери и впустил улицу в дом. Жаль, что я так мало знаю о нем. Мне сообщили, что в Псевдополисе его считали медлительным, задумчивым и чересчур благоразумным. А здесь он словно расцвел…
– Я прервал земной путь человека, что пытался срезать этот нераспустившийся бутон.
– Правда? Не похоже на Загорло. Сколько я тебе должна?
Тот, кого назвали Хэвлоком, пожал плечами.
– Допустим, доллар, – сказал он.
– Очень дешево.
– Он большего не стоил. Должен вас предупредить, скоро вы захотите, чтобы я занялся Килем.
– Но ведь такой человек, как он, никогда не встанет на сторону Ветруна и Загорло, верно?
– Он стоит на своей собственной стороне. И он осложняет ситуацию. Вы можете решить, что осложнения лучше… устранить.
Грохот колес по булыжникам лишь подчеркнул воцарившуюся после этого замечания тишину. Карета въехала в фешенебельную часть города, здесь было светлее и предназначенный для бедняков комендантский час соблюдался не слишком строго. Мадам гладила кота, развалившегося у нее на коленях.
– Нет. Он может нам пригодиться, – сказала она. – Все говорят мне о Киле. В мире, где мы все движемся окольными путями, он шествует прямо. А движение по прямой в мире кривых не может не иметь последствий.
