Первородный. Цена магии - Евгений Валерьевич Решетов
Лектор с осуждением в глазах посмотрел на парня, игравшегося со своей шляпой. Он заставлял её висеть в воздухе в десяти-пятнадцати сантиметрах над партой. Но после окрика преподавателя шляпа упала на парту, а сам парень с преувеличенным рвением склонился над тетрадью.
— Господа студенты! — снова громко сказал лектор, обведя аудиторию хмурым взглядом седого цербера. — Я не потерплю на своих занятиях выкрутасов с магией! В следующий раз буду сразу выгонять, невзирая ни на какие титулы и связи! Я понимаю, что людям, только-только пробудившим свой дар, тяжело совладать с желанием поиграться с ним, но держите это желание при себе! Ясно⁈
— Ясно, господин преподаватель, — нестройным хором ответили студенты, включая Шмидта, возмущённо поглядывающего на провинившегося паренька.
Внезапно мне стало интересно, а Шмидт-то — маг?
— Алексей, слушай, а что у тебя с магией-то? — задал я ему нейтральный вопрос, который можно трактовать по-разному.
— Алексей? — удивился он, выгнув брови дугой. Они аж взлетели сильно выше его очков. — Ты прежде никогда не называл меня по имени. Всё больше по фамилии или в крайнем случае по имени-отчеству.
— Ну надо же когда-то начинать? — улыбнулся я, поняв, что допустил ошибку.
Прежний я бы так не сказал.
— Лучше не надо звать меня по имени, — проворчал парень, а затем ответил на мой предыдущий вопрос: — Папенька к концу месяца должен купить ещё одну «синьку». И тогда я попробую пробудить свой дар. У меня есть хорошие шансы.
— А сколько всего у тебя будет попыток?
— Ты чего? Забыл? Отец же с самого момента моего рождения по одному зелью в год покупает, невзирая на то, что живём мы небогато. У меня будет семнадцать попыток.
— Ты точно пробудишь дар. В этом нет никаких сомнений.
— Математика с тобой не согласится. Имеется шанс, что у меня ничего не получится, — тяжело вздохнул Шмидт и следом уверенно добавил: — Впрочем, я даже без дара стану одним из лучших химиков Империи. Из университета-то меня не выгонят. Тут есть квота для тех, у кого дар так и не открылся. Авось изобрету какое-нибудь зелье и прославлюсь.
Его глаза замылились мечтами, намекая, что парень очень сильно жаждет вписать своё имя в историю отечественной, а то и мировой химии.
Однако все мечты Шмидта пропали, когда раскрасневшийся старичок-лектор слегка ослабил галстук и громко сказал:
— Напоминаю, что студенты, ещё не зарегистрировавшие свой дар, должны пройти к профессору Еремину! Он выдаст вам соответствующий документ, где будет прописана направленность вашего дара и прочие параметры. Есть ли среди вас те, кто ещё не был у профессора? Может, кто-то буквально на днях открыл в себе дар? У вас же сейчас самый подходящий для пробуждения возраст. Вы сумеете развить дар года за три, а потом будете только поддерживать его и оттачивать мастерство. А вот после двадцати одного года дар уже не открыть. И он перестаёт расти к этому возрасту. Так что не тяните! Всеми силами пытайтесь пробудить дар сейчас! Иначе у вас просто не хватит времени на то, чтобы полностью развить его!
Несколько человек подняли руки. И среди них была дивной красоты смуглокожая, длинноволосая брюнетка в белом платье, украшенном красными розами. Её породистое лицо сразу привлекло мой взгляд. Такой красавице можно и волосы в туалете подержать. Карие глазки дерзкого оленёнка, аккуратный носик, пухлые губки и длинные ресницы, похожие на стрелы.
Да и фигурка у неё что надо. И всё своё, природное. По крайней мере, на первый взгляд.
Правда, на её лице красовалось такое выражение, которое иногда возникает у кошек, когда они с эдаким высокомерием и ленцой смотрят на людей, словно делая им огромное одолжение, что замечают их существование.
Внезапно красавица заметила мой взгляд и холодно посмотрела на меня. Будто ледяной водой облила. А я дружелюбно подмигнул ей и показал жестом: мол, здорово, что у тебя открылся дар. Она удивлённо вскинула бровки, а потом совладала с собой и слегка кивнула мне, безмолвно говоря спасибо.
— Ого, мне показалось, что баронесса Морозова тебе кивнула, — изумился Шмидт, шумно сглотнув.
Его острый кадык прыгнул вверх-вниз.
— Да нет. У неё просто шея устала держать голову.
— Ну-ну. А ты чего руку-то не поднимаешь? Не стесняйся. Это твой локальный триумф.
Да, надо поднимать руку. А куда деваться? Раз уж пошла такая пьянка надо выходить из сумрака. Буду везде в университете рассказывать ту же историю, что скормил Шмидту. Она, оказывается, не такая уж и фантастическая.
— Ага, пять человек, — посчитал старик поднятые руки, в том числе и мою. — Что ж, сегодня же зайдите к профессору Еремину, а сейчас продолжим…
Он опять начал говорить об открытиях в области магии.
А я поймал на себе несколько удивлённых взглядов, брошенных студентами. Кто-то даже зло покосился на меня. Да и шут с ними. Меня они сейчас заботили меньше всего. Я вдруг почувствовал лёгкое беспокойство, связанное с паутиной лжи, возникшей вокруг моей персоны при моём же непосредственном участии.
Ишь чего! Видимо, лгать мне не по душе. Кажется, я совсем не Князь Лжи. Но ситуация требовала вранья. Не рассказывать же всем правду? Она такая, что буквально мозг взрывается. Я сам пока мало чего понимаю. Мне бы хоть уяснить, что у меня за дар такой странный. И на что он ещё способен? Наверное, надо будет сегодня где-нибудь в укромном месте провести пару экспериментов с ним.
Пока же я задумался над своим визитом к профессору Еремину. Интересно, он способен понять, что мой дар так же обычен, как трёхголовый телёнок с хвостом скорпиона и зубами тигра? Пёс его знает! Надо бы как-то прощупать почву.
— Шмидт, — шёпотом позвал я парня, тщательно скребущего перьевой ручкой по листу тетради.
Почерк у него оказался красивым, убористым, чуть ли не каллиграфическим. Мне аж завидно стало. У меня-то в тетради будто пьяная курица лапой писала.
